Дейзи не сразу поняла, что находится в перевернутом положении. Давление на глаза зашкаливало, и ей казалось, что еще секунда – и они вылетят из глазниц. Едкий запах горящей резины заполнил ноздри, часть левой ноги выше колена потеряла чувствительность. Прищурившись, она попыталась рассмотреть ногу сквозь дым и увидела багровую рану, из которой сочилась кровь – темная и густая. Она не могла вспомнить, где была или куда ехала, но она была в автобусе, который словно попал в центрифугу стиральной машинки.

Хуже всего было то, что этот хаос и разрушение сопровождались оглушительной тишиной. Вместе с рассеивающимся дымом начало проясняться и в памяти у Дейзи.

Они ездили в Блэкпул, поэтому они в автобусе. День прошел замечательно, но какое-то смутное ощущение не давало ей покоя. Она чувствовала, что это было что-то важное, но ей не удавалось вспомнить, что же именно. Звук приближающейся сирены отвлек ее от собственных мыслей. Кто-то рухнул на пол рядом с ней. Непонятно, был это пол или крыша? Она попробовала сесть и аккуратно перевернула упавшего лицом вверх. Это был Гарри. Его глаза были широко открыты, и казалось, он потерял способность их фокусировать. Никаких ран на теле не было.

– Гарри? Ты в порядке? – осторожно спросила она. Ее голос звучал тихо и безжизненно, словно он был и не ее вовсе. Она ослабила узел на галстуке и расстегнула верхнюю пуговицу. – Гарри, это я, Дейзи. – Она прижала два пальца к его шее и молилась о том, чтобы получилось прощупать пульс, но кожа уже была холодной. – О, Гарри, – прошептала она. Его последний день на земле закончился трагично, но, по крайней мере, это был день, наполненный радостью и единением с другими. При мысли о том, что сейчас он был уже в объятиях его любимой Эльзы, она слабо улыбнулась. Она достала платок из кармашка на его пиджаке и накрыла им лицо. – Спи спокойно, дорогой.

Несмотря на то что глаза Дейзи щипало от дыма, она осмотрела автобус и заметила, что лобовое стекло полностью выбито, оставались лишь осколки, торчащие по резиновым краям огромной дыры. И тут она увидела его, лежащим поперек сиденья, с торчащим из плеча куском металла и глубокой раной на лбу. Кровь текла прямо ему в глаза, но он даже не пытался вытирать ее.

– Джери? Джери, это мама. Скажи что-нибудь.

Почему никто не слышал ее? Она попыталась встать, но что-то пригвоздило ее к полу. Она не знала что. Возможно, она была парализована.

Дейзи еще раз осмотрелась. Запах горящей резины сменился выхлопными газами, которые, смешавшись с теплым воздухом, очень затрудняли дыхание. Снаружи начали стучать, но никто не реагировал. Ей все стало ясно. Она закрыла глаза и прислонила голову к разбитому окну. Конечно, она не могла чувствовать боли. Как можно быть такой глупой? Нельзя ничего почувствовать, если ты уже умер.

Триша подняла голову, но она тут же откинулась назад, как игрушечный шарик на пружине, и громко стукнулась об окно. Последнее, что она помнила, – скрежет металла по дорожному покрытию, когда автобус перевернулся и проехал сколько-то на крыше. Было темно, но на противоположном сиденье она увидела Барбару. Ее левая рука была закинута за голову под неестественным углом. Зеленое платье задралось, и Триша увидела ее кружевные розовые трусы. Не без злорадства она рассмотрела и ямочки на ее бедрах – явные признаки целлюлита. Барбс была бы вне себя, если бы узнала, что Триша их видела.

Невероятными усилиями она подалась вперед и одернула ей платье. Затем она повернулась к мужу и потянула его за руку.

– Сельвин, ты в порядке? – Рот ей не подчинялся, слова казались чужими. Ответа не было. – О боже, Сельвин, не умирай. – Она приложила ухо к его груди в надежде услышать ритмичные сокращения мышцы и убедиться, что он жив.

Лорейн уставилась на место, где когда-то было лобовое стекло. Она видела фары машин, проезжающих во встречном направлении. Они двигались медленно, чтобы зеваки, сидящие в них, могли получше рассмотреть кровавое мессиво. Она была зажата ремнем безопасности, но под весом тела, растягивающего его, не могла его расстегнуть. Ей оставалось только вслепую размахивать руками.

– Мама, папа, где вы? Вы ранены?

Сзади донесся голос Триши:

– Ты как, Лорейн? Твой папа тут. Он… я думаю, он дышит.

Барбс зашевелилась, услышав голос дочери.

– Лорейн, это ты? – Ее голос звучал так, будто она проглотила лопату песка.

– Я впереди, мам. Я в порядке, но не могу найти Петулу.

Голубой свет сирен осветил внутренности автобуса. Все сразу стали мертвенно-синими. Двое медиков склонились над кем-то на дороге перед автобусом. Лорейн не было видно, что они делают, но она не могла понять, что могло быть важнее, чем помощь тем, кто оказался заперт в автобусе. Один из врачей встал, покачал головой и дал какой-то знак коллеге. Молодая девушка, которая казалась не сильно старше самой Лорейн, подошла к ним и тут же закрыла рот рукой. Ее коллега ободряюще обнял ее за плечи, взял у нее простынь и накрыл что-то, лежащее на дороге.

У Лорейн тут же сложилась мозаика в голове.

– Нет, только не Петула, – завыла она.

Барбс пыталась повернуться к дочери, но ее рука была неестественно согнута за головой, и она не могла ею пошевелить.

– Лорейн, в чем дело? Ты нашла Петулу?

– Она погибла, мам, – всхлипывала Лорейн. – Она лежит на дороге перед автобусом. Ее, скорее всего, выкинуло через лобовое стекло.

Барбс закрыла глаза и вспомнила малышку Петулы. Если бы им удалось убедить ее взять ребенка с собой, крошка уже была бы мертва. Какая бы судьба ее ни ждала, она вряд ли была хуже той, что постигла ее мать. Барбс ужасно хотелось обнять Лорейн. Она слышала, как та тихо оплакивала подругу, и ей не терпелось успокоить ее.

Автобус стал раскачиваться из стороны в сторону – пожарный пытался открыть заднюю дверь.

– Мы скоро вас вытащим. Может мне кто-то сказать, сколько внутри пассажиров?

Барбс прищурилась от света его фонаря и закрыла глаза рукой.

– Нас… было… десять.

Тут она почувствовала, что кто-то схватил ее за щиколотки, и инстинктивно подняла ноги. Из-под искореженного сиденья на нее смотрели ничего не понимающие глаза, полные ужаса.

– Майки! Слава богу. Ты в порядке?

– Наверное, но у меня болит голова. Что случилось? – Он потер пальцами лоб и посмотрел на них. – У меня течет кровь. И у меня выпал еще один зуб, – объявил Майки, исследовав языком рот.

– Автобус разбился, Майки, но пожарные уже здесь и скоро нас вытащат. Все будет хорошо. – Она потянулась и взяла его за руку. – Я здесь, Майки, и я позабочусь о тебе.

Барбс видела, что он изо всех сил пытается держать себя в руках, но следующий вопрос он задал срывающимся голосом:

– А где мой папа?

На следующее утро Альберт стоял с чемоданом на ступеньках и медлил – ему явно не хотелось уезжать. Мэри же больше всего хотелось спустить его с лестницы, как вышибалы вышвыривают нарушителей порядка из ночных клубов.

– Мэри, по поводу прошлой ночи… – начал он.

Мэри еле сдерживалась, чтобы не застонать от нетерпения. Ей было не до выяснения отношений.

– Альберт, пожалуйста, не говори ничего, о чем мы оба потом пожалеем.

Он многозначительно кивнул.

– Я всегда буду помнить тебя, Мэри, и, конечно, если я когда-нибудь еще вернусь в Блэкпул…

– Да, да, конечно, обязательно заезжай, – пробормотала она, закрывая дверь и не пытаясь скрыть свое нетерпение.

Он положил ладонь на дверь.

– Я надеюсь, что то, что между нами произошло прошлой ночью, поможет тебе жить дальше, Мэри, – сказал он мягко, но твердо. – Томас умер, он никогда не вернется.

Мэри прикусила нижнюю губу и смотрела на свои ноги, не желая видеть жалость в его глазах.

– Я знаю, – наконец прошептала она.