– Ее нужно кормить, – объяснила Мэри, стараясь, чтобы ее было слышно за шумом. – Роды произошли дома, 24 июля 1976 года.

Регистратор посмотрела на нее из-под очков в роговой оправе.

– Вы замужем за отцом ребенка? – замерла она с ручкой в руке, ожидая ответа.

– Нет, не замужем, – ответила Мэри, чувствуя жаркую волну смущения.

– Ясно. Отца вписывать в свидетельство о рождении? – и регистратор осмотрела комнату, словно ища подходящего на эту роль кандидата.

– Мм, нет, я…

Женщина перебила ее, решительно поставив два прочерка в строчки, где должна быть информация об отце. Когда чернила высохли, она просунула свидетельство под стекло, Мэри благодарно его забрала и поспешила из здания.

На набережной по пути домой малышка успокоилась, и Мэри расслабилась – впервые с тех пор, как она нашла ребенка у порога. Она остановилась и оперлась на перила, наблюдая, как на пляже играют маленькие дети. Пляж был покрыт загорелыми телами и яркими зонтиками – не видно было ни сантиметра песка. Теперь при звуках их оживленной болтовни у нее не возникало горечи невостребованной материнской любви. Ей пришлось ждать тридцать два года, и, наконец, она стала матерью, и в доказательство этому у нее было настоящее свидетельство о рождении. Элизабет Мэри Робертс стала ее дочерью.

Отогнув край пеленки, она посмотрела на малышку.

– Малютка Бет, ты теперь моя, больше тебя никто не обидит. Мы с тобой заживем прекрасной жизнью. – Она погладила ребенка по щечке и была вознаграждена улыбкой. – И однажды домой вернется твой папочка, и как же он удивится, увидев красивую маленькую девочку!

Бет пускала слюни и дрыгала ножками от радости. Мэри засмеялась:

– Да, как же он удивится. А у тебя будет лучший на свете папочка, мечта любой девочки.

Невыносимая жара вымотала Дейзи и значительно усложняла жизнь. Ей так хотелось, чтобы прошел дождь, хотелось еще раз почувствовать прохладную, покрытую росой траву под ногами, полить растения в саду, напитать влагой коричневые сухие листья. Вся страна, казалось, заросла грязью. Люди перестали мыть машины и чистить окна. Автобусы и поезда покрылись слоями пыли. Реки и водоемы высохли и напоминали выжженные, потрескавшиеся африканские равнины. Она с трудом передвигалась по улице с тяжелыми сумками в каждой руке, недоумевая, как в Испании люди живут в таком климате из года в год. Неудивительно, что им требуется прилечь днем.

Пластиковые ручки сумок впивались ей в ладони, и она почувствовала, что с шеи по спине начал стекать пот. Не имея свободной руки, чтобы его вытереть, она подняла плечи, закинула голову назад и повертела ею из стороны в сторону. Ей не терпелось прийти домой и лечь в прохладную ванну – не более двенадцати сантиметров глубиной, конечно же. Она не могла нарушать законы, установленные на время засухи.

Со дня катастрофы прошло четыре недели, и шрамы на ее теле постепенно заживали. Синяк на ноге бледнел, и она уже могла самостоятельно менять повязку. Эмоциональные шрамы, конечно, не заживут еще долго, возможно, никогда. Но Дейзи была бойцом по натуре. В конце концов, какой у нее выбор? Некоторым было еще хуже, чем ей. Бедный Сельвин все еще лежал в больнице со сломанным позвоночником, а Майки придется научиться жить без любимого отца, которого ему пришлось потерять в шестилетнем возрасте.

Подходя к его дому на улице Багот, она увидела, что он сидит на бордюре и закатывает стеклянные шарики в маленькую ямку у входной двери. Ряды краснокирпичных домиков с террасами выглядели абсолютно одинаковыми, отличаясь только цветом входной двери. Казалось, обитатели этих домов во что бы то ни стало хотели превзойти друг друга в выборе самого кричащего цвета. Дейзи остановилась перед входной дверью дома Майки, которая была выкрашена в тошнотворный горчичный цвет, и решила, что это – дом-победитель.

– Привет, Майки! – Она поставила сумки на пол и, пошарив в одной из них, вытащила шоколадку. – Я зашла к мистеру Сингху за леденцами, но у него их не осталось, представляешь?

Майки протянул руку и взял шоколад.

– Спасибо, миссис Даган.

– Пожалуйста, дорогой.

Она смотрела, как он пытается открыть упаковку. Наконец, он решил разгрызть ее зубами. Двух передних по-прежнему не было, поэтому ему пришлось потрудиться, но, в конце концов, упаковка поддалась.

– А что ты тут делаешь один, Майки?

Карамель склеила его челюсти, и он изо всех сил старался прожевать ее, чтобы ответить на вопрос.

– Все друзья ушли пить чай, а у меня нет ключа от дома.

– Какая жалость. А где же твоя мама?

– Не знаю, – пожал она плечами. – Она сказала, что оставит ключи под ковриком, но, видать, позабыла.

Дейзи заметила, с какой жадностью он поглощал шоколадку.

– Майки, а ты когда ел в последний раз?

– Ну… – почесал он голову. – На завтрак съел немного рисовых шариков, но молока, чтобы их залить, не было, поэтому пришлость есть так, руками. Потом Кевин дал мне половинку своего бутерброда и чипсов.

– То есть ты весь день не можешь домой попасть?

Майки кивнул, дожевал шоколадку и вытер рот рукавом шерстяного свитера. Дейзи присела рядом с ним на бордюр.

– Тебе разве не жарко в этом теплом джемпере?

Он ненадолго задумался.

– Ну да, наверное, но чистых футболок не было.

Дейзи решительно сжала губы.

– Я думаю, мне нужно поговорить с твоей мамой. – Она встала и протянула ему руку. – Пойдем, я отведу тебя к себе и приготовлю тебе нормальный обед.

– Но мама будет волноваться, куда я делся.

Дейзи смотрела на наивное мальчишеское лицо. Она точно знала, что Андреа Макинон даже не подумает волноваться о сыне, но Майки знать это не нужно.

– Тогда напишем ей записку.

Дейзи поковырялась в сумке, вытащила ручку с бумагой и нацарапала небольшой текст: «Майки у меня дома. Я приведу его попозже. Можете не волноваться. Дейзи Даган». Она подумала, заметит ли Андреа сарказм.

Майки съел обед с такой скоростью, что у него началась икота.

– Говорила тебе, не торопись.

Дейзи провела рукой по его волосам и заметила грязь у него на шее.

– Майки, ты когда в последний раз мылся?

– Что? А… мама говорит, что нам нельзя.

Дейзи поняла, что это первое правило, которое Андреа решила соблюдать.

– Можно, Майки. Все-таки мы должны продолжать за собой следить. Пойду наверх, наберу тебе ванну.

После того как он помылся, вытерся и надел старую футболку Джери, Дейзи села рядом с ним на диване.

– Тебе нравится ходить чистеньким?

– Да, спасибо, миссис Даган. Она немного велика, – добавил он, оттянув футболку.

– Называй меня тетя Дейзи, хорошо? Миссис Даган меня старит, а мне всего сорок пять.

– Сорок пять! Вы очень старая. Я думал, папа был старый, а ему всего-то тридцать шесть.

При упоминании отца он опустил взгляд и начал теребить край футболки.

Дейзи обняла его.

– Он так тобой гордился. Придет в паб и только и рассказывает, как ты сделал то, сделал это. Всегда хвалился твоими успехами в учебе. Ты ведь лучше всех в классе складываешь, да?

Майки кивнул и потер лоб. Дейзи убрала челку и посмотрела на шрам. Как и ее собственные, его раны начинали заживать. Неизвестно, сколько времени пройдет, прежде чем начнут заживать душевные раны.

Барбс была прирожденной управляющей, и никогда даже речи не шло о том, чтобы ей заниматься чем-либо другим. Она выросла в пабах и чувствовала себя там, как рыба в воде. А за стойкой бара в «Тавернерс» она была дома – в прямом и переносном смысле этого слова. Даже спертый запах пива и грязные подносы лишь напоминали ей о счастливых временах. Поэтому, когда Триша попросила ее помочь в пабе, пока Сельвин в больнице, Барбс неимоверными усилиями сдержала приступ радости и с огромным удовольствием сказала мерзкому мистеру Рейнолдсу, куда он может засунуть свою работу.