Весь окровавленный паркет в прихожей был снят. То же касалось стен, входной двери и разбитого дверного косяка.

Вистинг спросил Рённингена. Рабочие его не видели.

Следователь набрал номер, сохраненный в памяти телефона. В этот раз ответили сразу.

– Есть какие-то новости? – спросил ведущий ток-шоу.

– Я нахожусь возле вашего дома, – объяснил Вистинг. – Работы идут полным ходом.

– Хорошо. Страховая компания согласилась все заменить.

– Вы сейчас в Осло?

– А что такое?

– У меня есть еще несколько вопросов, кроме того, мы должны снять ваши отпечатки пальцев.

– Вот как. Я приеду ближе к вечеру, – сказал Томас Рённинген и предложил время.

Они договорились, и Вистинг положил телефон обратно в карман куртки.

Вверху над плато, обрамленным густым лесом, кружила стая черных птиц. Следователю подумалось, что они напоминают его самого. Так же ищут что-то.

Вместо того чтобы вернуться к машине, Вистинг пошел по тропе на запад до ближайшего дома. Плотный черный дым шел из трубы, ветер подхватывал и развеивал его.

Вистинг прочел показания, взятые Беньямином Фьеллем у Юстейна Хаммерснеса. Вкратце речь шла о том, что он поехал в дом в пятницу вечером, как он делал каждые выходные начиная с лета. Они с женой разводились, но пока имущество не было разделено, он по-прежнему жил с женой и двумя дочерьми семи и девяти лет на вилле в Бэруме. Долго тянущиеся выходные было тяжело вынести, поэтому он принял решение проводить их за городом.

В письменных показаниях не упоминалось о кратковременном пребывании на заправке возле съезда на Ларвик. Вероятно, эта деталь показалась Хаммерснесу незначительной. Она и была такой. Квитанция, найденная возле тропинки у парковки, оказалась ложным следом.

Вистинг узнал мужчину по видео с камеры наблюдения, когда тот открыл ему дверь. Сейчас на нем была другая одежда: свободные спортивные штаны и толстый свитер.

Этим домом, вероятно, владело уже несколько поколений Хаммерснесов, о модернизации не было и речи. Гостиная была меблирована в крестьянском стиле, с вышитыми сонетками, медной посудой и старинной кухонной утварью по стенам. Воздух был сырым, в нем витал странный едкий запах, источник которого Вистинг не смог обнаружить.

Юстейн Хаммерснес подошел к открытому камину, поворошил угли так, что пламя встрепенулось, и кинул еще пару поленьев.

Вистинг сел за продолговатый сосновый стол. На нем были разложены последние газеты. Одна из них была раскрыта на статье, проиллюстрированной фотографией Кристине Тиис.

– Вы не вернулись обратно в офис?

Юстейн Хаммерснес сел напротив следователя.

– Я бы хотел быть в другом месте, но сейчас осенние каникулы, а жена, то есть бывшая жена, работает учительницей. Мы в процессе развода и по-прежнему живем под одной крышей. Невыносимо сцепляться друг с другом. А я и отсюда могу работать благодаря широкополосному Интернету. Вообще-то мне нравится здесь находиться, хотя сейчас удовольствия мало.

– Почему же?

– Дом не очень пострадал после взлома, но думать о том, что кто-то здесь побывал, невыносимо. Это затмевает все хорошие воспоминания, связанные с этим местом, с Эльсой и детьми, с моим детством. Сейчас я даже рад тому, что дом продадут, чтобы разделить имущество между нами.

Юстейн Хаммернес посмотрел на столешницу, пряча взгляд. Когда он снова поднял голову, глаза блестели.

– Здесь пусто, – сказал он уставшим голосом.

Его взгляд скользнул мимо Вистинга. Мужчина смотрел на настенную полку. Светлое пятно на ней свидетельствовало о том, что там раньше стояла какая-то вещь.

Хаммерснес вновь поднялся с места.

– Они забрали даже мою стеклянную каплю, – произнес он и подошел к опустевшей полке. – Я получил ее от отца тем летом, когда мне исполнилось восемь, после того как впервые смог переплыть пролив.

Он сделал неопределенное движение головой в сторону моря.

– Это единственная награда, которую я когда-либо выигрывал, – продолжал Хаммерснес. – Я отлично плавал, но никогда не занимался спортом. Мой отец был стеклодувом. Дома в Хёвике у него была своя мастерская. Я часами мог сидеть и смотреть, как он придает текучему раскаленному стеклу прекраснейшие формы.

Юстейн Хаммерснес прочистил горло.

– Капля была одним из самых прекрасных его творений, – продолжил мужчина. – Отец обращался со стеклом как с благородным металлом. Плавил его, придавал форму, шлифовал и выдувал с любовью и заботой. Вручив мне каплю, он сказал, что я могу собрать в нее все свои мечты. Наполнить ее мыслями и надеждами, и она никогда не переполнится. Теперь ничего нет, ничего.

Вистинг позволил владельцу дома выразить словами чувства, которые тот испытывал, и только затем начал задавать вопросы.

– Вы останавливались где-нибудь по дороге сюда?

– Я заезжал в супермаркет «Меню» на Хольмене и немного закупился. Вещи я собрал утром, а вечером отработал несколько сверхурочных часов, прежде чем отправиться сюда.

– Вы больше нигде не останавливались? На заправке, например?

– Останавливался, – вспомнил Хаммерснес. – Я остановился на заправке «Эссо», когда съехал с магистрали.

– Почему?

– Я так почти всегда делаю. Останавливаюсь и покупаю себе немного готовой еды, тогда мне не приходится готовить самому.

– Что вы купили?

– Обед с хот-догом, упаковку пастилок. Это важно? Полицейский, с которым я говорил в субботу, не уделял столько внимания таким деталям.

– Поначалу это было совсем не важно, но потом мы нашли квитанцию с заправки «Эссо» на тропинке поблизости, – пояснил Вистинг. – Существовала возможность, что квитанцию мог обронить преступник или его жертва. Мог и кто-то еще, разумное объяснение.

Вистинг прошел по оставшейся части показаний мужчины. Просил его вспомнить, не встречались ли ему машины по пути, может быть, он слышал звуки, которые могли бы быть связаны со взломами или убийством. В конце концов ему пришлось констатировать, что Хаммерснес не может сообщить больше ничего нового.

Когда беседа была окончена, огонь в камине угас. Вистинг встал из-за стола и поблагодарил за уделенное время.

– Выйду с вами, – сказал Хаммерснес. – Мне нужно проветриться.

Две пары легкой летней обуви для девочек стояли в коридоре возле больших сапог Хаммерснеса. Вистинг подумал, что девчонки не будут бегать по гладким камням или барахтаться в полосе прибоя, когда дом продадут. Росчерк пера враждующих родителей стер будущие воспоминания о лете.

Хаммерснес натянул сапоги и проводил Вистинга на улицу. Какое-то время они шли друг за другом по тропе, не произнося ни слова, потом Вистинг попрощался и направился к автомобилю.

Кому-то удалось раздобыть номер журнала «Смотри и слушай» с летним репортажем из дома Томаса Рённингена. Раскрытый журнал лежал в переговорной. На самой большой фотографии ведущий сидел ближе всего к фотоаппарату, во главе длинного стола, сервированного блюдами с креветками и крабами. Гости поднимали наполненные белым вином бокалы. Небо позади было голубым. «Летняя идиллия в Вестфолле», гласил заголовок.

Комната за комнатой Томас Рённинген показывал читателям свой дом. На одной из фотографий он сидел в глубоком кресле перед заполненными книжными полками и листал детектив. Статья рассказывала о том, что Рённинген сейчас и сам пишет книгу, но пока что содержание и тема книги остаются тайной.

«Известный ведущий с радостью принимал гостей в своем летнем раю», – сообщала газета и давала целый список, практически идентичный тому, что получил Вистинг.

Следователь прочитал половину репортажа, прежде чем его прервал телефонный звонок. Звонил Лейф Мальм из органов нутренней безопасности полицейского округа Осло.

– Наружка потеряла Руди Мюллера, – доложил коллега. – Он покинул квартиру полчаса назад. Гораздо раньше, чем обычно, нам не хватило людей. Он был в кофейне «Дели де Лука» на улице Богстадсвейен, потом отправился в центр. Они потеряли его возле Национального театра.