<1936> Последняя дорога Два с половиной пополудни… Вздохнул и молвил: «Тяжело…» И все — И праздники и будни — Отговорило, Отошло, Отгоревало, Отлюбило, Что дорого любому было, И радовалось И жило. Прощание. Молебен краткий, Теперь ничем нельзя помочь — Увозят Пушкина украдкой Из Петербурга в эту ночь. И скачет поезд погребальный Через ухабы и сугроб; В гробу лежит мертвец опальный Рогожами укутан гроб. Но многим кажется — Всесильный Теперь уже навеки ссыльный. И он летит К своей могиле, Как будто гордый и живой — Четыре факела чадили, Три вороные зверя в мыле, Кругом охрана и конвой. Его боятся. Из-за гроба, Из государства тишины И возмущение и злоба Его, огромные, страшны. И вот, пока на полустанках Меняют лошадей спеша, Стоят жандармы при останках, Не опуская палаша. А дальше — может, на столетье — Лишь тишина монастыря, Да отделенье это третье — По повелению царя. Но по России ходят слухи Все злей, Звончее и смелей, Что не забыть такой разлуки С потерей совести своей, Что кровью не залить пожаров. Пой, Революция! Пылай! Об этом не забудь, Уваров, И знай, Романов Николай… Какой мороз! И сколько новых Теней на землю полегли, И в розвальни коней почтовых Другую тройку запрягли. И мчит от подлого людского Лихая, свежая она… Могила тихая у Пскова К шести часам обнажена. Все кончено. Устали кони, Похоронили. Врыли крест. А бог мерцает на иконе, Как повелитель здешних мест, Унылый, сморщенный, Не зная, Что эта злая старина, Что эта робкая, лесная Прекрасной будет сторона. <1936> Пирушка Сегодня ты сызнова в Царском, От жженки огонь к потолку, Гуляешь и плачешь в гусарском Лихом, забубенном полку. В рассвете большом, полусонном Ликует и бредит душа, Разбужена громом и звоном Бокала, Стиха, Палаша. Сражений и славы искатель, И думы всегда об одном — И пьют за свободу, И скатерть Залита кровавым вином. Не греет бутылка пустая, Дым трубочный, легкий, змеист, Пирушка звенит холостая, Читает стихи лицеист. Овеянный раннею славой В рассвете своем дорогом, Веселый, Задорный, Кудрявый… И все замолчали кругом. И видят — мечами хранимый, В полуденном, ясном огне, Огромною едет равниной Руслан-богатырь на коне. И новые, полные мести, Сверкающие стихи, — Россия — царево поместье — Леса, Пустыри, Петухи. И все несравненное это Врывается в сладкий уют, Качают гусары поэта И славу поэту поют. Запели большую, живую И радостную от души, Ликуя, идут вкруговую Бокалы, стаканы, ковши. Наполнена зала угаром, И сон, усмиряющий вновь, И лошади снятся гусарам, И снится поэту любовь. Осыпаны трубок золою, Заснули они за столом… А солнце, Кипящее, злое, Гуляет над Царским Селом. <1936> В селе Михайловском Зима огромна, Вечер долог, И лень пошевелить рукой. Содружество лохматых елок Оберегает твой покой. Порой метели заваруха, Сугробы встали у реки, Но вяжет нянюшка-старуха На спицах мягкие чулки. На поле ветер ходит вором, Не греет слабое вино, И одиночество, в котором Тебе и тесно, и темно. Опять виденья встали в ряд. Закрой глаза. И вот румяный Онегин с Лариной Татьяной Идут, О чем-то говорят. Прислушивайся к их беседе, Они — сознайся, не таи — Твои хорошие соседи И собеседники твои. Ты знаешь ихнюю дорогу, Ты их придумал, Вывел в свет. И пишешь, затая тревогу: «Роняет молча пистолет». И сердце полыхает жаром, Ты ясно чувствуешь: беда! И скачешь на коне поджаром, Не разбирая где, куда. И конь храпит, с ветрами споря, Темно, И думы тяжелы, Не ускакать тебе от горя, От одиночества и мглы. Ты вспоминаешь: Песни были, Ты позабыт в своей беде, Одни товарищи в могиле, Другие — неизвестно где. Ты окружен зимой суровой, Она страшна, невесела. Изгнанник волею царевой, Отшельник русского села. Наступит вечер. Няня вяжет. И сумрак по углам встает. Быть может, няня сказку скажет, А может, песню запоет. Но это что? Он встал и слышит Язык веселый бубенца, Все ближе, Перезвоном вышит, И кони встали у крыльца. Лихие кони прискакали С далеким, Дорогим, Родным… Кипит шампанское в бокале, Сидит товарищ перед ним. Светло от края и до края И хорошо. Погибла тьма, И Пушкин, руку простирая, Читает «Горе от ума». Через пространство тьмы и света, Через простор, Через уют Два Александра, Два поэта, Друг другу руки подают. А ночи занавес опущен, Воспоминанья встали в ряд. Сидят два друга, Пушкин, Пущин, И свечи полымем горят. Пугает страхами лесными Страна, ушедшая во тьму, Незримый Грибоедов с ними, И очень хорошо ему; Но вот шампанское допито… Какая страшная зима, Бьет бубенец, Гремят копыта… И одиночество… И тьма. |
