Молодые модницы демонстрируют популярную стрижку «боб»

1924 год.

Архив О. А. Хорошиловой

Изящнее одевались прикормленные партией писательницы, звезды театров и пока не запрещенной эстрады, жены политработников и великолепные светские тусовщицы, помнившие детские корсетики начала века и бальные туники предреволюционной поры. Помнившие изысканную красоту. Такие знали чувство меры и превосходно отличали истинное искусство кроя от пошлой подделки. Таких обслуживали дорогие портные – частным образом, на квартирах. С проголодавшимся удовольствием они сочно резали драгоценный текстиль и шили строго по меркам, терпеливо выслушивая «еще бы вот это и там немного». Казалось, что не было ни революции, ни Гражданской, дамы все такие же нахально требовательные, ухоженные, лессированные, великолепные.

Эффектная советская модница в меховом пальто и валенках, имитирующих боты на высокой шнуровке

Фотография В. М. Коваленко, 1929.

Коллекция А. А. Классена (Санкт-Петербург)

Лучшие портные работали в Москве. Их дореволюционные петроградские конкуренты, обшивавшие двор, покинули страну в 1917–1920 годах, те же, кто оставался, не имели возможности работать в полную силу таланта – не хватало средств, да и клиентов, сровни московским, тоже было наперечет.

Считалось престижным заказывать костюмы у москвички Надежды Ламановой. Несмотря на свое неблагополучное с большевистской точки зрения прошлое, она продолжала активно работать – частным образом и образом государственным, курируя создание моделей при подсекции «Игла» и возглавляя «Мастерские современного костюма» при художественно-производственном подотделе ИЗО Наркомпроса. У нее «одевалась» почти вся культурно-партийная Москва – актрисы Александра Хохлова и Анель Судакевич, Мария Андреева, жена Горького, и Эльза Триоле, будущая жена Луи Арагона. Лиля Брик отплясывала в ламановских творениях шимми и фокстрот, по улицам ходила в очаровательных шляпках-клошах и демонстрировала «народные» платья от «мамы Нади» в игривой антинародной манере – слегка обнажив пухлое плечико. В ее записной книжке значились и другие добротные фамилии добротных портных. Однако Брик не всегда была ими довольна. В письме 1924 года, адресованном Маяковскому, она жаловалась, что ей скверно сшили шубу: «Не так положили ворс, и когда я в первый раз надела ее, то вызвала в трамвае бурные восторги своими голыми коленками, а домой пришла в платье, обернутом как кашне вокруг шеи! Опять приходится переделывать»[58].

Гитара была неизменной спутницей советских нэпманш

Середина 1920-х годов.

Архив О. А. Хорошиловой

Советская щеголиха в модной шляпке-«клош»

2-я половина 1920-х годов. Архив О. А. Хорошиловой

Нэпманша в модной диадеме и жемчужном сотуаре. Волосы коротко острижены в стиле «итон»

Середина 1920-х годов. Архив О. А. Хорошиловой

Большинство баснословно изысканных нарядов Брик доставала за границей, там же покупала косметику, и своим умело раскрашенным личиком и всей своей художественной раскованностью соблазняла мужчин без устали. Под ее чары попал, правда ненадолго, и мой двоюродный дед, искусствовед Николай Пунин, ценитель лессированной женской красоты. О Лиле Юрьевне он отзывался с влажной чувственностью: «Зрачки ее переходят в ресницы и темнеют от волнения; у нее торжественные глаза; есть наглое и сладкое в ее лице с накрашенными губами и темными веками».

Когда Брик находилась в Москве, а Маяковский в Париже, она с кошачьим мурлыканьем выпрашивала у него «вещичек»: «Скажи Эличке (Эльзе Триоле. – О.Х.), чтоб купила мне побольше таких чулок, как я дала тебе на образец, и пары три абсолютно блестящих, в том смысле, чтобы здорово блестели и тоже не слишком светлых.

Заведующие складами при Петроградском союзе рабочих потребительских обществ. Обращают внимание хорошо скроенные костюмы и белоснежные сорочки, столь редкие в Петрограде тех лет

1919–1920 годы. Архив О. А. Хорошиловой

Купи еще штуки 3 др. р [азных] р [азмеров?]». Она выпрашивала у поэта «автомобильчик Фордик», но получила машину не хуже – «Реношку». Маяковский купил его в Берлине в 1928 году.

К услугам Бриков, московских артисток и нэпманш было множество столичных ателье, мастерских и магазинов. Лучшие (и дорогие) корсеты покупали в «Мастерской Базловой» на углу Большой Никитской и Газетного переулка. В 1922 году корсетный пояс стоил там от 800 рублей, подвязки – от 200 рублей, бюстодержатели – от 350 рублей. Корсеты и нижнее белье можно было заказать в «Ателье А. И. Феногеновой» в Леонтьевском переулке, 13. Платья, костюмы, манто, а также «заказы на полное приданое» принимали в магазине «Дамский мир» (Космодемьянский переулок, 6), в ателье Е. М. Тригубова (Большая Дмитровка, 7, кв. 51). Верхнее женское платье предлагали «Ателье Ян Чейка» в Леонтьевском переулке, 24 (в рекламе сообщалось, что пошив производится под наблюдением Яна Августовича Аугуста), меховыми вещами торговал И. Наместников (Кузнецкий переулок, 3).

Мужское белье покупали в «Жокей-клубе» (Столешников переулок, 7), готовую одежду предлагал магазин «Эсперо» (угол Большой Дмитровки и Салтыковского переулка), костюмы шили в мастерской «Л. Бинуто» (Малый Чернышевский переулок, 9), у А. И. Куприанова (Малая Бронная, 27), который обещал исполнять заказы «быстро и аккуратно по новейшим журналам Парижа и Лондона, изящный крой, цены умеренные».

Леля и Нина Усачевы на курорте в Кисловодске

1929 год. Архив О. А. Хорошиловой

Реклама ателье «Плиссе» А. Тушнова

Москва, 1927. Архив О. А. Хорошиловой

Реклама корсетов 3. И. Базловой

Москва, 1929. Архив О. А. Хорошиловой

Множество частных ателье открылись на Петровке – «Модельный дом А. И. Гребень» (дом № 7), «Товарищество Ямпольский» (дом № 4), мастерская дамской верхней одежды «А. П. Хаспеков» (дом № 5), магазин дамских шляп «Жофрен» (дом № 16), магазин шляп, шапок и меховых изделий «Дерби» (дом № 16), магазин «Liberty» и «Кожаные изделия П. В. Грязнов, Д. Ф. Бойков и К°» (в Пассаже, бывшем Солодовникова).

«Шикарную дамскую и мужскую обувь художественного исполнения» покупали у Шмелева на Тверской, 41, в магазине «Товарищества Ф. И. Колесникова» (Покровка 23/25). Товарищество «Н. В. Золотарский и Кº» предлагало парфюмерию «качества довоенного времени». Эта ходкая формулировка часто встречается в объявлениях эпохи НЭПа – «довоенного качества» были шубы, галоши, пенсне, панталоны. Тогда тихо скучали по «старорежимной» красоте, царскому качеству, и коммерсанты бессовестно этим пользовались.

В Москве почти одновременно с Парижем и Нью-Йорком открылись косметологические кабинеты, в которых опытные врачи, словно пекари, массировали, шлепали и взбивали тестяные лица, плечи, руки, лепили из грубозамешанных нэпманш дам большого кремлевского света. Были, к примеру, известны косметологические салоны О. В. Бессмертновой на Арбате, М. К. Федоровской и С. И. Златоперовой на Петровке.