– Благодаря значительному наращиванию мозговой ткани, функции полностью восстановлены.
– Они не могли вырастить заново мой мозг. Это влияет на воспоминания и...
Я закопалась в свои воспоминания о яслях, доме, следующем шаге и событиях прошедшего года. Конечно, детство в яслях казалось немного туманными, но остальное определенно на месте.
– Ваши воспоминания и личность уже были записаны по технологии «Подмастерьев Чиони» и восстановлены после наращивания мозга, – объяснил Левек. – Эта технология запрещена законами защиты человечества после инцидента на Персефоне, потому желательно, чтобы история о повреждении мозга не стала достоянием общественности.
– Персефона! Как могли военные использовать технологию Персефоны?
– Нам помогли подмастерья, – повторил Левек. – И вновь, желательно, чтобы это не стало достоянием общественности.
– Что?! Подмастерья до сих пор существуют? Как они оказались в этом замешаны?
– Вы провели в баке гораздо дольше, чем ожидалось, подполковник.
– Дольше, чем?.. Насколько?
Годы, десятилетия? Я подумала, что Фиан стал старше, оставил надежду, нашел кого-то. Возможно, у него уже жена и дети, и...
– Сегодня десятое ноября две тысячи семьсот восемьдесят девятого.
Значит, не годы, всего три месяца. На секунду я расслабилась, затем нашла новую причину для паники.
– Три месяца! Значит, голосование по неопланетам уже прошло. Что?..
– Прошу, позвольте рассказать обо всем по порядку. Военным пришлось проинформировать комитет Верховного Совета Объединенных Секторов об обнаружении родного мира инопланетян. Мы сообщили также о планетарной системе защиты и проблемах с активацией пьедестала. В первый день вашего пребывания в баке одна из членов комитета в секторе Альфа передала эту информацию новостям. Она глубоко предубеждена против людей с синдромом Новака-Надал и надеялась не дать Земле присоединиться к Альфе.
Я застонала:
– Теперь все знают, что я натворила. Голосование по критериям для неопланет, наверное, провалилось, и... Простите, продолжайте.
– Последовала буря ожесточенных споров в новостях, так что генерал-маршал добился согласия майора Эклунда дать полный публичный отчет о вашем состоянии. Когда люди услышали, на какой риск вы пошли, симпатии общества вновь вернулись на вашу сторону. Затем события получили неожиданное развитие. К майору Эклунду обратился отец, предложив помощь «Подмастерьев Чиони». Очевидно, он никогда не знал о членстве своего отца в данной организации, поскольку, по мнению подмастерьев, интерес майора к истории вместо точных наук делал его участие нежелательным.
– Отец Фиана... Что ж, это многое объясняет, но почему, во имя хаоса, он решил мне помочь?
– Подмастерья привержены развитию науки и потому жаждут, чтобы человечество получило доступ к инопланетным технологиям. Они хотели сохранить ваши воспоминания и личность, дабы вы смогли успешно активировать пьедестал.
Теперь понятно. Отец Фиана беспокоился не обо мне, а о науке.
– После неудачи с имплантированной сетью и вашего возвращения в бак настроение Парламента Планет выглядело неясным, – продолжил Левек. – Люций Август Гордиан предпочел отложить голосование по неопланетам на последний день текущей сессии парламента.
– Это когда?
Он нахмурился:
– Вы не помните?
– Я и не знала. Никогда не интересовалась внеземной политикой.
– Пятая парламентская сессия ежегодно завершается за день до Дня Уоллама-Крейна.
– Значит, голосование через четыре дня, четырнадцатого ноября, – пробормотала я себе под нос.
– Сейчас врачи пытаются решить проблему управления сетью, одновременно перенастраивая ее и увеличивая мощность световых сигналов. – Левек взглянул на маленький прибор в своей руке. – Первичный запуск завершен, начался этап стабилизации. Он займет от одного до пяти часов. Если все пройдет успешно, ваши проблемы с иммунной системой будут решены навсегда. К сожалению, есть значительный риск провала. Я оцениваю вероятность...
– Не хочу знать вероятность, – прервала я. – Просто скажите, что произойдет в случае неудачи. Я умру?
– Если сеть не получится стабилизировать, то в течение нескольких часов контроль над вашей иммунной системой начнет медленно ослабевать. На время поиска нового решения вас вернут в медбак.
Опять бак. Даже если со временем очередное решение найдется, не исключен еще один провал. Я вдруг увидела кошмарное будущее, где прохожу через это снова и снова. Не жизнь, а...
Я задвинула эту мысль подальше. На кону стояло кое-что куда важнее моей жизни, и Левек рассказал мне все это по вполне очевидной причине.
– Значит, возможно, у меня есть всего несколько часов, чтобы добраться до Фортуны и активировать пьедестал. Я должна отправляться сейчас же.
– Весьма желательно, – подтвердил Левек.
– Новостные каналы в курсе происходящего?
Он кивнул:
– Генерал-маршал решил, что лучше всего дать им полную информацию.
– Но они не знают, что химеры не уничтожены?
– Нам удалось придержать эти данные только для глав секторов и небольшого числа военных. Прежде чем делать объявление, генерал-маршал хочет, чтобы мы получили доступ к родному миру инопланетян. Иначе, – добавил он сухо, – возможны серьезные волнения в обществе.
– Я уже могу двигаться?
– Да, абсолютно свободно. Однако должен предупредить, что ваш внешний вид изменился гораздо сильнее, чем ожидалось.
– Я догадывалась. Здесь есть зеркало?
Левек указал в угол комнаты. Я спустила ноги с кровати, встала, подошла к зеркалу и судорожно вздохнула. Я выглядела не чудовищем, но шокирующе другой. Огни сети постоянно мерцали под кожей. Я могла видеть их даже под волосами.
Я закатала белые рукава больничной пижамы и провела светящимися ладонями по светящимся предплечьям. На ощупь кожа казалась совершенно гладкой и нормальной, но...
В начале года я вошла в класс нормалов, наговорила кучу лжи и убедила их, что тоже нормальна. Не существовало видимых признаков моей инвалидности, а сейчас... Никто не принял бы меня за человека даже по ошибке.
– Майор Эклунд и еще несколько посетителей ждут снаружи, – сообщил Левек.
– Фиан не видел меня похожей на... Он не видел меня после помещения в бак?
– Нет. Вы достаточно четко озвучили свои пожелания.
Я схватила висевшие на стене облипку и бронекостюм.
– Я оденусь, прежде чем выйти людям.
– Свежевыращенная кожа еще не совсем огрубела, так что вам может быть неудобно надевать костюм, – предупредил Левек. – Я позову врачей, чтобы вам дали обезболивающее.
Я покачала головой:
– Ненавижу лекарства.
– Тогда я подожду снаружи. – И он вышел из комнаты.
Я сняла пижаму и без проблем надела облипку, но натягивание костюма превратилось в настоящее сражение – кожа протестовала против жесткого прикосновения ткани. Наконец справившись, я подняла и застегнула капюшон, убедилась, что на дисплее установлены мои имя и звание, и минуту постояла спокойно. Резкая жалящая боль постепенно превратилась в ноющую, и облегченно вздохнув, я шагнула к двери, открыла ее и вышла в просторный зал.
По моим смутным ощущениям, на стульях сидело множество людей, но я осознавала присутствие лишь одного, стоящего ко мне лицом.
– Я так и знал, – сказал Фиан. – Знал, что ты выйдешь сюда, застегнутая до макушки.
Раздражение в его голосе смешалось с весельем. Длинные светлые волосы растрепались, словно он не раз запускал в них пальцы. Лицо выглядело напряженным, уставшим и каким-то более взрослым. Неудивительно. Если бы я ждала три бесконечных месяца, не зная, выживет Фиан или умрет, если бы наконец получила его обратно, но понимала, что это, возможно, лишь на несколько часов, то была бы в полном раздрае.
– Не нужно прятаться от меня, – сказал он. – Мне плевать, как ты выглядишь, покуда я тебя не потерял. Вот если бы мы поменялись местами и я изменился внешне, ты бы захотела меня бросить?
Я покачала головой. Сперва он привлек меня своей похожестью на Аррака Сан Домекса – актера, по которому я с ума сходила, – но затем я полюбила Фиана за все то, что делает его таким бесконечно особенным. Его ум. Его упрямство. Его любовь к истории. Его хмурая серьезность и способность меня рассмешить. После всего, через что мы прошли вместе, его внешность не имела значения, пока он оставался Фианом.