Каспер не выказал никаких признаков возмущения или удивления или каких-либо иных чувств, которых они могли от него ожидать. Он сплюнул мокрый табачный листик и сказал грубым тоном уличного драчуна:

— Ну и что! Если его имя Джуниор Болл, значит, он ее двоюродный брат.

— Все, что мы хотим узнать, это, почему тройка бандитов, которые ограбили вас на пятьдесят грандов[2], переехали двоюродного брата вашей жены и убили его? — сказал Эд Гроб.

— А по какой причине это может быть мне известно? — сказал Каспер. — Если вы думаете, что она знает, спросите у нее.

— Отлично, мы собираемся спросить у нее, — прошепелявил Могильщик.

— Ну тогда идите, черт возьми, и спрашивайте! — заорал он, его лицо налилось ярким апоплексическим багрово-черным румянцем. — И не остроумничайте, черт вас возьми. Я вас…

— Не выходите из себя, босс — в вашем возрасте вас может хватить удар, — прошепелявил Могильщик.

Каспер с усилием подавил гнев. Он сделал долгий глубокий вдох, швырнул наполовину выкуренную сигару на пол и, не глядя, схватил другую. Его руки дрожали, когда он зажигал ее.

— Хорошо, ребята, не будем ссориться, — примирительно сказал он. — Вы знаете, что я имею в виду. Я не хочу, чтобы моя жена оказалась замешана в скандал.

— Да и мы о том же, — сказал Эд Гроб.

— И не забывайте, ребята, что это я дал вам вашу работу, — напомнил он.

— Да, конечно. Вы и наши армейские заслуги… — начал Могильщик.

— Если не считать наших оценок в восемьдесят пять и восемьдесят семь процентов на экзаменах при поступлении на службу, — подхватил Эд Гроб.

Каспер вынул сигару изо рта и сказал:

— Ну, хорошо, хорошо, все это так, и поэтому вы думаете, что вам ничем нельзя повредить, — он вытянул перед собой руки. — Я не хочу вредить вам. Все, чего я хочу, это то, чтобы эти поганые бандиты были пойманы с минимальной оглаской…

Он втянул дым в легкие и позволил ему выйти струйками сквозь свои широкие плоские ноздри.

— И вы не будете в накладе, если эти ублюдки окажутся мертвы, — и он бросил на них косой испытующий взгляд.

— Вот именно таким образом мы это себе и представляем, босс, — сказал Эд Гроб.

— Какого черта ты хочешь этим сказать? — вновь вспыхнул Каспер.

— Ничего, босс. Только то, что мертвые не разговаривают, — сказал Эд Гроб.

Каспер не шелохнулся. Своими черными обсидиановыми глазами он смотрел то на одного, то на другого.

— Если вы думаете, что намекаете на то, что я думаю, то я сотру вас в порошок, — пригрозил он голосом, который звучал очень опасно.

На мгновенье в комнате слышалось только тяжелое громкое дыхание. Из коридора доносились звуки шагов. С ближайшей улицы слышался приглушенный гул автомобилей.

Наконец Могильщик произнес шепеляво:

— Не берите в голову, Каспер. Мы все слишком давно знаем друг друга. Мы всего лишь подразумевали, что вам не хотелось бы, чтобы пошли кое-какие разговоры в самом начале предвыборной кампании.

Каспер принял это.

— Ну тогда хорошо. Но только не пытайтесь подкалывать меня, потому что я не подкалываюсь. А сейчас я расскажу вам все, что знаю, и если вас это не удовлетворит, можете задавать мне вопросы.

Во-первых, я не узнал никого из этих поганых бандитов, а я знаю чуть ли не всех в Гарлеме, либо в лицо, либо по имени. В этом городе нет ни одного, кто мог бы отмочить такую штуку и кого я бы не знал, и то же самое вы можете сказать и о себе.

Могильщик кивнул.

— Поэтому я полагаю, что они не из наших мест. Поехали дальше. Теперь, как они узнали, что я должен получить на руки пятьдесят грандов? Вопрос стоимостью в пятьдесят тысяч долларов. Прежде всего, я не говорил об этом никому — ни в моей ассоциации, ни жене, никому. Во-вторых, я и сам точно не знал, когда я должен буду их получить. Знал, что они должны когда-нибудь поступить, но когда именно — было мне неизвестно до тех пор, пока секретарь комитета Гровер Лайтон не пришел прошлой ночью и не шмякнул мне их на стол.

— Что-то рановато, не так ли? Я хочу сказать, рановато в этом году, — заметил Эд Гроб.

— Да, я не ждал их раньше, чем в апреле или мае. Это должно было быть ранее, чем обычно. Как правило, это не бывает раньше июня. Но в этом году они захотели провести выборы раньше. Ожидается бурная кампания со всеми этими телевизионными представлениями и военными вопросами и расовыми проблемами и прочей дребеденью. Так что как эти подонки сумели узнать об этом — я имею в виду, точное время, когда доставят деньги, — раньше, чем узнал я сам, — этого я никак не могу понять.

— Может быть, секретарь в чем-нибудь дал промашку, — предположил Могильщик.

— Да. Может быть, в этом году лягушки едят змей, — допустил Каспер. — Мне об этом неизвестно. Но вы, ребята, не трясите его. Пусть он разбирается в этом деле с другими белыми людьми, — он подмигнул, — парнями из Пинкертона, комиссионерами и инспекторами. Что же до меня, то я, черт возьми, не знаю, как они сумеют в этом разобраться. Вы, ребята, меня знаете — я реалист. Не хочу, чтобы поганые налетчики невесть откуда грабили меня. Хочу, чтобы их схватили — вы меня поняли. А если вы убьете их — это будет отлично. Вы поняли. Я хочу, чтобы каждый знал: никто из поганых налетчиков на этой проклятой зеленой земле не может ограбить Каспера Холмса и просто так сбежать.

— Мы поняли вас, босс, — сказал Эд Гроб. — Но у нас нет никакой ниточки. Вы знаете об этом деле все, что происходило и до него, и потом, и мы подумали, возможно, у вас есть какие-то мысли на этот счет. Вот почему мы пришли раньше конфедератов.

Каспер позволил себе мрачную ухмылку. Затем она исчезла.

— А разве с вашими осведомителями что-нибудь случилось? — спросил он.

— Доберемся и до них, — прошепелявил Могильщик.

— Так и доберитесь до них, — сказал Каспер. — Пройдите по публичным домам и игорным притонам, по торговцам дурью и девушкам по вызовам. Черт возьми! Три подонка с пятьюдесятью грандами непременно захотят разгуляться или что-нибудь в этом роде.

— Если они все еще в городе, — сказал Эд Гроб.

— Если они все еще в городе, — эхом отозвался Каспер. — Двое из них ниггеры, а у белого парня — не все дома. Куда к черту они соберутся уезжать? А вы бы сами куда бежали, если бы схватили кусок в пятьдесят тысяч? В каком еще, к черту, месте вы стали бы искать, где разгуляться? Гарлем — величайший город на свете. Вы думаете, они захотят покинуть его?

Оба детектива подавили желание рассмеяться.

Эд Гроб сказал бесстрастно:

— Не думайте, что мы уклоняемся от дела, Каспер. Мы возимся с ним с того момента, как все это произошло. Людям причинен вред, а некоторые убиты. Вы читали об этом в газетах… Мы набили себе шишек, но мы не сдаемся.

Каспер взглянул на перекошенный рот Могильщика.

— Это ваша работа, — сказал он.

Квартира находилась на шестом, последнем этаже старого дома с каменным фасадом на 110-й улице, глядящего на залив в верхней части Централ-парка.

Цветные мальчишки и девчонки в лыжных костюмах и балетных юбочках катались на коньках, скользя с фантастической легкостью, когда в два часа дня Эд Гроб и Могильщик припарковали перед домом свой полуразвалившийся автомобиль.

Детективы остановились на мгновенье поглядеть на катающихся.

— Напоминает мне Горького, — прошепелявил Могильщик.

— Писателя или ростовщика? — спросил Эд Гроб.

— Писателя, Максима. Его книга называлась «Наблюдатель»[3]. Мальчик провалился под лед и исчез. Люди бросились его спасать, но так и не нашли даже следа. Он исчез подо льдом. И тогда шутники стали спрашивать: «А был ли мальчик на самом деле?»

Эд Гроб торжественно взглянул на него:

— Значит, он думал, что полынья во льду — это дело рук Божьих?

— Может, и так.

— Вроде нашего друга Барона, да?

Они молча поднялись по старой мраморной лестнице и отворили старые, покрытые изысканной резьбой деревянные двери со стеклянными витражами.