Любовь делает человека слепым. Словно быка на арене, бросающегося на красное, проведённое перед его носом ловкой рукой матадора.

Арктур вдруг осознал, что не хочет любить. Он уже любил – или думал, что любил – Чжоу Чанг, а затем Джинни Уизли. И что? Он думал о Джинни, когда шёл на смерть, а теперь она, бесстыжая и вульгарно разодетая, не вызывающая ни малейшего сожаления о прежних отношениях, позволяет Оливеру Вуду лапать её коленки на виду у всех. Он вспомнил её небольшие крепенькие груди, её плоский живот, призывно тёршийся об него во время поцелуев, её пухлый умелый рот и длинный скользкий язык. Больше нечего было вспомнить, потому что внутренний мир Джинни был, мягко говоря, неглубок. Ничуть не глубже, чем у Рона, её брата – тот же квиддич, те же межфакультетские склоки и впридачу злословие о противной золовке Флёр.

Слепая, страстная любовь, это всё она… Та самая сила, которая делала желанной и привлекательной эту ограниченную, дурно воспитанную девицу нетяжёлого поведения. Сила, изуродовавшая тело и душу Дадли, сила, питавшая желчный характер Снейпа и толкнувшая его на предательство. Великая сила, которой так восторгался Дамблдор…

Сейчас Арктур предпочёл бы подобной любви – нет, не расчёт, а приязнь. Это любовь слепа, а приязнь зряча. Он вдруг обнаружил, что ничего не имеет против брака по приязни, о котором ему рассказывала Вальбурга.

Может, и Дафна считает так же? Жаркой страсти между ними нет, но они, несомненно, приятны друг дружке. Почему бы им не быть вместе?

Арктур уже пришёл к пониманию того, что люди называют любовью очень разные вещи, и был на полпути к тому, чтобы назвать этим словом своё отношение к Дафне, несмотря на очевидное отсутствие роковых страстей. Ему нравилось представлять Дафну в роли хозяйки дома Блэков и не вызывала ни малейшего отторжения мысль о ней в его жизни, доме и постели. Он невольно улыбался, представляя, как она общается с Кикимером и отдаёт распоряжения Винки, а образ Дафны в домашнем халате, тёплой и щурящейся спросонья, с распущенными на ночь волосами, выглядел в его воображении просто чарующе милым.

На самом деле от решительного шага Арктура удерживало только его прошлое. Сначала нужно было рассказать Дафне правду о себе – даже не потому, что этого требовала его честность, а потому, что раскрытие подобного обстоятельства только после брака могло непредсказуемо отозваться на отношениях. Но рассказать о себе такое заранее означало сильно подставиться в случае, если Дафна не согласится.

Арктур осторожничал. А кто не стал бы осторожным на его месте?

Вдобавок он уже не сомневался, что бывшие друзья и союзники не оставят его в покое – и это вряд ли понравится Дафне. Если они притихли поначалу, значит, им было не до него, но теперь обнаружилось, что от него что-то нужно Гермионе, которая всегда доводит свои дела до конца, не считаясь ни с ценой, ни со средствами. Кто-кто, а уж бывший Гарри знал эту её черту досконально.

Сначала нужно было разобраться с прошлым – и только потом строить будущее.

Арктур ни на секунду не заподозрил, что Гермиона кинулась к нему на улице ради него самого. Оглядываясь на школьные годы, он обнаружил, что его бывшая лучшая подруга никогда и ничего не делала только ради него. Взять хотя бы каникулы после пятого курса, когда он считал Сириуса погибшим и отчаянно нуждался в поддержке – его так называемые друзья даже не потрудились скрыть, что им известно гораздо больше, чем ему. Ради него Гермиона сумела бы связаться с ним, найти подходящие слова и объяснить хотя бы то, что можно, но они с Роном всё лето ограничивались формальными отписками, словно были не друзьями, а надсмотрщиками. Для его же блага, сказала она тогда – Рон не в счёт, это же Рон – но даже отмалчиваться можно по-разному. Оба они тогда слёзно просили прощения в лучших традициях небезызвестного старца и Арктур за неимением выбора простил их.

Когда нет выбора, с врагом остаётся только сражаться. Как у него с Волдемортом.

Когда нет выбора, друзей остаётся только прощать. Как у него с Гермионой и Роном.

Очень скоро Гермиона снова дала о себе знать. Она не отступилась от своих намерений, но была вынуждена играть по его правилам. От поверенного пришло письмо на гринготском бланке, что некая мисс Грейнджер желает встретиться с мистером Трэверс-Блэком в одной из банковских комнат для деловых переговоров. Выяснив, что «деловые переговоры» – это обычная формулировка банковской переписки, Арктур согласовал с Голдграббером время встречи и условия защиты клиента. Тему переговоров мисс Грейнджер определила как свободную, под ней могли скрываться и разговоры «за жизнь» с давлением на совесть, и ультимативные требования – или, учитывая занудство и напористость Гермионы, неизбежный переход от первого ко второму.

Разумеется, Арктуру была известна поговорка «по одёжке встречают, по уму провожают» и до недавнего времени он истолковывал её в пользу людей, у кого одни портки на все случаи жизни, но Вальбурга популярно разъяснила ему, что ум проявляется также и в том, как и куда одеваться. Даже у маглов имелось такое понятие, как дресс-код, что уж было говорить о консервативной верхушке чистокровного магического общества. Поэтому на встречу с Гермионой Арктур оделся тщательно – нет, он знал, что его бывшая подруга совсем не смотрит на одежду, но это был ещё один повод попрактиковаться.

В переговорную комнату он пришёл со своим поверенным мистером Голдграббером, гоблином. Гермиона уже дожидалась их там, всё такая же лохматая, в мешковатом буром свитере с наполовину протёртыми локтями. Переговоры велись за прямоугольным столом, по торцам которого садились переговаривающиеся, а вдоль боковых сторон рассаживались сопровождающие лица. Заранее проинструктированный Голдграббером, Арктур сел на жесткое кресло с подлокотниками, стоявшее у свободного торца стола, а гоблин уселся сбоку от клиента и разложил перед ним на столе деловые бумаги. Гермиона ошарашенными глазами следила за ними с другого конца стола.

– Я вас слушаю… – Арктур взял со стола документ, стараясь выглядеть как можно естественнее, скользнул взглядом по глянцевой бумаге со штампом Гринготса и положил её обратно. – …мисс Гермиона Джин Грейнджер.

Гермиона поначалу растерялась – она совсем не так представляла себе эту встречу. Но затем она вспомнила разговор с Дамблдором, переживавшим за мальчика, нуждающегося в дружеской поддержке и напутствии, и собралась с духом.

– Но… – она так выразительно скосила взгляд на гоблина, что указать пальцем было бы немногим хуже. – Нам нужно поговорить с глазу на глаз, это очень важно.