Сам герой не знал, как ему на всё реагировать. Он никогда не желал такой популярности, а уж тем более не стремился увидеть памятник себе. Многое изменилось со дня получения первого письма из Хогвартса. Все эти годы Гарри старался жить, как обычный мальчишка, что с переменным успехом ему удавалось. Но теперь, глядя на огонёк в бронзовой ладошке статуи, он понял: больше у него это не получится никогда. Он всё-таки стал героем, единственной надеждой волшебного мира. Пламя Надежды — такими, несомненно, завтра будут все заголовки газет для магов…

Гарри сильно зажмурился, затем быстро промокнул рукавом две слезинки, сползавшие по щекам. Теперь он не может казаться слабым на людях. Его выдвинули вперёд, как знамя победы — это было предопределено. Мальчик взглянул на небо, представляя, что где-то там его родители и крёстный. Мама… Папа… Оттуда вы смотрите на меня, — думал он. Ведь так?.. Я не один, мама. Вы не могли оставить меня одного, я знаю… Я знаю, вы со мной — на небесах, в моей душе, в моём сердце, но вы со мной… Мне вас так не хватает…

Теперь ваш сын стал героем. Нет, не стал. Меня им только назвали, но я оправдаю… Я обещаю. Клянусь, мама… Интересно, хотели ли вы этого? Хотели ли видеть меня героем? Или желали мне обычной жизни, а не судьбы Пламени Надежды? Я не знаю… И никогда не узнаю… Никогда…

— Мальчик, почему ты так долго туда смотришь? — звонкий детский голосок заставил Гарри отвлечься. Маленькая девочка в розовом платьице и нелепой белой панамке большими синими глазами вопросительно смотрела на него.

— Я не знаю, — хрипло ответил он.

— Ты же Гарри Поттер, да? — парень кивнул. — И это тебе поставили статую? Красивая…

Девочка с минуту разглядывала памятник, затем заглянула юноше в глаза.

— Ты видел мой медальон? — она указала на кристалл, затем задумалась на мгновение и решительно сняла ниточку с амулетом с шеи. — Держи, это тебе.

— Зачем? — Гарри отшатнулся. — Не стоит.

— Возьми, у тебя же его нет. А это Пламя Надежды, оно должно гореть в сердце каждого.

Юноша изумлённо смотрел на ребёнка, так убежденно желавшего сделать ему подарок.

— Бери, тебе оно нужнее.

— Не надо, пусть оно останется у тебя. Как тебя зовут?

— Джейн. Мне летом будет пять лет. Ты придёшь ко мне на день рождения?

— Я не знаю… Я очень постараюсь.

— Значит, решено, — Джейн замолчала, затем нерешительно спросила. — Гарри, можно тебе кое в чём признаться?

Он кивнул.

— Конечно.

— Мне страшно. Гарри, мне очень страшно. Я боюсь злого колдуна, который делает людям больно. Я не хочу, чтобы он так делал. У моей подруги он убил папу, и теперь я боюсь. Я всегда жду моих родителей вечером у окна.

Парень взял ребёнка за руки.

— Послушай, с твоими родителями всё будет хорошо. Не бойся. Я найду этого злого колдуна, и он больше никому не причинит боль. Я обещаю.

— Ты его убьёшь? — серьёзно спросила Джейн. Юноша помедлил — обманывать не хотелось — но ответил:

— Да.

— Вот и правильно. Зла не должно быть, — девочка доверчиво прижалась к Гарри Поттеру, а он её обнял.

Родители искали Джейн. Они с интересом наблюдали, как герой, стоя на коленях, обнимает их ребёнка, затем позвали:

— Нам пора, Джейн. Идём.

— Угу, — она подошла к папе. — До свидания, Гарри Поттер!

— До свидания, — парень выпрямился и внезапно вспомнил случайно прочитанное в Сладком Королевстве стихотворение. — И ещё, Джейн:

Будет трудно — крепись,

Будет ветер — не гнись,

Будет больно — не плачь,

Глаз в ладони не прячь.

Если грозы — иди,

Если слёзы — сотри,

Если страшно — держись.

Помни: жизнь — это жизнь.

Все вокруг изумлённо слушали Пламя Надежды. Девочка в розовом платьице кивнула и сказала:

— Я запомню это, Гарри Поттер. До встречи у меня на дне рождения!

— До встречи, Джейн! Я приду

Солнце медленно опускалось к линии горизонта. Время прогулки в деревню Хогсмид заканчивалось, и теперь усталые, полные впечатлений школьники возвращались в Хогвартс. Говорить не хотелось. Яркое оранжевое солнышко продолжало дарить тепло ученикам, заставляя сиять золотом края маленького пушистого облака. Изумительно красивое небо — ни одному человеку, будь он даже волшебником, не хватит красок такое нарисовать. Столько оттенков не бывает и в радуге, ведь радуга светлая, а здесь тёмно-фиолетовый и сиреневый цвета на востоке, голубой в зените и лимонно-желтый на западе.

Зачарованная красотой гриффиндорская троица хранила молчание половину пути. Кто-то из четверокурсников споткнулся впереди. Словно продолжая начатый недавно разговор, Гермиона обратилась к мальчику со шрамом на лбу:

— Мы слышали, о чём вы говорили, Гарри. Безусловно, ты имеешь полное право желать смерти Вольдеморту. Но я не думаю, что именно ты в одиночку должен его убивать.

— Она права, дружище, — поддержал девушку Рон. — У многих колдунов есть личный счёт к… к Сам-Знаешь-Кому. Конечно, ты пострадал от него больше, но…

Гарри остановился, затем со странным блеском в глазах повернулся к очень дорогим ему людям:

— Не должен? — повторил юноша. — Да, Рон. Гермиона права: я не должен. Я обречен.

Герой отвернулся.

— Что ты сказал? — резко спросила Гермиона.

Молчание. Практически все ученики Хогвартса прошли мимо них, теперь на дорожке стояли только три человека.

— Гарри, ответь! — она обошла его и заглянула ему в глаза. — Почему? С чего ты это взял?

Парень снова отвернулся и зашагал вниз к школе. Его друзья переглянулись, затем решили броситься за ним, но Поттер сам остановился. Не оборачиваясь, он тихо проговорил:

— Вы действительно хотите это знать?

— Да, — последовал уверенный ответ.

— Очень хорошо, — бесстрастно согласился гриффиндорец. — Слушайте. Вы прекрасно помните, что произошло на третьем курсе. Пророчество Трелони о возвращении слуги к Темному Лорду сбылось. Но наша провидица за тринадцать лет до этого предсказала ещё одну вещь.

— Какую? — сдавленно поинтересовался Рон.

— Вам процитировать? Пожалуйста: «Грядет тот, у кого хватит могущества победить Темного Лорда… рожденный теми, кто трижды бросал ему вызов, рожденный на исходе седьмого месяца… и Темный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы… И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой… тот, кто достаточно могуществен, чтобы победить Темного Лорда, родится на исходе седьмого месяца…» Как вы уже догадались, это сказано обо мне.

Снова тишина, затем треск рвущейся материи — Гермиона слишком крепко вцепилась в рукав мантии Рона. Гарри оглянулся:

— Зачем же так переживать, — начал было он, но замолчал, видя побледневшие лица своих друзей.

— Откуда ты узнал? — спросил Уизли.

— От Дамблдора.

— Когда?

— Летом.

— Почему ты не рассказал нам об этом.

— Не хотел, чтобы вы смотрели на меня как на живого мертвеца.

— Гарри, — слабо произнесла староста факультета.

Мальчик-Который-Выжил потёр лоб рукой, крепко зажмурился, потом открыл глаза:

— Простите.

— Гарри, мы…

— Нет, серьёзно: простите. Я должен был рассказать вам об этом раньше. Я собирался… Но не смог… Простите. Просто вы мне очень дороги, и я не хотел, чтобы вы переживали…

— Мы твои друзья, Гарри, — твёрдо напомнил Рон. — И мы будем за тебя переживать все равно. Ты хранил в себе содержание пророчества так долго, словно ты один на всём белом свете, и тебе не с кем поделиться. Но это не так. У тебя есть мы, и мы поможем тебе, мы поддержим тебя во всём, что ты соберёшься делать, как случалось уже не раз…

— Спасибо, — прошептал парень.

— Ты победишь, — уверенно заявила Гермиона. — Ты обязательно победишь Вольдеморта! Мы в тебя верим, Гарри. И что бы ни происходило, помни: мы с тобой. Мы всегда будем с тобой.

Они улыбнулись друг другу, затем взялись за руки и повернулись к западу, наблюдая за последними лучами заходящего солнца.