— Мне надо бежать, — сказала Элен. — Позвонишь мне завтра?

— Конечно.

— Ты почувствуешь себя намного лучше после хорошего сна, дорогая. — Элен быстро чмокнула Вивьен в щеку. — Путешествие так вымотало тебя.

— Завтра, — произнесла Вивьен, — у нас будет долгий разговор.

В вестибюле Элен ожидал мужчина. Он сидел с газетой, и она прошла бы мимо, если бы он не опустил газету и не закашлялся. Элен опустила глаза, увидев его, и остановилась в замешательстве. Затем она снова пошла вперед, но выражение ее лица изменилось. Взгляд выражал удивление и страх — эта смесь омрачала ее красивые голубые глаза.

Элен вышла из вестибюля и направилась на запад к первому перекрестку. Там она свернула на север и поспешила вперед. Она не оглядывалась, но, очевидно, боролась с таким соблазном. Что бы там ни было, мужчина следовал за ней, этот факт она, несомненно, признавала.

Мужчина был, как говорится, ни молодой ни старый: где-то под тридцать или чуть больше сорока. Но если бы вы так решили, то после внимательного изучения переменили бы свое мнение, поскольку он с невероятной легкостью изменялся. Одет — ни неряшливо, ни аккуратно. Однако любой, кто попытался бы воскресить в памяти его образ, обнаружил, что это невозможно. Его одежда не выделялась яркими красками, но когда это впечатление пропадало, она не показалась бы и однообразной. Спокойной расцветки галстук в синюю полоску, рубашка, серая или голубая, но вы не смогли бы вспомнить точно — какая.

Он относился к тем людям, которые наблюдают за вами в тот момент, когда поворачивают голову, чтобы посмотреть на что-то еще; люди, которые никогда не запечатлеваются полностью, но оставляют после себя ноющее ощущение, что где-то вы их видели.

Пройдя три квартала на север, Элен свернула к маленькому скромному кафе. Когда она вошла, мужчина остановился, вытащил из кармана блокнот и что-то записал в него огрызком карандаша. Вырвав этот листок из блокнота, он сложил его вдвое и двинулся вперед по направлению к кафе. Но когда он прошел пять шагов, со стороны дальнего перекрестка неожиданно отделился второй мужчина и стремительно пошел по направлению к первому. Он был высок, строен, очень красив; одет в куртку небесно-голубого цвета с еще более ярким голубым шарфом, повязанным вокруг шеи, концы которого были ловко подогнуты под отвороты куртки. Складки его белых широких брюк были отутюжены настолько, что он мог бы ими побриться. Преждевременно поседевшие волосы красиво вились. Он быстро шел вперед, не обращая ни на кого внимания, хотя по дороге мог бы соблазнить немало невинных девушек, однако чувствовалось, что он весьма взволнован. Его столкновение с мужчиной, украдкой наблюдающим за Элен, было неизбежным, если бы этот не молодой и не старый человек не сошел с тротуара и не пересек улицу. Он дошел до угла так, чтобы Бин Бруммель не смог увидеть его лица — хотя тот не проявил к нему никакого интереса и исчез за ближайшим поворотом. Бин Бруммель энергично направился вверх по улице, по-видимому, не подозревая, что он разрушил чьи-то планы.

Через десять минут Элен вышла из кафе, поймала такси и поехала в казино на Руш-стрит.

— Я собираюсь работать, Джек, — проговорила Элен.

— Ну, конечно, — рассеянно откликнулся Джек. Он залпом выпил свой стакан, поднялся и направился к входу в казино, куда под эскортом единственного мужчины входили две женщины в вечерних платьях.

Оскар, управляющий и мэтр казино, находился дома либо с простудой, либо с блондинкой — никто не знал с чем — так что его замещал Джек. Поэтому он только изредка подходил к столику, за которым сидели Джон Дж. Мэлони и Элен.

Для Мэлони суть заявления Элен была такой же удивительной, как и ее тон — небрежно-спокойный. В течение всего предшествующего часа она была веселой, остроумной и абсолютно естественной; совсем иной она стала сейчас — напряженным зомби, с которым он встретился на Стейт-стрит.

Мэлони потратил некоторое время на тщательное наблюдение зала, затем делал какие-то замечания невпопад, плывя по волнам совершенно беспредметного разговора. Казалось, он впал в летаргию, утомившись после трудового дня, однако незримо для других его мозг усиленно работал.

— Работать? — переспросил он Элен. — Где?

— В «Уолдене».

— И где, черт возьми, находится этот «Уолден»?

Элен рассмеялась, и Мэлони решил, что он столкнулся с некой формой истерии, однако он мог и ошибиться.

— Лаборатория химических исследований «Уолдена» на Гранд-авеню.

— Не говори глупостей. Это — совершенно секретная правительственная организация. Обычных налогоплательщиков просто не пускают туда, а ты — работать…

— Это смешно. Что заставляет тебя думать, что правительству не нравятся налогоплательщики? Оно любит их.

— Суть не в этом. Туда нанимают специалистов. Умников. Если я не ошибаюсь, в колледже ты специализировалась по вопросам общественного отдыха.

— Ты неправильно проинформирован и насчет моей квалификации и насчет «Уолдена». Я печатаю на машинке и знаю стенографию, причем довольно неплохо. Что касается «Уолдена», они, конечно, нанимают специалистов. Но только часть этого учреждения засекречена. Там имеется множество работы, которую выполняют обычные люди. Заработная плата — низкая, и администрация столкнулась с трудностью набрать достаточное количество людей для так называемого низшего эшелона. Поэтому они и приглашают рабочие руки.

— Ты будешь что-то делать для своей страны… Это что, обычное рабочее место?

— Совершенно верно. Если бы большинство людей интересовались только жизненно важными правительственными программами, то… — Элен начала долго и сбивчиво объяснять результат, но Малони перебил:

— То они имели бы меньше времени для того, чтобы делать деньги, чтобы оправдать свои налоги. Откуда у тебя появилась эта грандиозная идея об устройстве на работу?

— Моя самая лучшая подруга Вивьен Коновер сейчас находится в Чикаго. Она как раз одна из специалистов и собирается работать в «Уолдене». Когда она позвонила мне из Нью-Йорка и рассказала об этом, я решила… — Мэлони внимательно наблюдал за Элен из-под лениво опущенных век, заметив в ее глазах какое-то замешательство — нечто сродни тому оцепенелому остекленевшему взгляду, который он видел на Стейт-стрит.

— По крайней мере, я думаю о том, как это будет, — продолжала Элен; странный взгляд ее исчез. — Тем не менее, я наводила справки и встречалась с очень приятными людьми. И мне захотелось работать там.

— Ты рассказала об этом Джеку?

— Только что.

— Может быть, он не расслышал тебя…

— Джек многое не слышит в последние дни, — вздохнула Элен.

— Вам обоим необходимо хорошенько вместе отдохнуть.

— Когда-нибудь этот день наступит… — снова вздохнула Элен. — Если Джек один-единственный день не явится в клуб, то клуб развалится. А ты не знал?

— Кстати, — небрежным тоном проговорил Мэлони. — Я приношу свои извинения, что ошибся сегодня во времени нашего свидания. Ну, чтобы купить Джеку ружье на день рождения. Мне пришлось задержаться по делам, а перед этим я сообразил, что ошибся во времени, но никак не смог тебе позвонить и предупредить…

Снова быстрый недоуменный взгляд, который он замечал у Элен прежде. Она даже подняла стакан, чтобы скрыть его.

— Мэлони, у тебя не возникло мысли о том, какое разнообразие я внесу в свою жизнь, начав работать? — спросила она.

— Разнообразие?

— Вот я сижу здесь и жду, когда ты меня спросишь, почему я раньше не сделала этого. Я сама упустила время и чувствовала себя ужасно.

Мэлони захотелось наклониться через стол и спросить:

«Что не так, Элен? Что за путаница овладела тобой? Ты можешь рассказать мне, может быть, ты не можешь рассказать об этом Джеку. Я могу это понять. Но ты можешь поделиться этим с Джоном Дж. Мэлони. Он любит тебя и он твой друг».

Однако Мэлони безмолвно сидел за столиком, наблюдая за Элен; теперь он был больше чем когда-либо уверен, что положение чрезвычайно серьезно и опасно. А он без лодки и весла, а также не имеет никакого представления о том, что происходит, что делает Элен настолько несчастной.