И вот всего лишь пять стран из двадцати двух – Швеция, Венгрия, Норвегия, Финляндия и Россия – которые считают себя счастливыми с детьми, а не без детей. Кстати, в этих пяти странах есть кресты на флагах или иной государственной атрибутике. Конечно, там, как и у нас, с почитанием Распятого и Воскресшего, наверное, проблем немало. Но сам факт креста на флаге или другой христианской символики, закрепленной как национальный символ, все-таки что-то говорит. Венгрия, Швеция, Норвегия, Финляндия и Россия – это страны, в которых люди печалятся без детей больше, чем с детьми, и именно наличие детей, их количество, их здоровье, их успешность влияют на так называемый «индекс счастья».

Есть такой расчет, кто где более счастлив. Люди, например, могут жить в очень богатой стране, пользоваться различными благами, но внутри оставаться несчастными. Где-нибудь на затерянном острове какие-то папуасы могут считать себя абсолютно счастливыми людьми, проживая всей семьей на восемь долларов в неделю. Вот такое совершенно различное отношение к этому индексу счастья. Так вот, друзья мои, к сожалению, огромное количество цивилизованных стран, оказывается, судя по техасским расчетам, предпочитают жить без нагрузки. Люди перестали служить и отдавать себя. Люди перестали воспринимать жизнь как служение и как подвиг. Им лучше прожить жизнь в кайф, проваландаться по жизни, как перекати-поле.

Идеология «childfree», которая была бы совершенно неприемлемой для человека еще совсем недавних времен, сегодня абсолютно усваивается многими, и поддерживается ими, и гнездится в душе на правах ответственного квартиросъемщика.

Не катитесь по жизни, как ковбой по прерии в Техасе. Тратьте свое молодое естество, пока вы молоды и здоровы, на составление здорового, христианского, единственного брака. Рожайте деток и лет через пятнадцать вздохните с удовлетворением: «Какой я молодец, что поступил вот так, а не так, как поступают по расчетам техасских ученых в большинстве так называемых цивилизованных стран». Счастья вам и вашим детям.

* * *

Но есть и другая крайность. Люди так хотят ребенка, что стремятся у Бога из горла «прямо с кадыком» вырвать это чадо! «Я хочу ребенка!» – прямо вот «вынь да положь». И вот, они идут на ЭКО^[55]. Но некоторые совестливые доктора говорят (мы ведь всего еще не знаем): «Несмотря на то что все технологично возможно, рождаются больные дети, и они умирают! Вот цена этого вытребованного ребенка! Подумайте сто раз! Вот вам статистика, вот вам мое слово как врача, который с этим сталкивается». Это очень серьезные вещи, об этом надо думать.

Государство бросает сейчас огромные деньги на ЭКО, поднимая численность населения. Может быть, это государственная программа, может быть, это большой бизнес. Все-таки это не такая дешевая вещь. Есть еще большая проблема судьбы эмбрионов, братьев и сестер, которым не суждено родиться. Оплодотворяют ведь ряд яйцеклеток – это одна из самых больших проблем в этом вопросе. Потому что совершается осеменение нескольких яйцеклеток, замораживание их в крионе (что потом с ними происходит – это какой-то фильм ужасов!). Это живые дети, замороженные в крионе, так и не помещенные в матку! Им не дано родиться, хотя их зачали! Какая-то злая фантастика! Что-то из романов Стивенсона про мистера Джекила и Хайда, нечто злое.

Об этом надо говорить. У меня нет никакой радости, никакого восторга по поводу «ах, мы родили ребенка благодаря ЭКО!» – потому что в этом есть отвратительная мистика…

* * *

Дети не являются главной и единственной целью супружества. Это латинская юридическая практика считает, что «брак без детей – это день без солнца»: Conjugium sine prole est quasi dies sine sole. Считается, что надо рожать детей – бездетный брак не оправдывает себя. А христианская точка зрения говорит совершенно противоположное: «Брак имеет внутреннюю ценность от отношения мужа и жены, независимо от наличия и отсутствия детей».

Брать на воспитание – тяжелое дело. Надо хорошо подумать и быть обоюдно согласными с этим крестом, потому что это чужая кровь – и она все равно будет в ребенке даже с нашим воспитанием.

То есть предполагается рождение детей – этого хочется, это мучает, это нужно, это, в общем, прекрасно, но если детей нет, брак не теряет своей сущностной цены. Просто добавляется перец в жизни, в отношениях супругов. Им тяжелее жить. С годами их будет, конечно, придавливать некая тяжесть. Мы с вами читали в Писании о том, что Авраам и Сарра до ста лет не могли родить ребенка и это была главная печаль Авраама. Но мы не можем сказать, что брак Авраама и Сарры был ущербным до рождения Исаака. В 100 лет они родили. Это был такой же полноценный, хороший, настоящий, искренний, верный, глубокий брак – как до рождения детей, так и после рождения. Если бы не было Исаака, это все равно был бы хороший брак.

То, что дети не являются главной целью супружества, мы видим, когда люди разводятся – и дети их никогда не удерживают. Хотя говорят такие вещи: «Давай ради детей поживем». Но ради детей сохранить семью не всегда получается. Если между мужем и женой что-то треснуло, то дети их не удержат. Дети не для того рождаются, чтобы держать папу возле мамы или маму возле папы.

Дети рождаются, потому что рождаются – Бог дает детей. Когда не было детей у Рахили, она подошла к мужу и говорит:

– Дай мне детей.

А он отвечал ей:

– Я тебе что, Бог, что ли, чтобы тебе дать детей? Я могу тебе дать близость, ласку супружескую, любовь, но детей даю не я^[56].

Брать на воспитание – тяжелое дело. Надо хорошо подумать и быть обоюдно согласными с этим крестом, потому что это чужая кровь – и она все равно будет в ребенке даже с нашим воспитанием. Мы лишь подретушируем этого ребенка, а до конца у него все равно будет нечто не наше. И мы это будем видеть с годами все больше и больше – это очень благородное занятие, но очень тяжелый крест. Как правило, легче брать на воспитание чужого ребенка, если свои есть. Тогда как бы общая семейственность, такая детская каша, она как бы шлифует этого бывшего «чужого» и делает его нашим. А когда их вообще нет, а только один взят на воспитание, тогда тяжело. Но можно.

Конечно, лучше всего, когда между мужем и женой такая степень теплоты и единства, что они неразлучно вместе, даже если Бог им детей не послал. А бывает, что дети родились, выросли и уехали. Тогда живут себе старички вдвоем, как старосветские помещики^[57]. Между мужем и женой должна быть такая степень близости и невозможности жить отдельно, чтобы после смерти одного второй долго не задерживался. Второму делать на земле, в принципе, нечего. Это серьезно. У Гоголя в «Старосветских помещиках» как раз говорится: когда бабулька умерла, муж ее, старик, никак не мог произнести слово «покойница». Он говорил, заикаясь, по слогам «по… по… поко…» и заливался слезами. И без нее он долго там не прожил.

Когда умирал известный философ Василий Васильевич Розанов, то его жена, сидевшая возле него, державшая его за руку, дежурила возле него. Он умирал в Троице-Сергиевой лавре.

– Я умираю, – говорил он ей.

А она отвечала:

– Да. Я тебя провожаю. А ты, пожалуйста, потом побыстрей забирай меня отсюда. Потому что сам человек умереть не может. Нужно, чтобы Бог его отсюда вытащил, как редиску с грядки. Поэтому тебе Бог дает смерть уже. А я пока остаюсь здесь. А что мне здесь делать?

Делать-то что мужу без жены, жене без мужа, если есть настоящие чувства? Хотелось бы, чтобы именно такие отношения были между людьми. А потом уже детки.

Детки – это вечная печаль. Нету их – печаль. Есть они – забота о них, тревога. Болеют они – мы сходим с ума. Ведут себя не так, как мы хотим – снова с ума сходим, и так далее. Мы очень часто видим в детях свои грехи. В них актуализируется, расцветает каждая наша ошибка. Все, что в нас было свернуто и скручено – в детях развернулось как серпантин. Мы видим воочию всю нашу глупость, умноженную в несколько раз, на детях. Поэтому с детьми вечная печаль.