– Что ты сотворил со своими волосами, Майки?

Он тут же выпятил нижнюю губу, и Дейзи сразу же пожалела о своем обвинительном тоне.

Майки погладил свою коротко остриженную макушку.

– Это мама сделала. Сначала она хотела просто постричь меня, но потом нашла там ползающих мошек и сказала, что нужно все срезать.

– Так и сказала? – сжала губы Дейзи. – Где она?

– Еще в постели.

Дейзи отодвинула Майки и вошла в дом.

– Андреа, сойди вниз, – крикнула она.

– Это бесполезно, тетя Дейзи, – сказал Майки. – Я уже пытался ее разбудить, но она слишком крепко спит.

У Дейзи появилось нехорошее предчувствие.

– Жди здесь, – скомандовала она.

Побежав вверх через две ступеньки, она вошла в спальню Андреа. У нее заняло не более двух секунд, чтобы определить причину бесчувственного состояния молодой женщины. В ногах на постели лежали восемь пустых банок сидра и бутылка водки, тоже практически пустая. Дейзи посмотрела на жалкое тощее тело, скрюченное на грязной, заляпанной конфетами простыне. Она нащупала пульс и почти что разочаровалась, обнаружив его.

– Ох, Андреа, не заслуживаешь ты своего ребенка, и он уж точно тебя не заслуживает, – печально сказала она бездыханному телу.

Майки терпеливо ждал, сидя на нижней ступеньке, и грыз ногти.

– Пойдем, дорогой, мама все еще спит. Я тебя отведу в школу. Ты все собрал?

Он смотрел на свои изношенные ботинки, и Дейзи взяла его за подбородок и подняла его лицо вверх, чтобы он мог ее видеть.

– Майки?

Его щеки слегка покраснели, и он отвел взгляд.

– Она забыла дать мне денег на обед.

Дейзи запустила руки в карман и выудила оттуда несколько монет. Он протянул к ней ладонь, как уличный нищий, собирающий на пропитание.

В дверях школы Дейзи остановилась и отпустила руку Майки. Он молчал всю дорогу, и Дейзи не удалось вовлечь его в обычную беседу.

– Хочешь, я зайду с тобой в школу?

Майки такая перспектива испугала.

– Нет, спасибо, тетя Дейзи. Я теперь во втором классе, а буду выглядеть как маленький.

Он поправил свой ранец и, не оглядываясь, вошел в ворота и подошел к кружку мальчиков, которые были поглощены обменом сигаретных вкладышей.

– Я заберу тебя из школы, Майки.

Он обернулся и небрежно ей помахал. Дейзи надеялась, что не опозорила его. Конечно, он и сам мог дойти до дома – наверняка он уже делал это много раз, но ей отчаянно хотелось защитить его. В пять вечера начиналась ее смена в больнице, так что она как раз успеет забрать его из школы, угостить молоком с печеньем и вернуть его матери до начала работы. Она работала на двух работах, постоянно общалась с людьми, и это позволило ей этим летом не впасть в уныние. А ведь было бы так легко погрузиться во всепоглощающую депрессию – с ней уже случалось такое, когда она потеряла Джима, но тогда ей нужно было заботиться о маленьком Джери. Он был смыслом ее жизни, причиной вставать с постели утром. Да, тогда она осталась вдовой, но и матерью. А теперь она была одна и очень хорошо понимала, что сейчас Майки выполняет ту же функцию, что и Джери много лет назад. Дейзи отдавала себе отчет в том, что Майки ей нужен ничуть не меньше, чем она ему.

По дороге в супермаркет перед ней шла женщина с новорожденным малышом в коляске. И тут же она вспомнила о девочке, которую они оставили в Блэкпуле. Она часто о ней думала и сейчас еще раз мысленно задалась вопросом, что же с ней стало. Не было сомнений, что ее жизнь, едва успев начаться, окончилась бы на том шоссе, если бы Дейзи не оставила… хотя нет – поправила она себя, – не оставила, а бережно не положила ее на порог того пансиона. У нее не было причин сожалеть о своем поступке – убеждала она себя. По крайней мере, у ребенка появился шанс на жизнь, и это, безусловно, только к лучшему.

В 3:15 Майки вышел из школьных ворот и отдал Дейзи рисунок.

– Осторожно, он еще не высох, – предупредил он.

Дейзи держала бумагу горизонтально, чтобы не стекала краска.

– Как красиво, Майки, ты молодец!

Майки улыбался во весь рот.

– Это я и папа на мотоцикле. Смотри, вот, я сижу у него за спиной.

Вместо глаз у Карла было две точки, и большой полукруг символизировал его привычную широкую улыбку. Дейзи почувствовала, что на глаза выступают слезы.

– Твой папа здесь очень счастливый.

– Да, он же на мотоцикле, – ответил Майки со знанием дела. – Он всегда был очень счастлив, когда ездил на мотоцикле. Он и меня хотел научить его водить.

Все это Майки произнес без грусти и горечи, и Дейзи на секунду поверила, что с ним все будет хорошо.

– Смотри-ка, у тебя обеденные медали на рубашке, – сказала Дейзи, увидев на его рубашке следы обеда.

– Что у меня?

– Пятна от какой-то еды у тебя по всей рубашке. Раньше мы их называли обеденные медали.

Она попробовала стереть их платком, но безуспешно.

– Нет, не получится, я застираю их дома.

– Тетя Дейзи? – Майки семенил рядом, пока они шли домой.

– Да, дорогой.

– А ты сможешь помочь мне обложить учебники?

– Что-что?

– Учитель сказал, что мы должны обернуть учебники обоями, чтобы они не истирались. В прошлом году мне папа помог, а сам я не умею.

– О да, помню, Джери делал то же самое. У него прекрасно получалось. Он брал линейку и отмерял все так, чтобы получилось идеально. – Она взглянула на Майки. – Мы вместе с тобой сядем и придумаем, как обернуть учебники, хорошо? У меня где-то есть рулон старых обоев. Сегодня мы вряд ли успеем, мне к пяти на работу. А на выходных должно получиться.

Он остановился и выпятил нижнюю губу.

– То есть я не остаюсь у тебя на чай, тетя Дейзи?

– К сожалению, не сегодня, Майки. Но я уверена, мама что-нибудь вкусное тебе приготовит. Я ей на днях дала рецепт моего фирменного пирога. Может, она его испечет, – и, шутливо ущипнув его за щеку, улыбнулась ему: – Не грусти, Майки. Если ты так и пойдешь с выпяченной губой, на нее птички сядут.

Майки думал, что только плохие мальчики идут спать без чая, и он силился понять, что же такого он мог сделать, чтобы заслужить такое наказание. У тети Дейзи он пил молоко с печеньем, но ему все еще хотелось есть – вообще ему почти всегда хотелось есть. Хорошо еще, что в школе он заставил себя съесть тушеную баранину с картошкой на обед, хотя она была далеко не такая вкусная, как делает тетя Дейзи. У нее в мясе никогда не попадалось жил, которые надо жевать полчаса, прежде чем проглотить. Но сейчас он лежал на постели, и у него живот урчал от одной мысли даже об этой неаппетитной жидкой массе с кашеобразными клецками. Он, конечно же, не ожидал застать дома после школы вкусный домашний обед – он был не так наивен, – но обычно мать стряпала что-то более-менее съедобное. Иногда она даже закатывала пир горой и разогревала тушенку.

Сама она не ела, естественно. Майки не видел, чтобы ей в рот попадало хоть что-то кроме сигарет. Иногда она даже делала самокрутки, и мальчик завороженно смотрел, как она бросала щепотку на маленькую белую бумагу, заворачивала ее в тоненькую сосиску и зажимала между губами – и все это одной рукой. Майки казалось, это целое искусство. Даже папа так не умел, ему приходилось задействовать обе руки.

Из своей комнаты он слышал, как она бряцала чем-то на кухне и ругалась, открывая одну за одной дверцы шкафов. Она была явно чем-то расстроена, и Майки был рад, что мог укрыться от нее в своей маленькой комнате.

– Майки, я пошла в магазин, у меня сидр закончился, – прокричала она ему наверх. Можно было подумать, что сидр – это хлеб насущный. Хотя для его матери, скорее всего, он таковым и являлся. Он услышал, как она открыла входную дверь и, выходя, сказала ему:

– Ты можешь спускаться, думаю, у тебя было достаточно времени подумать. Могу взять тебе банку бобов, если хочешь.

Майки не знал, о чем он должен был подумать, но он встал с постели и спустился в кухню, прилипая босыми стопами к грязному линолеуму. Он открыл хлебницу и достал оттуда последний кусок – корочку, покрытую точками голубой плесени. Он счистил их и засунул засохшую корку в рот. Зайдя в гостиную, он удивился, что мама зажгла камин. Было непонятно, зачем она это сделала – вечер был достаточно теплый, но, видимо, ей было холодно. Как обычно, она забыла поставить на место решетку, поэтому ему пришлось сделать это за нее. Каминный коврик и без того был весь в пятнах от ожогов.