Он начал говорить, но Бет схватила его за руку.

— Это животное не опасно? — спросила она указывая на собаку, лежавшую теперь на земле, напоминая собой ковер из медвежьей шкуры, держа голову между лапами, очевидно, страдая от приступов страха, в то время как двое мальчиков чесали ей за ушами, ласкали, гладили и задавали вопросы хозяйке.

— Да, — услышал я голос девушки, — они могут бегать довольно быстро. На пересеченной местности они в состоянии обогнать грейхаунда.

— Надо же!

Лоуган рассмеялся, глядя на Бет.

— Не знаю, насколько в безопасности это животное, моя дорогая, — сказал он. — Но уверяю тебя, что мальчики в полной безопасности. Афганские борзые очень милые создания, а эта собака кажется чрезвычайно кроткой даже для собак своей породы.

Бет все еще не сводила с нее глаз. Лицо Бет снова приобрело ту странную твердость, которую, насколько я помню, мне прежде не приходилось видеть.

— Зачем ты привез ее сюда?

— Это — кобель, Элизабет, — ответил Лоуган. — Я это выяснил.

У Лоугана было абсолютно невозмутимое лицо, но тем не менее он ее высмеивал в своей спокойной британской манере.

— Я имею в виду не собаку, — сказала она резко.

— О, — произнес он по-прежнему невозмутимо. — Я повстречал ее на улице. Она спросила о Питере. Они всегда были друзьями, ты же знаешь. Друзья детства и все такое прочее. Когда я сообщил ей, что еду домой, то она спросила, нельзя ли ей поехать вместе со мной. Я едва ли мог отказать. Ты знаешь, что ее родители довольно плохо с ней обращаются. Она привыкла считать нас своей второй семьей, чем-то для нее даже более предпочтительной. Я не хотел обижать девушку, даже если…

Теперь туда подошел Питер, он был аккуратно причесан, но в его внешности было нечто такое, что свидетельствовало о том, что властность, свойственная его отцу, никогда не получит в нем своего завершения.

— Давайте зайдем в дом и предоставим детей самих себе. Вы отдаете предпочтение мартини или виски, мистер Хелм?

— Ни тому, ни другому, — ответил я. — Это зависит от обстоятельств. Для долгого разговора подходит виски, но для короткого нет ничего лучше мартини. Полагаю, что для этого вечера больше подходит мартини, мистер Лоуган.

— А, да, — произнес он.

— Если вы не возражаете, — сказал я. — Я присоединюсь к вам через минуту.

Он бросил взгляд в сторону двери, где горничная-негритянка как раз принесла Бетси, умытую и сияющую в свежем крошечном платьице.

— Мы будем в гостиной, — заметил Лоуган, взяв Бет за руку и тактично удаляясь.

Я бросил на него взгляд. Мне пришло в голову, что если бы я не был настроен против него, то этот парень начал бы мне нравиться. Затем я повернулся, чтобы поздороваться с дочерью, отвернувшейся от меня. Она не была в состоянии отличить меня от Санта Клауса, разве что у последнего была еще и борода. Когда я вошел в гостиную с высоким потолком, в ней никого не было. Затем в дверь, расположенную рядом с камином, поблизости от выхода на улицу, вошел Лоуган. В руке он держал высокий стакан. Он жестом показал на налитый стакан, дожидавшийся меня на небольшом баре, в углу комнаты. Я взял свой мартини.

— Это всегда немного шокирует, — заметил он, — когда ваши дети вас не узнают, не так ли? У меня был аналогичный случай во время войны.

Он поднял свой стакан:

— За ваше здоровье и за все прочее.

— За ваше здоровье, — произнес я. — Я привез детям немного подарков, я недавно приобрел их в Европе. Надеюсь, вы не возражаете против этого?

— Совсем нет.

— Где Бет? — спросил я.

— Я попросил Элизабет пока не появляться. Я хочу вам кое-что сказать, мистер Хелм. Я подумал, что для нас было бы легче поговорить без нее.

— Конечно, — откликнулся я. — Мы проведем эти переговоры сидя или стоя?

— Я понимаю, что мои слова звучат ужасно официально, не так ли? — живо улыбнулся он. — Все-таки присядем. Прошу вас занять вон то большое кресло у окна. — Он сделал жест рукой в его сторону и прошел к креслу, стоявшему напротив. — Мистер Хелм…

Я взял свой стакан. Когда я повернулся, отходя от бара, то задел его лежавшим в боковом кармане брюк фотоаппаратом, раздался сильный, явственно слышный, глухой удар о дерево. Я инстинктивно протянул руку, чтобы проверить, все ли с ним в порядке. До этого момента Лоуган говорил в свойственной ему вежливой манере, но, услышав этот звук и увидев мое движение, он замолчал, и его рука очень проворно оказалась у лацканов его куртки цвета хаки.

Этот жест мог бы вызвать резкую ответную реакцию с моей стороны. К счастью, происшедшая раньше неожиданная встреча с молодым Лоуганом заставила меня сдержать мои рефлексы. Я просто замер и подождал. Его рука остановилась. Я сделал медленный длинный вдох и, не спеша, сунул руку в карман, достал «лейку» и положил ее на бар.

— Я рассчитывал сделать несколько снимков детей, прежде чем уехать, — пояснил я.

Его лицо было совершенно непроницаемым. Он поднял руку еще выше и поправил узел галстука.

— Конечно, — произнес он.

Затем в большой комнате установилась тишина. Я знал, как себя вести. Теперь я понял его полностью. Тренированный инстинктивный жест сказал мне все. Кобура всегда доставляет беспокойство. Она выдает вас слишком явно, особенно той модели, которую носят на плече.

Нельзя признать, что такая кобура очень удобна для того, чтобы носить тяжелое оружие зимой. Его вес через широкие ремни передается на плечи, если же кобура крепится к узкому ремню на поясе, то последний так натягивается, словно вот-вот разрежет вас пополам. Вам нет необходимости широко распахивать пальто, если потребуется его достать, и смазка на нем не замерзнет в самую холодную погоду. Хорошая эластичная наплечная кобура удивительно удобна, оружие не выстрелит, даже если вы станете на голову, оно защищено от непогоды, не раскачивается при ходьбе и не наносит удары по телу, как это происходит при подвешивании оружия на поясе. Конечно, в наши дни выходящему из дома относительно редко приходится беспокоиться об оружии, так как он уже не встретит внезапно на тропинке гризли.

Все вышеизложенное относится к большому револьверу, который носят охотники или трапперы. Когда речь идет о небольшом плоском неприметном автоматическом пистолете, который носит, похоже, хорошо разбирающийся в этом джентльмен с преувеличенным британским акцентом, то это совсем другое дело. Я жестко на него посмотрел. Теперь я знал, кто он такой. Я понял, какой исходящий от него запах я почувствовал, Мак тоже его заметил. Это был запах порохового дыма. Мне было известно, что он никогда не исчезнет полностью.

Полагаю, что это было забавно. Вот за кого вышла замуж Бет, после того как ушла от меня, потому что она не могла оставаться женой человека, прибегающего в своей работе к насилию… за этого недавно отошедшего от дел наемника, одного из тех парней, которые носят пистолеты под мышкой, Боже милостивый!

Ни один из нас ничего не сказал. Он медленно подошел и поставил свой стакан на бар, не пролив ни капли. Рука у меня тоже не дрожала, я спокойно положил камеру.

— «Вецлар, Германия», — прочитал он надпись на фотоаппарате и поднял голову. — Не могу сказать, чтобы мне очень нравились немецкие вещи, но они делают отличную оптику, не так ли?

— Совершенно верно, — ответил я.

Выражение его лица было озабоченным. Ему, очевидно, очень хотелось бы знать, не попытаться ли со мной объясниться, чтобы убедить меня его понять. Он не знал, что уже это сделал. Я понял его очень хорошо. Я сам когда-то пережил переход от жестокостей войны к мирной жизни. Я был респектабельный, в известной степени процветающий гражданин, у которого были чудесный дом и семья, но только кое-что произошло, и все это исчезло. С ним тоже что-то произошло, иначе он не стал бы снова носить при себе пистолет.

Возможно, это был тот самый пистолет, который сохранился с минувших крутых деньков. Он сберег его, мы все так поступаем, говоря себе, что теперь это просто сувенир, воспоминание о жизни, оставшейся позади, что это просто старый приятель, оставшийся не у дел после нескольких лет преданной службы. И у меня был пистолет, пролежавший запертым в ящике в течение пятнадцати лет, после того как закончилась война, пока однажды мне не пришлось его достать. Я применил его по назначению и потерял, теперь у меня в ботинке была спрятана новая безжалостная модель 38-го калибра. Несомненно, однажды я попытаюсь положить в ящик и его вместе со всеми воспоминаниями, которые, возможно, к тому времени будут с ним связаны… но я все-таки уберу его заряженным и готовым к использованию.