Гарри встретился с ним взглядом и вздохнул.

— Понятно…

— Это первое, но есть кое-что ещё.

— О чем вы? Только не говорите, что тоже хотите извиниться, — полусерьезно предположил подросток и, увидев выражение лица зельевара, пораженно спросил. — В самом деле?

— К вашему сведению, Поттер, извиняются — когда наступят на ногу, а когда не успевают закрыть ученика от Авады Кедавры, просят прощения. Я не смог вовремя прийти к вам на помощь, а потому Невиллу Долгопупсу пришлось жертвовать собой, — пауза. — Мне жаль, что так произошло.

Оба помолчали немного.

— Вы бы закрыли меня, профессор?

— Да, Поттер, — ровно отозвался тот. — Я ваш преподаватель, а долг преподавателя нести ответственность за образование, воспитание и жизни своих учеников… Идемте.

Снейп резко развернулся и скрылся за дверью, ведущей в коридор. Гарри последовал за ним.

— … Я полагаю, каждому из вас необходимо знать: о чем это письмо, — вещал директор, пока Поттер и Снейп занимали свои места. — «Я многого боялся и не всегда говорил то, о чем думал. Мне не хватало смелости даже держать ножик в руках на уроках зельеварения, постоянно взрывались котлы… Но на шестом курсе у меня появилась цель: исцелить родителей или хотя бы попытаться. Профессор Снейп говорил, что я безнадежен, но это только заставляло меня работать лучше, стараться ещё сильнее. Я прочитал все книги о зелье Репатус Меморум и растении мимбулус мимблетония, а потом искал, варил, взрывал котлы — но не сдавался… Один из полученных образцов я и отправляю в вашу клинику Святого Мунго. Не знаю, сработает ли, но мне очень хотелось доказать, что я не безнадежен. А ещё, чтобы меня узнала мама…» Это письмо, — Дамблдор положил свиток пергамента на стол. — Мне передал сегодня главный целитель клиники. Они проверили зелье Невилла, и оно помогло. Фрэнк и Алиса Долгопупсы здоровы, исцелились сегодня утром. Жаль только об этом никогда не узнает их сын…

Гарри не помнил, как вновь оказался у входа в Хогвартс. Перед глазами стояли потрясенные лица однокурсников, странно блеснувшие глаза профессора Снейпа — хотя, возможно, это была всего лишь игра света… Две тени возникли на дороге, два человека молча смотрели на него: худощавая женщина с поседевшими волосами и высокий круглолицый мужчина. Они уже знали.

— Мистер и миссис Долгопупс, — паренек переводил взгляд с одного на другого, потом зажмурился и тихо сказал. — Простите.

— Ты похож на Лили, — грустно заметила женщина.

А потом, уже в следующую минуту она обнимала его, крепко прижимая к себе. «Гарри, мальчик…» — Алиса всхлипывала, а Гарри плакал, по щекам катились соленые слезы. Он только и мог повторять: «Простите меня, простите… Я не смог его защитить… Он не должен был… Это письмо… Я старался. Старался! И не успел, а Невилл так хотел с вами встретиться… Он добрый, он хороший…»

— Мы не виним тебя, — это Фрэнк положил Гарри руку на плечо. — На его месте мы поступили бы так же.

— Не надо так говорить! Я не лучше его, чтобы со мной так носились.

— Причем тут лучше или нет, мой мальчик? Моей лучшей подругой была твоя мама… — Алиса ещё сильнее прижала его к себе. — Она бы тобой гордилась…

— Я не хочу жить взаймы! Я этого не заслужил…

— Не соглашусь с тобой, Поттер, — это бабушка Невилла услышала его последние слова. — Ты наша надежда, а надежду надо беречь.

— Надежда… — Гарри чуть отстранился и вытер глаза рукавом. — Что я могу для вас сделать?

— Отомстить, — негромко, но твердо ответил отец Невилла. — Отомсти тому, кто погубил нашего сына. За нас всех.

— Я обещаю.

Жуткий кашель разорвал тишину, горло словно засыпали песком и никак не получалось вдохнуть.

— Гарри, что с тобой? — обеспокоено склонились над ним родственники Невилла.

— Он болен, — профессор Снейп быстро подошел к студенту, взял его за подбородок и внимательно посмотрел глаза. — Вы в своем уме, Поттер, — спать осенью на земле?! Да ещё и под дождем! Живо в лазарет к мадам Помфри!

— Но…

— Без «но»! Чтобы поставить вас на ноги, ей и так понадобится не один день…

Японские стихи с грустным названием «Вспоминая умершего ребенка» не оставляли его ни на минуту. Особенно сейчас, в холодном классе, когда он сидел один, кутаясь в мантию, и не мог оторвать взгляд от места Невилла. Часы пробили десять раз, и в класс почти ворвалась группа гриффиндорцев во главе с Гарри.

— Какого вам здесь надо?

— Как какого? Профессор МакГонагалл сказала, что занятия должны продолжаться.

— Что?! Война войной, а уроки по расписанию? Вон отсюда все! Я отменяю свои уроки до похорон. Что вы стоите? Оглохли, что ли? Вон, все вон!

Стайка учеников беззвучно растаяла за дверью. Гарри не двинулся с места.

— Вам что, Поттер, нужен особый пинок?! Убирайтесь.

— Нет. Мне показалось, что вам лучше не быть одному… сейчас.

— Да? Вам не показалось. Но уроки я проводить не могу. Неужели она не понимает…

Да, я его тиранил, если вы об этом. И что? Вы знаете, что родились с Невилом в один день? Вы-то еще как-то шевелились. А бедняга Лонгботтом вечно витал в облаках. Рифмы ему удавались. А зелья — нет. Но защитить его … Мерлин мой! Я должен был стоять на его месте! И не был…

Так всё и было, а потом он отправил его обратно в Больничное крыло. И вновь потянулись нескончаемой вереницей дни и ночи, о Вольдеморте не появлялось никаких известий, впрочем, ничего особенно хорошего тоже не происходило. Гарри выздоравливал с трудом: воспаление легких помноженное на нервное потрясение дали о себе знать — как результат, высокая температура, не сбиваемая уже порядка двух недель. Он ненавидел светлые стены и белый потолок, а ещё больше запрет вставать с постели больше, чем на десять минут.

К середине ноября потеплело, за окнами лазарета все чаще раздавались звонкие голоса игроков в квиддич: когтевранцы победили слизеринцев, и теперь в Хогвартсе с нетерпением ожидали матча гриффиндорцев со своими принципиальными соперниками — представителями зеленого факультета. Как-то в один из таких дней Гарри все-таки удалось убедить мадам Помфри в своем прекрасном состоянии, и она чрезвычайно неохотно его отпустила. Слегка пошатываясь, он вышел из Больничного крыла и направился к выходу из замка. Поттеру очень давно хотелось оказаться на свежем воздухе.

Приблизившись к холлу замка, он услышал негромкие голоса, замедлил шаг, а потом и вовсе остановился. Показываться на глаза Дамблдору, Грюму, МакГонагалл и Амалии Боунс как-то уж совершенно не хотелось.

— … Так мы договорились, Альбус? Ты отпустишь мальчика в Министерство магии или все еще не видишь в этом смысла?..

— Амалия, я прекрасно понимаю, что пятьсот лет аврорату заслуженно считают главным событием года, но вместе с тем мы не можем упускать из виду тот факт, что Вольдеморт это также осознает и готовится…

— Если позволишь вмешаться, Альбус, я хотел бы напомнить: у нас есть достаточное количество людей, чтобы обеспечить достойную охрану. Я лично подтяну свои старые связи… Прикроем мы твоего Поттера, хотя не стал бы я с ним так носиться… Он у тебя в кабинете ясно дал понять, что в нашей помощи не нуждается…

— Аластор! Ты опять начинаешь? В чем дело? Столько времени прошло, а ты все никак не успокоишься!.. Мальчик расстроился из-за смерти друга, его слова не следует воспринимать всерьез.

— Воспринимать всерьез? Ты как-то слишком быстро меняешь свое мнение, Минерва! Кто так настойчиво требовал дисциплинарных санкций: на месяц отстранить Поттера от учебы и отправить на площадь Гриммо? Кто говорил об оскорблениях, которые нельзя прощать? Ему повезло, что этот его защитничек Снейп заступился, встал в дверях лазарета и начал орать: «Поттер серьезно болен, его нельзя двигать с места! Если хотите его убить, дождитесь пока я уйду!..»