– Вот что писал Альтаир. «Любая фраза, которую долго произносят вслух, становится непреложной истиной. Разумеется, при условии, что вам удастся сломить сопротивление ваших противников и заткнуть им рты. Но если вы преуспеете в этом и устраните все препятствия, что останется? Истина! Однако существует ли истина в некоем объективном смысле? Нет. Но тогда как человеку достичь объективной точки зрения? Ответ прост: она недостижима. Это невозможно в самом буквальном смысле. Слишком много разветвлений, в которых можно заблудиться. Слишком много граней, плоскостей и формул, которые необходимо принимать во внимание. Сократ и философы его школы это понимали. Они ратовали за асимптотический подход к истине. Прямая никогда не сольется с кривой, какую точку пространства ни возьми. Но само понятие асимптоты предполагает бесконечную борьбу. Мы бесконечно приближаемся к откровению, но так и не достигнем его. Никогда… И вот к какому выводу я пришел: до тех пор, пока существуют тамплиеры, они будут пытаться сделать реальность послушной их воле. Они понимают: абсолютной истины не существует, а если она все-таки есть, нам нечего и надеяться ее распознать, поскольку мы не имеем нужных качеств. И потому, вместо поисков абсолютной истины, тамплиеры стремятся создавать свои собственные истины. У них есть основополагающий принцип, именуемый Новым Порядком: изменять существующую реальность сообразно их „собственному“ образу. Речь идет не о древних предметах, наделенных могущественными силами. И не о людях. То и другое – всего лишь орудия. Речь идет о понятиях. Надо отдать тамплиерам должное: это умный ход. Разве можно начать войну против понятия или представления? Зато само оно является превосходным оружием. Оно не имеет телесной оболочки, но способно невообразимо и зачастую жестоко изменить окружающий мир. Вы не можете убить учение. Даже если убьете всех его последователей и уничтожите все их книги, в лучшем случае вы получите временную передышку. Где-нибудь, когда-нибудь мы все откроем заново. Заново сформулируем. Я уверен: даже мы, ассасины, попросту заново создали братство, существовавшее до эпохи Старейшины Горы… Все знания – химера. Все они возвращаются и растворяются во времени. Бесконечном. Неудержимом. Возникает вопрос: неужели все настолько безнадежно? Мой ответ таков: мы должны достичь такого места, где подобный вопрос теряет свою остроту. Сама по себе борьба асимптотична. Она всегда приближается к завершению, однако никогда не завершается. Лучшее, на что мы можем надеяться, – это немного выпрямить кривую. Достичь мира и стабильности, хотя оба этих состояния временны. Пойми, читатель: они всегда были и всегда будут временными. До тех пор пока продолжается род людской, будут рождаться сомневающиеся и потрясатели основ. Люди, восстающие против существующего положения вещей лишь потому, что ни на что лучшее они порой не способны. Разногласие укоренено в природе человека. Война – всего лишь один из способов проявления разногласий. Я думаю, что многим нужно еще расти и расти до понимания нашего учения. Но таков процесс развития человека. Он должен заходить в тупик, разочаровываться, учиться, двигаться к просветлению. И наконец, к пониманию, дающему мир с самим собой и окружающими».

Эцио умолк и через некоторое время спросил:

– Тебе это что-то говорит?

– Grazie. Говорит… многое.

Эцио смотрел на крепость, погруженный в свои мысли, нахлынувшие после чтения отрывка.

– Ты не жалеешь о своем решении? О том, что избрал путь ассасина и так долго по нему идешь? – спросила София.

Он вздохнул:

– Я не помню, чтобы сам принимал решение. За меня его сделала жизнь.

– Понимаю, – сказала София, опуская глаза.

– Тридцать лет я служил памяти отца и братьев и сражался с теми, кто обрекал людей на несправедливость и страдания. Я не жалею об этих годах. Но теперь…

Эцио глубоко втянул в себя воздух, словно некая сила, превосходящая его собственную, наконец-то разжала когти. Со стен крепости его взгляд переместился на орла, который и сейчас парил в небе.

– Теперь настало время пожить для себя. Отпустить прошлое. Отпустить все, что составляло смысл моей жизни.

– Так отпусти, Эцио, – сказала София, взяв его за руку. – Отпусти. У тебя получится.

День клонился к вечеру. Ворота внешнего двора были распахнуты настежь. Их колонны густо обвивали ползучие растения. Зеленые стебли почти закрыли собой лебедочные механизмы. Эцио и София прошли дальше, к воротам внутреннего двора. Те тоже были открыты. Чувствовалось, последние обитатели покидали крепость в спешке. Впопыхах они даже бросили повозку, успев загрузить ее всего наполовину. Громадный платан, который во времена Альтаира давал спасительную тень, стоял без листьев. Каменная скамейка под ним треснула и раскололась.

Эцио повел Софию внутрь башни, а затем вниз, в подземелье. Зажженный факел чадил. Они шли по мрачным коридорам, спускались по щербатым лестницам, пока не оказались возле зеленой каменной двери. Ее поверхность была гладкой. Скважины для ключей находились на уровне плеч, располагаясь полукругом.

Эцио достал мешок с ключами.

– Конец дороги, – сказал он не столько Софии, сколько себе.

У него на ладони лежал первый ключ.

– Еще не конец, – возразила София. – Мы пока не открыли дверь и даже не знаем, как это сделать.

Эцио стал вглядываться в символы на ключах, потом в те, что окружали замочные скважины. Это дало ему первую подсказку.

– Скорее всего, символы скважин должны совпадать с символами на ключах, – задумчиво произнес он. – Альтаир наверняка принял все меры предосторожности, чтобы обезопасить этот архив. И ключи надо вставлять в определенной последовательности. Если у меня не получится, дверь никогда не откроется.

– А что ты рассчитываешь найти за дверью?

София говорила шепотом, почти не скрывая своего благоговения.

– Прежде всего знания, – тоже шепотом ответил Эцио, хотя рядом никого, кроме Софии, не было. – Альтаир был мудрым человеком. Он много лет вел дневники. Это место он сделал хранилищем всей своей мудрости… Альтаир многое повидал. Узнал много глубоких и будоражащих тайн. Людей меньшего калибра такой груз знаний поверг бы в отчаяние.

– В таком случае стоит ли вообще пытаться открыть эту дверь?

– Не стану тебе лгать: я давно так не волновался. И тем не менее… – у него дрогнул голос, – как ты успела убедиться, я не отношусь к людям меньшего калибра.

– Эцио, ты – неисправимый шутник, – улыбнулась София, радуясь, что напряжение оставило их обоих.

Ассасин вставил факел в кольцо на стене, наклонив так, чтобы пространство возле двери было достаточно освещено. Он заметил, что и символы вокруг замочных скважин начали едва заметно светиться. Потом, словно в ответ, засветились обсидиановые ключи.

– София, я прошу тебя внимательно смотреть на ключи. Точнее, на странные рисунки на них. Ты будешь рассказывать, как они выглядят, а я буду искать похожие вокруг скважин.

София надела очки и взяла от Эцио первый ключ. Вскоре она заговорила. Эцио всматривался в изображения на двери.

– Как я раньше об этом не подумал! – вдруг воскликнул он. – Альтаир много лет провел на Востоке и познакомился с мудростью древних стран. Прежде всего с мудростью… халдеев!

– То есть ты думаешь, расположение символов каким-то образом связано со звездами?

– Да. С созвездиями. Альтаир бывал в Месопотамии, где жили халдеи.

– Но они жили там за две тысячи лет до путешествия Альтаира. О халдеях написано в сочинениях Геродота и Диодора Сицилийского. Оба восхищались их познаниями в астрономии. Но никаких астрономических знаний халдеев до нас не дошло.

– Альтаир сумел что-то узнать и зашифровал это в рисунках. Наши знания о звездах скудны, но давай воспользуемся ими. Может, что-то прояснится.

– Это невозможно! Все мы знаем: халдеи умели рассчитывать длительность солнечного года с точностью до четырех минут. Вот только как они производили эти расчеты?