5 Правительство временное — временная ширма, вторая революция — ширма на боку… Англия понюхала — пахнет жирно: разыграна по нотам оккупация Баку. Гладкое, жесткое, как яйцо дубовое, как бадья — главное действующее лицо, синее от бритья. За ним в мундирах узеньких на выходных ролях русские союзники по улицам пылят. Какая вас, Билл Окинсы, погода занесла? Они идут во все концы на нефтепромысла. Кичась походкой плавной (пускай навстречу норд), дубовый, бритый, главный действует милорд. Туда пускают Врангеля, Юденича сюда, а здесь качает Англия нефтью суда. Будьте покойны, о чем разговор? Войны как войны, как и до сих пор. И зимой и летом один колорит, Киплинг об этом еще говорит. Только, бритый мистер, выплюнь-ка трубку черную свою, я тебе балладу Киплинга по-своему спою. 6 Баллада об оккупанте Билл Окинсе Где шатается Билл Окинс? Черт дери, а мне-то что? Он гулял по Закавказью — покажу ж ему за то в бога, гроб, мать… Покажу ж ему за то. А при чем же тут Билл Окинс, если действует милорд? Надо лорду прямо в морду и, покуда хватит морд, в бога, гроб, мать — рвать, бить, мять. Раз — по морде, два — по морде, без каких-то там пощад, и в конце концов на лорде все монокли затрещат. В бога, гроб, мать — все монокли затрещат. 7 Бить наотмашь, чтобы друг на друга, чтобы лапы кверху, околев… Но британский (хитрая зверюга) драпанул обратно рыжий лев. За морями — океана близ, твоя жизнь проходит, полная красы, там себе поскуливай, облизывая нефтью вымазанные усы. По усам текло, а по зубам попало… Все в порядке — поскули со зла. Вспомни, Англия, как покупала за ладонь и пальцы — нефтепромысла. Но все ушло в предание, и замело следы. Британия, Британия, владычица воды. Дано тебе приданое — невесте молодой, так и владей, Британия, не нефтью, а водой. 8 Из Баку уезжая, припомню, что видел я — поклонник работы, войны и огня. В храме огнепоклонников огненный идол почему-то не интересует меня. Ну — разводят огонь, бьют башкою о камень, и восходит огонь кверху, дымен, рогат. — Нет! — кричу про другой, что приподнят руками и плечами бакинских ударных бригад. Не царица Тамара, поющая в замке, а тюрчанки, встающие в общий ранжир. Я узнаю повсюду их по хорошей осанке, по тому, как синеют откинутые паранджи. И, тоску отметая, заикнешься, товарищи, разве про усталость, про то, что работа не по плечам? Черта с два! Это входит Баку в Закавказье, в Закавказье, отбитое у англичан. 9 Ветер загремел. Была погодка аховая — серенькие волны ударили враз, но пристань отошла, платочками помахивая, благими пожеланиями провожая нас. Хватит расставанья. Пойдемте к чемоданам, выстроим, хихикая, провизию в ряды — выпьем «Телиани», что моря, вода нам? Выплывем, я думаю, из этой воды. Жить везде прекрасно: на борту промытом, чуть поочухавшись от развой толчеи, палуба в минуту обрастает бытом — стелет одеяла, гоняет чаи. Слушайте лирические телеграммы с фронта — небо велико, и велика вода. Тихо по канату горизонта нефтеналивные балансируют суда. И ползут часы, качаясь и тиктикая, будто бы кораблики, по воде шурша, и луна над нами просияла тихая — в меру желтоватая, в меру хороша. Скучно наблюдая за игрой тюленьей, мы плывем и видим — нас гнетут пуды разных настроений, многих впечатлений однородной массы неба и воды. Хватит рассусоливать — пойдемте к чемоданам, выстроим, хихикая, провизию в ряды, выпьем «Телиани», — что моря, вода нам? Выплывем, — я думаю, — из этой воды. |
