Центральной фигурой в этом ряду стоит «чудик» — герой одноименного рассказа, по выражению В. Распутина — «расшатанный и больной характер». Автор любовно выписывает его: «…с ним постоянно что-нибудь случалось. Он не хотел этого, но то и дело влипал в какие-нибудь истории». Потеряв 50-рублевую купюру, он боится заявить об этом, ибо «представил, как он огорошит всех этим заявлением, как подумают многие: „Конечно, раз хозяина не нашлось, он и решил прикарманить“».
«Да почему же я такой есть-то? — вслух горько рассуждал чудик. — Что теперь делать?» — Эти вопросы часто будоражат его мысли. В ответ на яростную реакцию снохи, недовольную тем, что он разрисовал детскую коляску («…по верху пустил журавликов — стайку уголком, по низу — цветочки разные, травку-муравку, пару петушков, цыпляток»), ему «опять стало больно. Когда его ненавидели, ему было очень больно. И страшно». И лишь в конце рассказа автор представляет нам «чудика»: «Звали его Василий Егорович Князев. Было ему тридцать девять лет от роду. Он работал киномехаником в селе. Обожал сыщиков и собак. В детстве мечтал быть шпионом». По характерологическому облику его можно расцепить как инфантильную (с чертами детской психики) личность с выраженным шизоидным радикалом.
У другого героя (рассказ «Сураз») — Спирьки Расторгуева, тридцати шести лет («а на вид двадцать пять, не больше», что свидетельствует о физическом инфантилизме героя), жизнь «скособочилась рано». Истоком отклоняющегося поведения подростка послужила психологическая травма, болезненное переживание своей незаконнорожденности. В школе он допускает безобразную выходку по отношению к пожилой учительнице, назвавшей его «маленьким Байроном», после которой его «немилосердно выпорола мать. Он отлежался и двинул на фронт. В Новосибирске его поймали, вернули домой. Мать опять жестоко избила его». Однако в конце концов она вынуждена была отступиться, после того как он пригрозил, что прыгнет с крыши на вилы. Первые подростковые поведенческие реакции протеста весьма быстро закрепились, содействуя формированию психопатического характера: «Рос дерзким, не слушался старших, хулиганил, дрался… потом посадили». Таким мы видим Спирьку перед драматическими событиями его жизни: внезапно вспыхнувшее чувство к приехавшей в Ясное учительнице пения Ирине Ивановне, объяснение, свидетелем которого становится ее муж, затем унизительная сцена изгнания из чужого дома («Ужас, что творилось в душе Спирьки! Стыд, боль, злоба — все там перемешалось, душило»). После несостоявшейся попытки отмщения вызревает решение покончить с собой («Собственная жизнь вдруг опостылела, показалась чудовищно лишенной смысла»). И печальный финал, осуществленная попытка самоубийства: «Нашли через три дня в лесу, на веселой поляне… Привезли, схоронили. Народу было много. Многие плакали».
«Психопаты» В. М. Шукшина — сложные, неоднозначные фигуры: их характеры наиболее колоритно проявляются в затруднительных ситуациях, высвечиваясь в разнообразных напряженных взаимоотношениях. Редко в каком герое рассказов Василия Макаровича не обнаруживается чувство разлада, раздерганности, озорничанья. Одни не выдерживают душевною разлома и кончают жизнь самоубийством (как это сделали Спирька и Колька Паратов, обаятельный парень из рассказа «Жена мужа в Париж провожала»), другие бесконечно мечутся, мучаются, неся в груди «тяжелое, злое чувство» (как Веня Збицкий из рассказа «Мой зять украл машину дров» или Серега Безменов — «Беспалый»), третьи время от времени «для разрядки» устраивают себе нечто похожее на «праздник души» (как Егор Прокудин из «Калины красной» или Максим Ярисов из рассказа «Верую» с его бесовской пляской вокруг стола: «Тут — или плясать, или рвать на груди рубаху и плакать, и скрипеть зубами»). Костя Великов, прозванный «Алешей Бесконвойным» «за редкую в наши дни безответственность, неуправляемость», слепо отстаивает свое право на отдых в субботние и воскресные дни, парясь по пять часов, «как ненормальный».
У многих персонажей возникает протест против человеческого хамства, равнодушия, унижения достоинства. Ванька Тепляшин (из одноименного рассказа) устраивает в больнице погром, не стерпев грубого обращения вахтера с его матерью: «Крик, шум поднялся… Набежало белых халатов…». Сашку Ермолаева (рассказ «Обида») продавщица оскорбила в присутствии маленькой дочери и в ответ — бурная аффективная реакция («Всего затрясло… Это при дочери его так!»), прерванная лишь насмерть перепуганной женой. Такую же острую вспышку ярости дает Колька Скалкин («Ноль-ноль целых»), наткнувшись на издевательское отношение к себе: «Колька взял пузырек с чернилами и вылил чернила на костюм Синельникова… даже не успел подумать, что он хочет сделать, как взял пузырек… Плеснул — так вышло».
Каждый характер героев В. М. Шукшина неповторим, оригинален, единственный в своем роде. Вот так выписывает автор Гриньку Малюгина: «по общему мнению односельчан он был человек недоразвитый, придурковатый… с длинными руками, горбоносый, с вытянутым, как у лошади, лицом. Ходил, раскачиваясь взад-вперед, медленно, посматривал вокруг бездумно и ласково». Пожар на бензохранилище высветил героизм его души, заодно обнаружив и склонность к сочинительству: он нагромождает одну фантазию на другую, среди которых импульсивное заявление («И ляпнул»): «Меня же на луну запускали». Довольный произведенным эффектом («У всех вытянулись лица, белобрысый даже рот приоткрыл»), он развивает свою мысль: «Долетел до половины, и горючего не хватило. Я прыгнул. И ногу вот сломал — неточно приземлился… Между прочим, состояние невесомости перенес хорошо. Пульс нормальный всю дорогу». Несколько иное фантазирование, носящее неодолимый, почти насильственный характер, встречаем в рассказе «Миль пардон, мадам!». Бронька Пупков, «еще крепкий, ладно скроенный мужик, голубоглазый, легкий на ногу и на слово», много скандалил на своем веку, дрался, «его часто и нешуточно били, он отлеживался», ждал ярких впечатлений, новых слушателей, в кругу которых излагал один и тот же сюжет — «насчет покушения на Гитлера». Бронька предается воспоминаниям с таким сладострастием, с таким затаенным азартом, что слушатели невольно испытывают приятное, исключительное чувство. После «протрезвления» он «тяжело переживал, страдал, злился… И два дня пил дома». По структуре своей этот характер близок к истерическому, точнее, к тому его варианту, который мы считаем целесообразным определять как «синдром: Мюнхгаузена».
Есть среди героев В. М. Шукшина и другие социально-психологические портреты. Анатолий Яковлев, прозванный на селе обидным, дурацким прозвищем «дебил», является воплощением образа нонконформиста, не воспринимающего чувство юмора, тонких переживаний односельчан. Страсть к демагогическим вывертам, неумение понять духовный мир окружающих людей демонстрирует Александр Щиблетов (из рассказа «Ораторский прием»). А вот другой социальный тип — Глеб Капустин, герой рассказа «Срезал», «толстогубый белобрысый мужик сорока лет, начитанный и ехидный», одержимый навязчивой идеей «снять скальпы» с приезжих именитых гостей деревни. Он ждал подходящего момента, радовался ему — «взмывал кверху, говорил негромко, но напористо и без передышки — его несло». В итого — долгожданная реакция изумления земляков: «Неизменно удивлял, изумлял. Восхищал даже. Хотя любви, положим, тут не было. Глеб жесток, а жестокость никто, никогда, нигде не любил еще».
Моня Квасов (рассказ «Упорный») не верит, что нельзя придумать «вечный двигатель» и занят его сооружением. Митька Ермаков («Сильные идут дальше») осознает себя исключительно человеком в мечтах, представляя, что он один знает средство от рака, заигрываясь этими представлениями до горячечного состояния. Николай Григорьевич Кузовников (из рассказа «Выбираю деревню на жительство»), выдернутый «великой силой» из деревни, ездит по субботам в трамвае на вокзал, беседует с сельчанами, которым высказывает свое намерение переехать в деревню, хотя «ничего подобного в голове не держал, но не ходить на вокзал он уже не мог теперь — это стало потребностью». У всех троих обнаруживается психопатологическая симптоматика, близкая к сверхценным идеям и встречающаяся чаще всего у паранойяльных психопатов, о которых мы будем говорить ниже.
