Она понимала, что нужно находиться в тренде, быть медийной, что слишком смелые эксперименты, о которых ей грезилось, станут уместны лишь тогда, когда ее раскатистое имя начнут произносить запросто, без запинок. Пока она была «просто Скиап», молодым подающим надежды модельером, которую нежно обжимал толстяк Пуаре и почти не замечала звездная Шанель, не видя в «итальянской девочке» конкурентки.

Джемпер «Cravat»

1927 год.

Музей Виктории и Альберта (Лондон): collections, vam. ас. uk

Эльза Скиапарелли в джемпере с белым бантом

1928 год. Фонд А. А. Васильева

Эльза не умела шить, но, как многие современники, мечтала создавать необычное. Общий язык с работодателями нашла не сразу. «Переполняемая сумасшедшими идеями, я связалась с Домом Магги Руф. Любезный господин, чрезвычайно обходительный, объявил, что мне лучше заняться разведением картофеля, чем пытаться делать платья, у меня нет ни таланта, ни умения»[7]. В 1925 году ей удалось пристроиться в менее взыскательный Maison Lambal, который вскоре закрылся по финансовым причинам. И пришлось начинать собственное дело – с нуля.

Помог случай. В 1927 году подруга, только что приехавшая из Америки, забежала ее навестить, одетая в необычный свитер: «Связан вручную, а смотрится солидно. Он был решительно некрасив по форме и цвету; эластичен, но не растягивался, как другие вязаные вещи. “Где вы это купили?” – спросила я. “Это? Дело в том, что одна женщина…” “Одна женщина” оказалась армянской крестьянкой, замужней. Я отправилась к ней»[8].

Эльза подбирала самые простые французские слова, по-итальянски жестикулировала, выпучивала глаза и широко раскрывала рот, совсем как учитель иностранного языка – и все для того, чтобы растолковать диковатой, смущенной и сморщенной армянке ее задачу. Но та ничего не поняла. Первый свитер вовсе не получился. Второй вышел грубым. И после очередных внятных объяснений и жестов армянка сделала третий, который Скиапарелли признала сенсационным.

Эльза Скиапарелли

1950-е годы.

Фонд А. А. Васильева

Связанный вручную, плотный, не тяжелый, полуприлегающий, технически простой, такой же, как тысячи других, аккуратными рядами висевшие в универмагах Парижа, Лондона и Нью-Йорка. Сенсационность была в приеме. Эльза придумала узор с эффектом trompe-l’oeil – белые в матросском стиле «воротник», «манжеты» и галстук-бант казались объемными из-за мягкой полутени. Модельер справедливо ожидала успеха. Во-первых, ей удалось разработать лаконичную черно-белую формулу, сродни «маленькому черному» Шанель. Сейчас ее бы назвали брендообразующей. Во-вторых, Скиап попала в тенденцию – тогда простые вязаные свитера были в большой моде, как и матросские воротники. И наконец, она использовала чисто художественный прием «обман зрения», превратила простой джемпер в произведение авангардного искусства, близкородственное сюрреалистским полотнам.

Реклама джемпера Эльзы Скиапарелли в журнале Vogue (Paris)

1927 год. Национальная библиотека Франции

Она поспешила известить мир о новорожденном шедевре: «Убежденная, что выгляжу почти сенсационно, я смело облачилась в него, отправилась на званый вечер – и произвела фурор. Все женщины немедленно захотели его иметь и обрушились на меня как ястребы. Та, чей заказ я приняла первым, была байером из Нью-Йорка и работала на Стросса, она заказала сорок свитеров и сорок юбок»[9].

Вскоре почти вся армянская диаспора Парижа работала на Скиапарелли. Свитера уходили влет, и модельер решила подстегнуть азарт клиенток, придумав с десяток других «обманок»: «За шарфом с большим бантом последовали шарфики, повязанные вокруг шеи, мужские галстуки ярких расцветок, шарфы, повязанные вокруг бедер»[10]. Так Скиап описала первую трикотажную коллекцию, созданную в январе – феврале 1927 года. Успех позволил ей открыть ателье на рю де ла Пэ, 4, и начать, наконец, собственное дело.

Удивительное качество Скиапарелли – умение совмещать гимнастические прыжки под купол цирка с размеренным бегом по горизонтали. После сенсационных «обманок» были несколько лет спокойных, выдержанных коллекций – для спорта, отдыха, работы и вечера.

Джемперыс геометрическим орнаментом от Эльзы Скиапарелли

Журнал Vogue (Paris), 1927. Архив О. А. Хорошиловой

Костюмы для трансатлантических перелетов от Эльзы Скиапарелли

Журнал Vogue (Paris), 1928. Архив О. А. Хорошиловой

В 1928–1929 годах представила пальто и жакеты из твида, весьма удачные, а также пальто из драпа, манто из каракульчи и черного ягненка, которые сама с великим удовольствием носила. Модельеру, мало понимавшей в спорте и почти не увлекавшейся активным отдыхом, прекрасно удавались ансамбли для плавания, пляжа и, особенно, трансатлантических перелетов. Макинтоши, юбки, шлемы, прелестные жакеты из прорезиненного крепа с диагональной застежкой понравились известным дамам-авиаторам Эми Джонсон и Амелии Эрхарт. Эти наряды, а также элегантные пижамы она представила в 1929 году в Нью-Йорке в магазине Stewart & Co.

Спортивные костюмы от Эльзы Скиапарелли

Журнал Vogue (Paris), 1929.

Национальная библиотека Франции

Свитера с «обманками», спортивные и технически несложные наряды отлично продавались в Европе и в Соединенных Штатах, благодаря чему Эльза смогла благополучно пережить 1929 год, Великую депрессию, сохранить модный дом, но главное, найти себя в странном быстро повзрослевшем мире тридцатых годов. Ушли легкость и девичья наивность. «Просто Скиап» преобразилась в монументальную готическую Эльзу Скиапарелли, развлекавшую публику продолжительными сеансами шоковой терапии – платьями-омарами, шляпами-туфлями и шляпами-чернильницами.

«С каждым днем я становлюсь все лучше и лучше.

Эту фразу повторяйте каждый час», – советовали журналы мод. «Мы становимся всё лучше и лучше», – хором голосили послушные девушки в кабинетах красоты.

Княгиня Ирина и князь Феликс Юсуповы

Начало 1930-х годов. Архив О. А. Хорошиловой

«Все лучше и лучите», – эхом отзывались машинистки из офисного поднебесья. «Лучше и лучше, все лучше и лучше», – пели в дансингах, на улицах, в кафе. И становилось лучше. По-другому и быть не могло.

Пессимизм закончился в сентябре девятнадцатого, когда тысячи демобилизованных парней в оливково-серой форме хмельным победным маршем прошагали по центральным улицам Нью-Йорка. Они были счастливы, что уцелели в Великой свалке народов или попросту не успели до нее добраться.