Модельеры трудились ради модников – выдумывали, смешивали, кроили и без устали продавали костюмы для спортивных экзерсисов. Но даже им было сложно определить, в чем, к примеру, отличие теннисного костюма от теннисной формы. В двадцатые спорт и мода стали неразделимы.

«Солнце, солнце» – так называлась рубрика журнала Vogue, выходившая обыкновенно с февраля по май. Она была адресована богатым прожигателям жизни, готовившимся к весенне-летнему средиземноморскому сезону. Журналисты сообщали о новинках – пляжах, отелях, открытых спортивных авто, о том, в какие азартные игры будут играть и какие наряды носить. Впрочем, одежды надевали все меньше – не мешали солнцу делать свою полезную работу. Загар теперь считали признаком финансового благополучия, бронзового олимпийского здоровья. Лежали на солнце часами, соревнуясь кто кого, и вечером сравнивали результаты, совсем как теперь, прислоняясь горячими руками, вытягивая ноги.

Летний оздоровительный туризм – изобретение Века Джаза. Тысячи компаний Старого и Нового Света рекламировали впечатлительные варианты, как потратить курортные, такие легкие, деньги. В сущности, предлагали одно – комфортное путешествие до побережья («божественные виды – только из наших вагонов!»), уютные отели с заботливо разостланными перед входом пляжами, тенты, кабинки, бары, солнце и чистейшее море или океан. К услугам отдыхающих были парикмахерские, салоны красоты, теннисные корты, тренажеры, велосипеды, байдарки, яхты, прибрежные рестораны и рестораны на горных вершинах, музыкальные павильоны, дансинги, ночные клубы.

Любое спокойное, от ветров защищенное место, с живописными горами, пологим спуском и узкой полоской гальки называлось морским курортом. Но самых главных, самых модных, было два – Французская Ривьера и американский Род-Айленд.

На Ривьеру, в лазоревые Канны, Фрежюс, Антибы, отправлялись непременно в «Голубом экспрессе» – великолепном вальяжном сине-золотом составе с гербами, номерами, двуязычными надписями, означавшими максимальный комфорт по максимальной цене. Он выходил из Кале, делал большую остановку в Париже и шел прямиком на юг Франции. В авантажных спальных вагонах тихо покачивались грузные тела министров и президентов, генералов и негоциантов, и тех немногих счастливцев из русских эмигрантов, которые сумели встроиться в ритм европейской жизни. Ухая и шумно отдуваясь, экспресс останавливался в Ницце и Ментоне, выдыхая белый пар и белых пассажиров, успевших переодеться и не успевших загореть.

«Голубой экспресс» Фотооткрытка.

Частная коллекция (Франция)

Ривьера встречала влажным закатом и влажными запахами, хвойными, сладкими, каштановыми, кафешантанными. Утром будила морским прибоем, перекатным гоготом лавочников и округлым боем колоколов, звучащих здесь, у моря, как-то телеснее, свежее.

До десяти часов пляжи пустовали. И было приятно наблюдать тихий отдых самой Ривьеры перед новым суматошным днем. Ленивое солнце лениво забавлялось с игривым молодым морем, ласкало, щекотало чешую, и море отзывалось хохотливыми вспышками колкого серебра – так, уже вечером, будут отзываться на джазовую щекотку стразовые платья модниц. Волнистая бирюза старательно взбивала пену у махровых дорожек песочно-серых пляжей. За кронами платанов, словно стеснительные полуобнаженные отдыхающие, прятались беззвучные дома и отели. Они робко принимали солнечные ванны и будто стыдились своего нежно-персикового загара, слишком мягкого в этом царстве олимпийской бронзы и оливковых мускул. Чуть поодаль, у скал бодрые белые яхты стрекотали голыми мачтами, и этот стрекот звучал бегом минутных стрелок, настойчиво приближавших начало курортного дня.

Побережье Биаррица

Фотооткрытка. 1910-е годы. Архив О. А. Хорошиловой

Олимпийцы пробуждались. Их ждали поздний завтрак, поздние утренние газеты (ради курортников новости научились запаздывать) и хорошо прогретые пляжи, куда постояльцы отелей тянулись часам к одиннадцати, заполняя побережье черно-синими купальниками, полосатыми зонтами и грубоватым ором, в котором солировали американские раскатистые «р». Деловые люди Нового Света обожали старинную Ривьеру и ехали сюда с большой охотой, несмотря на долгий и дорогой путь. Хотелось быть ближе к моде – Ницце, Парижу и франко-английской аристократии, перед которой бронзовеющие бонзы Нью-Йорка все еще пасовали.

В Соединенных Штатах тоже была своя Ривьера – Род-Айленд, и ее центр, Бейлис-Бич. В начале двадцатых здесь отдыхала американская элита – старинные северо-восточные семьи, чопорные и неспешные, настоящие британцы среди быстрых и говорливых соотечественников. Они почти не загорали, валандали время в полотняных кибитках. Дамы иногда разоблачались в деревянных домиках и плавали подальше от мужских глаз, смешно ухватившись за спасительный канат. К концу двадцатых, однако, мизансцена поменялась. Женщин с черепашьими повадками и шеями поубавилось. Бронзовых тел стало больше. По мягкому песку бегали старлетки и флапперы, стройные, в облегающих трико, визжали, кувыркались и делали пляжные фигуры – становились паровозиком и переливали ногами в стиле канкана, или складывались в гигантскую морскую звезду, или ходили гуськом по отмели, и море настегивало пеной, и все смеялись. Потом этими снимками заполняли курортные альбомы и с влажными вздохами перелистывали их под треск рождественского камина.

Модная американская публика совершает променад вдоль побережья

Род-Айленд, 1927. Архив О. А. Хорошиловой

Паулина Манни и Кетлин Риттер возле своей спортивной машины

Палм-Бич, 1929. Архив О. А. Хорошиловой

Температуры на Бейлис-Бич были умеренными, сравни ривьерским. Те же, кого не пугало острое безжалостное солнце, мчали на юг – в Палм-Бич, где пальмы были зонтами, а пляжный канкан почитали невинной забавой. Где упивались коктейлями, негритянским джазом и курортными романами, прячась в бархатных складках глубокой южной ночи. Как бы в подражание Ницце и Каннам, американский архитектор Эддисон Митцнер выстроил здесь молочно-персиковые особняки с мавританскими арками, итальянскими окнами и классическими колоннами, отчего курорт стали называть «Венецианским городом». Свобода, здесь царившая, усиливала сходство с царством дожей.

И все-таки дети джаза немного напоминали своих родителей. Особенно в любви к нарядам. В Ниццу или Ньюпорт они везли увесистые кофры, набитые «переменами по случаю» – точно так же, как их предки на заре увлечения солнцем и морем. Две-три недели на курорте предполагали десяток комплектов с возможными дополнениями. Позднее курортное утро девушки и дамы встречали в легких хлопковых платьях, широкополых шляпах и теннисках. Некоторые набрасывали шелковые или льняные капоты с пелериной и крученым кушаком. Господа совершали утренний променад в легких брючных двойках и канотье.

Ансамбли для средиземноморских курортов

Журнал Femina, 1925. Архив О. А. Хорошиловой

Пляжные ансамбли