– Обожди здесь, – сказал Эцио.

– Куда ты собрался?

– Мне нужно освоиться с этим местом. Почувствовать его.

– Тебе понадобится провожатый.

– Зачем?

– Под землей легко заблудиться. Видишь те башенки?

– Вижу.

– Это воздушные колодцы. И каналы для воды. В подземном городе целых одиннадцать ярусов. Он уходит на глубину…

Диляра назвала турецкую меру длины, которую Эцио тут же перевел в метры: девяносто с лишним!

– Я не заблужусь, – сказал он.

– Какой же ты самоуверенный.

– Нет. Я – человек осторожный. И потом, я не впервые слышу про это место. Подземный город построили фригийцы полторы тысячи лет назад. Я немного знаю и о его географии.

– Тогда ты должен знать, что́ ждет тебя внизу. На самом дне протекает подземная река. Над нею – еще десять ярусов, где когда-то были церкви, школы, лавки, склады и даже конюшни. Под землею жило пятьдесят тысяч человек.

– В таком пространстве легко спрятать целый гарнизон.

– Тебе нужен провожатый, – глядя на него в упор, повторила Диляра.

– Мне нужно, чтобы кто-то оставался здесь.

– Тогда ступай с Богом, – сказала она. – Но торопись. Сейчас из ворот выйдут последние караульные, и их закроют. Если повезет, можно пробраться внутрь с грузовой повозкой. Я буду ждать возле западных ворот.

Эцио молча кивнул и отправился исследовать подземный город.

Он не пустовал. Византийцы, жившие в нем, вовсе не обрадовались соседству с военными, появившимися здесь с недавних пор, но поделать ничего не могли. Они продолжали вести привычную жизнь. Эцио легко проник внутрь, затесавшись между воловьими упряжками.

Факелы освещали желтовато-бежевые стены из мягкого вулканического камня. Во многих местах изначальный цвет скрывался под многовековым слоем копоти. Однако воздух под землей был вполне свежим. Улицы, если так можно было назвать широкие закопченные коридоры, наполняли местные жители и солдаты. Уступать дорогу не желал никто, и потому все дружно толкались и пихались. Суета была только на руку Эцио.

Спустившись на второй ярус, он попал в просторный зал с закругленной крышей. Стены украшали выцветшие фрески. Эцио шел по галереям, глядя на людей, сновавших внизу, в нескольких метрах от него. Слышимость здесь была очень хорошей, и он легко подслушал, о чем говорили двое.

Их он узнал сразу же: грузного Мануила Палеолога и сухощавого Шах-Кулу. Вблизи замерли несколько караульных. Эцио заметил широкий туннель, уходивший куда-то на запад. Возможно, это был кратчайший путь к воротам, возле которых он недавно встретился с Дилярой.

– Сколько времени понадобится моим солдатам, чтобы научиться стрелять из новых ружей? – спросил Мануил.

– Самое большее – несколько недель, – ответил хмурый туркмен.

Мануил задумался.

– Константинопольские янычары уже догадались, что я их предал. Но есть ли у них средства для возмездия?

– Сомневаюсь. Война между султаном и Селимом требует их неусыпного внимания.

Мануил засмеялся, но смех быстро сменился кашлем и рыганием. Казалось, его вот-вот вытошнит.

– Откуда такая вонь? Никак воздушные колодцы опять забились?

– Прошу прощения, Мануил. Наверное, ветер переменился. Часть оттоманских узников, которых мы захватили неделю назад, оказались слишком… недолговечными. После этого… несчастного случая… нам пришлось свалить их тела в одном месте.

Слова телохранителя вызвали у Мануила усмешку пополам с тревогой.

– Шах-Кулу, постарайся умерить свой гнев. Я знаю, что султан унижал твоих соплеменников. Однако незачем плевать на людей, которые ниже нас.

– Унижал моих соплеменников! – закричал Шах-Кулу. – Султан пытался нас раздавить, словно мы – расплодившиеся тараканы! Потому я принял сторону Исмаила Первого и взял имя Шах-Кулу – «раб шаха». Под этим именем я одержу победу над сельджуками и отомщу им за туркменский народ и за тех из нас, кто верен сефевидам и законам шиизма.

– Конечно-конечно, – торопливо согласился Мануил. – А пока распорядись, чтобы убрали последствия этого «несчастного случая».

Палеолог удалился, зажимая нос надушенным платком.

Шах-Кулу угрюмо глядел ему вслед, затем щелкнул пальцами. Трое оставшихся солдат вытянулись и замерли.

– Вы трое, соберите трупы и выбросите их в навозную кучу возле западных ворот.

Один из троих – сержант – озабоченно почесал в затылке.

– Шах-Кулу, у меня нет ключа от западных ворот, – запинаясь признался он.

Гнев, копившийся внутри Шах-Кулу, нашел цель.

– Так найди ключ, идиот! – рявкнул «раб шаха» и стремительно удалился.

– У кого ключ?.. Я вас спрашиваю? – раздраженно спросил сержант.

Ему не понравилось, что его в присутствии подчиненных назвали идиотом, а их ухмылки не понравились ему еще больше.

– По-моему, ключ у Николоса, – сказал один из караульных. – Но у него сегодня выходной.

– Тогда его надо искать на базаре третьего яруса, – сказал второй.

– Морду себе наедает, – проворчал первый. – Ο Χριστός µου![72] Я бы с радостью проткнул этого Шах-Кулу копьем насквозь!

– Тише ты! – шикнул на него сержант. – Такие вещи не говорят вслух, σαφής?[73]

Эцио едва расслышал последние слова солдатской перебранки. Он торопился на третий ярус, к базару.

Базар имел лишь одно главное отличие ото всех остальных рынков: он располагался под землей. Здесь также торговали мясом, овощами, пряностями, одеждой, обувью и всем, что требуется людям. Здесь же располагались небольшие питейные заведения. Возле одного из них, на открытом пространстве разразилась пьяная драка. Скорее всего, эти двое повздорили из-за белокожей шлюхи – немолодой костлявой женщины. Та, изящно рассевшись за ближайшим столиком, явно наслаждалась зрелищем.

Дерущихся окружили многочисленные зрители, выкрикивающие слова поддержки. Эцио подошел ближе.

– Угости его посмачнее!

– Врежь ему!

– Убей ублюдка!

– Это все, что ты можешь?

– Крови! Крови!

– Покалечь его!

Большинство зрителей были столь же пьяны, как и драчуны. Среди них Эцио увидел толстого красномордого солдата с всклокоченной грязной бородой. Размахивая кожаной флягой с вином, он, как и остальные, подбадривал дерущихся. На поясе солдата болталась незастегнутая сумка, из которой торчала бородка большого железного ключа. Оглянувшись, Эцио заметил двоих солдат и сержанта. Они озирались по сторонам, разыскивая Николоса.

Не теряя времени, Эцио подобрался к солдату сзади и вытащил ключ.

– Николос, ты где? Ты нам срочно нужен! – кричали солдаты.

«Долго же ты будешь оправдываться, дружище Николос», – подумал Эцио, возвращаясь на второй ярус. Зажимая нос, он свернул в туннель, который должен был привести его к западным воротам.

– А ты не торопишься, – недовольно прошептала Диляра, когда Эцио открыл западные ворота и впустил ее внутрь.

– Всегда пожалуйста, – мрачно пробормотал Эцио.

Он не удивился, когда она, зажав нос, с усилием подавила рвотные позывы.

– Аман Аллахым! Что это?

Эцио отошел и кивком указал на груду мертвых тел, сваленных в широкой нише, почти у самых ворот.

– Не все стали пленниками византийцев.

Диляра бросилась было к покойникам, но тут же остановилась.

– Бедняги! – прошептала она. – Да упокоит их Аллах.

Она стояла, понурив плечи, и кусала губы. На какое-то время горе сняло с нее маску свирепости.

– Я знаю, кто это сделал. Туркменский отступник Шах-Кулу.

Эцио кивнул.

– Я его убью!

Она побежала по туннелю.

– Постой! – крикнул Эцио, но было слишком поздно.

Диляра исчезла.

Эцио бросился следом. Диляру он разыскал в укромном уголке, выходившем на площадь. Последние шаги он делал с крайней осторожностью. Девушка стояла к нему спиной, поглощенная тем, что происходило на площади.