Мадам де Лимантур в роскошном энене

Журнал Vogue (Paris), 1923. Национальная библиотека Франции

Графиня де Гейнерон и мадемуазель Эймон де Фосиньи-Люсанж в нарядах бургундских принцесс

Журнал Vogue (Paris), 1929. Национальная библиотека Франции

Участницы «Бала цветов» в костюмах, навеянных поздним готическим Средневековьем

Журнал Femina, 1924. Архив О. А. Хорошиловой

В 1923 году Дом моды Beer предложил вечернее платье «Рембрандт» – длинное, прямого силуэта, перехваченное ниже талии кушаком, с отлетной кокеткой на спинке. Единственное, что роднило его с эпохой великого живописца, – это украшенные серебряной вышивкой манжеты, напоминавшие краги мушкетерских перчаток. Кстати, в тот период в моду вошли и сами перчатки а-ля мушкетер – в них дамы управляли авто. В том же году Жан Пату придумал восхитительное нарядное платье для актрисы Леоноры Хьюз. Сшитое из черного бархата с широким отложным воротником-«раба» и манжетами из дорогого венецианского кружева, оно напоминало дублеты фламандских буржуа и английских аристократов кисти Ван Дейка. Собственно, творение Пату и было примером новой волны «вандей-кинга» – стиля, возникшего еще в XVIII столетии как бы в подражание художнику и его образам.

Но, пожалуй, самым востребованным среди всех исторических костюмов была венецианская баута целиком либо отдельные ее части. И в этом двадцатые лишь следовали прошлому. В январе 1921 года в нью-йоркском отеле «Ритц-Карлтон» устроили блистательный «Венецианский бал», подстегнувший интерес светской публики к фантомам и маскам столицы карнавалов.

Реклама текстиля Versailles для маскарадных костюмов в стиле XVIII века

Журнал Femina, 1928. Архив О. А. Хорошиловой

Увлечение XVIII веком способствовало популярности аккуратных причесок а-ля пастушка во вкусе французского рококо

Журнал Femina, 1927. Архив О. А. Хорошиловой

Участники «Венецианского бала» в отеле «Ритц-Карлтон»

Нью-Йорк, 1921. Национальная библиотека Франции

Актриса Алиса Дализия в венецианской бауте

Журнал Vogue (Paris), 1921. Национальная библиотека Франции

В 1923 году Vogue опубликовал большую статью о влиянии кринолинов XIX века на современную моду

Vogue (Paris), 1923. Национальная библиотека Франции

Жанна Ланвен заново открыла XVIII век. В 1919 году она представила праздничное платье с юбкой столь широкой, что носить его рекомендовалось с кринолином. Модельер сочинила замечательный наряд, смешав две эпохи – восемнадцатое столетие, которое искренне любила, и время Великой войны. В конце 1914 – начале 1915 года дамы вновь надели кринолины – легче и проще тех, которыми прославились 1850-е годы. Их называли «военными». Ланвен расширила юбку, утяжелила ее воланами и драпировками – получилось robe de style или, как его называли англичане, picture dress (то есть живописное платье). И второй термин в каком-то смысле точнее – ведь новые творения Ланвен действительно напоминали наряды, в которых маркизы и герцогини середины XVIII столетия терпеливо позировали Буше и Ротари. Увлечение robe de style началось в 1920–1921 годах. Vogue сообщал: «Такие платья пока не самые популярные, они пользуются спросом среди тех девушек, которые желают нас соблазнить. Я сам видел одну такую в “Ритце”.

Это была очень симпатичная молодая блондинка, одетая в облегающий корсаж и пышную юбку с тремя воланами тафты. Перед корсажа был украшен жабо из старинных валансьенских кружев»[11]. Пик популярности платьев пришелся на 1923–1925 годы. Вслед за кутюрье подобные образцы предложили Поль Пуаре, Жан Пату, Жак Дусе, Мадлен Вионне, дома моды Lucile, Beer.

Платья на кринолинах предлагали невестам

Обложка журнала Vogue (Paris), 1925. Архив О. А. Хорошиловой

Вероятно, именно robe de style Ланвен возродило угасший интерес к пышным испано-цыганским юбкам, а также инфантам Веласкеса, платья которых не давали покоя многим парижским кутюрье. Но их баснословные творения все же несравнимы с оригиналами, монументальными парчовыми латами иезуитского благонравия.

Во время всеобщего увлечения robe de style некоторые обратились и к более современным вариантам – платьям на кринолинах времен Второй империи. Они стали мелькать на светских раутах и маскарадах, в газетах и журналах, их создавали Пуаре и Лелонг, Редферн и Пату. На пике увлечения кринолинами некоторые вспомнили и про турнюры. К примеру, Дом моды Georgette в 1923 году рекламировал платье из коричневого фая с подхватом и драпировкой сзади, имитирующей юбку на турнюре.

Творения Ланвен и многочисленных ее последователей оставались актуальными до конца десятилетия. Кризис 1929 года подвел лишь промежуточный итог. «Живописные платья» и кринолины промелькнули в начале тридцатых, а после Второй мировой молодой Диор возродил их под брендом new look.

«Говард, видите что-нибудь?» – «Чудесные… волшебные вещи», – чуть слышно, по слогам произнес археолог Картер. Было трудно говорить. Он задыхался от тысячелетней пыли, клубившейся в тесном тусклом коридорчике гробницы, и от счастья. Он глядел сквозь пробитое отверстие в смутную бездну, и неверный огонь свечи хаотично вылавливал из нее детали, фантастические. Белый оскал каких-то зверей, облые мраморные голени статуй, покатые бока сосудов, капюшоны кобр, какие-то колеса, сундуки и что-то особенно отзывчивое, колкое, золотое. Картер стоял перед главным открытием своей жизни – пока еще запечатанной гробницей фараона Тутанхамона. В первую комнату, Переднюю, археолог и его команда проникли 26 ноября 1922 года. В феврале следующего года вскрыли, наконец, Погребальную камеру. В мае найденные сокровища упаковали и отправили в Каир. Началось их изучение. Впрочем, научные результаты публику не интересовали. Главное: «Открыта гробница Тутанхамона!» Об этом Европа и Америка узнали из газет в ноябре 1922 года. Первых нечетких снимков и сочных описаний было достаточно. Египтомания начала свой путь из Каира в Европу.

Фрагменты погруженной в песок Атлантиды фараонов контрабандой проникали в светскую моду раньше – сразу после Египетского похода Наполеона. И вспышками возникали там и тут, на раутах и в маскарадах почти весь XIX век. Горячая египетская экзотика, навеянная балетом «Клеопатра» в сценографии Бакста, наполняла театры и подиумы перед Великой войной. В 1921 году, как бы предвидя зарождающуюся в недрах запечатанных гробниц египтоманию, Vogue опубликовал статью о баснословной эпохе в современной моде, оживив текст иллюстрациями из коллекции дома Madeleine et Madeleine: «Это прямого силуэта платье, покрытое тюлем, усеянным гагатом, отсылает ко временам весьма далеким, возможно к Египту… А полоски, ниспадающие с платья, образуют два трена и заканчиваются большими цветками лотоса, которые своей декоративностью напоминают лаконичные и яркие рельефы Карнакского храма»[12].