1926–1927 Семенов — Ленинград В нашей волости По ночам в нашей волости тихо, Незнакомы полям голоса, И по синему насту волчиха Убегает в седые леса. По полям, по лесам, по болотам Мы поедем к родному селу. Пахнет холодом, сеном и потом Мой овчинный дорожный тулуп. Скоро лошади в мыле и пене, Старый дом, принесут до тебя. Наша мать приготовит пельмени И немного поплачет любя. Голова от зимы поседела, Молодая моя голова, Но спешит с озорных посиделок И в сенцах колобродит братва. Вот и радость опять на пороге — У гармошки и трели, и звон; Хорошо обжигает с дороги Горьковатый первач-самогон. Только мать поглядят огорченно, Перекрестит меня у дверей. Я пойду посмотреть на девчонок И с одною уйду поскорей. Синева… И от края до края По дорогам гуляет луна… Эх ты, волость моя дорогая И дорожная чашка вина!.. <1927> «Засыпает молча ива…» Люблю грозу в начале мая… Тютчев Засыпает молча ива, Тишина И сон кругом… Ночь, пьяна и молчалива, Постучалась под окном. Подремли, моя тревога, Мы с тобою подождем, Наша мягкая дорога Загуляла под дождем. Надо мной звереют тучи… Старикашкой прихромав, Говорит со мною Тютчев О грозе и о громах. И меня покуда помнят, А когда уйдет гроза, В темноте сеней и комнат Зацветут ее глаза. Запоет и захохочет Эта девушка — и вот… Но гроза ушла. И кочет Утро белое зовет. Тяжела моя тревога О ненужных чудаках — Позабытая дорога, Не примятая никак. И пойму, Что я наивен. Темнота — Тебе конец, И опять поет на иве Замечательный синец. <1927> Ольха Очень я люблю И маму и поляну, Звезды над водою по рублю. Поискал бы лучше, да не стану — Очень я люблю. Потому не петь иные песни, Без любви, в душе окоченев, — Может быть, На этом самом месте Девке полюбился печенег. Отлюбила девушка лесная, Печенега полоня… Умерла давно-давно, не зная О глазах нерусских у меня. Только я по улицам тоскую, Старику бы не скучать так — старику… Не сыскать мне девушку такую, Вот такую — На моем веку! Запевай от этого, от горя, Полýночная птица соловей, Все края от моря и до моря Трелью расцарапанной обвей, Чтобы я без пива и без меда… Чтобы замутило по краям… Привела бы непогодка-непогода На поляну, к молодым ручьям, Где калина да ольха-елоха Не боится бури и грозы, Чтобы было на душе неплохо, Может быть, в последние разы. Проходи, косой весенний дождик, Поливай по тропке полевой. И не буду я, тоскуя, позже О деревья биться головой. Только буду, молодой и грубый, И заботливый, как наша мать, Целовать калину, будто в губы, И ольху любовно обнимать. … … … … … И еще хочу прибавить только К моему пропетому стиху, Что порою называю — Ольга — Розовую, свежую ольху. <1927> Лесной дом От резных ворот Через отчий сад И поля, где пасутся закаты, Я пошел вперед, Не взглянув назад — На соломой покрытые хаты. А когда ушел, Знать, попутал бес, — Ничего не вижу я, кроме, Что за лесом дол, А за долом лес И в лесу притаился домик. Тих и невелик, Словно птичий шаг, Он запрятал себя, беспокоясь. Ив и повилик Вышитый кушак Для соснового домика — пояс. Есть хозяйка в нем, — Будто с девьих плеч Сарафан на березу надели… Помнит хмурый дом: Семь веселых встреч Проходило в лесу на неделе. Но за часом — час, А за днем еще (И у времени много прыти) Старый день угас и румянец щек, Умирая, на памяти вытер. Только тихий дом Мне в стихи залез. Ничего не пишу я, кроме, Что за лесом — дол, А за долом — лес И в лесу — удивительный домик. <1927> «Айда, голубарь…» Айда, голубарь, пошевеливай, трогай, Бродяга, — мой конь вороной! Все люди — как люди, поедут дорогой, А мы пронесем стороной. Чтобы мать не любить и красавицу тоже, Мы, нашу судьбу не кляня, Себя понесем, словно нету дороже На свете меня и коня. Зеленые звезды, любимое небо! Озера, леса, хутора! Не я ли у вас будто был и не был Вчера и позавчера. Не я ли прошел — не берег, не лелеял? Не я ли махнул рукой На то, что зари не нашел алее? На то, что девчат не нашел милее? И волости — вот такой? А нынче почудилось: конь, бездорожье, Бревенчатый дом на реку, — И нет ничего, и не сыщешь дороже Такому, как я, — дураку… |
