Особенно преуспевали в этих затеях французский посланник в Петербурге, поэт и историк граф Луи-Филипп Сегюр д’Огассо и австрийский посланник, граф Людовик Кобенцель. Вкупе с Екатериной и хорошо образованным Дмитриевым-Мамоновым они составляли ядро того утончённого и высокоинтеллектуального общества, которое медленно, с многодневными остановками, продвигалось на юго-запад.

И всё же невозможно было отрешиться от большой политики и волей-неволей и Екатерина, и Мамонов, и другие ближайшие её сотрудники, должны были обсуждать и «восточный вопрос», и политику Пруссии, и плачевное, взрывоопасное положение Франции, стоявшей на пороге революции. Причём Мамонов очень часто оказывался на высоте положения, с каждым днём завоёвывая всё больший авторитет и у императрицы и у иностранных вояжёров, прочивших фавориту блестящую дипломатическую карьеру.

Переезжая из одной губернии в другую, постоянно сопровождаемые толпами восторженных россиян, бесконечными торжественными въездами, триумфальными арками, фейерверками, иллюминациями, артиллерийскими салютами, военными парадами, звоном колоколов, пышными процессиями духовенства, повсюду встречаемые верноподданническими речами, экзотически разнаряженными в национальные одежды депутациями коренных и малых народов, Екатерина и её спутники приходили в восторг от всего увиденного и услышанного, воочию убеждаясь в значительном прогрессе, проделанном Россией за четверть века последнего царствования.

В Киеве, отпраздновав день рождения Екатерины, огромная флотилия из восьмидесяти судов 22 апреля двинулась вниз по Днепру. Вот как описывал это Сегюр: «Впереди шли семь нарядных галер огромной величины... Комнаты, устроенные на палубах, блистали золотом и шелками. Каждый из нас имел комнату и ещё нарядный, роскошный кабинет с покойными диванами, с чудесною кроватью под штофною занавесью и с письменным столом красного дерева. На каждой из галер была своя музыка. Множество лодок и шлюпок носились впереди и вокруг этой эскадры, которая, казалось, создана была волшебством.

Мы подвигались медленно, часто останавливались и, пользуясь остановками, садились на лёгкие суда и катались вдоль берега вокруг зеленеющих островков, где собравшееся население кликами приветствовало императрицу. По берегам появлялись толпы любопытных, которые беспрестанно менялись и стекались со всех сторон, чтобы видеть торжественный поезд и поднести в дар императрице произведения различных местностей. Порою на береговых равнинах маневрировали лёгкие отряды казаков. Города, деревни, усадьбы, а иногда простые хижины, так были изукрашены цветами, расписаны декорациями и триумфальными воротами, что вид их обманывал взор и они представлялись какими-то дивными городами, волшебно созданными замками, великолепными садами. Снег стаял, земля покрылась яркой зеленью, луга запестрели цветами, солнечные лучи оживляли и украшали все предметы. Гармонические звуки музыки с наших галер, различные наряды побережных зрителей разнообразили эту роскошную и живую картину. Когда мы подъезжали к большим городам, то перед нами на определённых местах выравнивались строем превосходные полки, блиставшие красивым оружием и богатым нарядом. Противоположность их щегольского вида с наружностью румянцевских солдат (армия Румянцева располагалась на Украине, территория которой уже была пройдена эскадрой Екатерины) доказывала нам, что мы оставляем области этого знаменитого мужа и вступаем в места, которые судьба подчинила власти Потёмкина.

Стихи, весна, природа и искусство, казалось, соединились для торжества этого могучего любимца».

Через Канев, где состоялась встреча Екатерины с польским королём Станиславом Августом Понятовским, с которым она не виделась тридцать лет, императрица затем проследовала в село Кайдаки, в коем ожидал её австрийский император Иосиф II, скрывавшийся под именем графа Фалькенштейна. Он сначала приехал в Херсон, осмотрел там арсенал, казармы, верфи и склады и затем выехал навстречу Екатерине. После дружеского свидания в Кайдаках Иосиф II вместе со всеми доплыл до Херсона, где состоялось нечто вроде конгресса, в котором приняли участие Иосиф II и Екатерина, а также посланники Франции и Англии.

Затем, через Перекоп и Степной Крым путешественники проследовали в столицу Гиреев — Бахчисарай, а оттуда — в Севастополь.

Ещё в 1784 году военно-морской порт и крепость, созданные при участии Потёмкина, Суворова и Ушакова, были названы Севастополем, что в переводе с греческого означало «Величественный город», или «Город Славы».

Когда Екатерина и её спутники увидели Севастополь и его гавань, они были более всего поражены многочисленными линейными кораблями и фрегатами, стоявшими в бухте и готовыми в случае необходимости за двое суток оказаться на рейде Константинополя.

Проехав после посещения Севастополя по другим городам Крыма, Екатерина возвратилась в Петербург. И тут, в первые же недели по возвращении, ей был вручён ультиматум султана с требованием возвратить Турции Крым и признать Ираклия II вассалом султана.

13 августа 1787 года Турция объявила войну России, а 12 сентября Манифест о войне с Турцией подписала Екатерина.

Потёмкина не было с нею рядом, он находился на юге, при армии, и Мамонов как мог поддерживал императрицу, но всё же — далеко было ему до светлейшего. Война началась тем, что 1 октября Суворов разбил под Кинбурном турецкий десант, но на том очевидные успехи русских войск закончились.

В январе 1788 года войну туркам объявила и Австрия, пославшая на помощь Потёмкину экспедиционный корпус принца Кобургского. В июне Потёмкин и австрийцы осадили Хотин, а в начале июля и Очаков, но военные действия шли довольно вяло.

Воспользовавшись тем, что главные силы русской армии оказались вовлечёнными в войну с турками, их северный союзник — шведский король Густав III начал 21 июня военные действия, двинув против девятнадцатитысячной армии генерал-аншефа Мусина-Пушкина тридцать восемь тысяч своих солдат и офицеров.

А в это время сибарит Мамонов безмятежно купался в удовольствиях и успехах. После возвращения из путешествия милости посыпались на него как из рога изобилия: он стал шефом Санкт-Петербургского полка, а с 4 мая 1788 года, будучи генерал-поручиком, пожалован был в генерал-адъютанты.

25 мая того же года Иосиф II, сохранивший о Мамонове за время путешествия наилучшие впечатления, возвёл фаворита в графское достоинство Священной Римской империи. Затем Екатерина наградила его орденом Александра Невского, усыпанным бриллиантами, стоимостью в 30 тысяч рублей. Доходы его с поместий, жалованье и содержание составляли не менее 300 тысяч рублей в год. Одни только бриллиантовые генерал-адъютантские аксельбанты Мамонова стоили не менее пятидесяти тысяч рублей.

И в дипломатической карьере фаворита наметился очевидный взлёт — Екатерина готовила его к должности вице-канцлера. Однако всё разрушил его величество случай. Тридцатилетний баловень Фортуны перестал пылать чувствами к шестидесятилетней самодержице, в конце концов променяв её на юную прелестницу фрейлину княжну Дарью Фёдоровну Щербатову.

Екатерина не сразу узнала о случившемся, хотя ей показались подозрительными частые недомогания её любимца, когда он неделями не показывался в алькове императрицы. Наконец, весьма осторожно, но совершенно однозначно обманутой самодержице сообщили о коварном изменнике, поправшем и любовь её и служебный долг, ибо пост фаворита уже давно почитался одной из важнейших государственных должностей.

Мамонов почувствовал, что Екатерина всё знает, и, предвосхищая вызов для объяснения, однажды утром нарядился в красный бархатный кафтан, который особенно был ему к лицу, надел все ордена и бриллианты и явился к Екатерине. По его виду Екатерина поняла, что предстоит объяснение, и, не дожидаясь этого, сама завела разговор о неожиданном для неё охлаждении. Мамонов сначала, как делал это и раньше, сослался на болезнь, а потом заявил, что он недостоин её, но о любви своей к фрейлине — не сказал.

После того как они расстались, уязвлённая Екатерина села к столу и написала Мамонову: «Пусть совершается воля судьбы. Я могу предложить вам блестящий исход, золотой мостик для почётного отступления. Что вы скажете о женитьбе на дочери графа Брюса? Ей, правда, только 14-й год, но она совсем сформирована, я это знаю. Первейшая партия в империи: богата, родовита, хороша собой. Решайте немедленно. Жду ответа».