- О, тебе интересно, как над Амаралан-Анордом оказались два дракона? -- протянула Сакфир, медленно приближаясь к чернокнижнику. На лице её застыло задумчивое выражение. -- И почему твой мятежник сговорился с дроу? Сложно было найти и собрать вместе твоих врагов, но, как видишь, я это сделала. О, этот дроу, ты его точно видел. Красавчик, правда? А его стальная рука -- мой дар, также как и его сила. Помнишь того командира, которого ты оставил умирать в зимнем лесу, когда уходил из старой крепости? Он выжил и все эти годы носил ненависть к тебе в своём сердце. Без правой руки ему было сложновато. Впрочем, я это исправила, я же помогла продвинуться ему по службе. А что до твоего вассала, он оказался беспринципной тряпкой. Как только узнал, что всего лишь объединившись с дроу, он получит столицу Сиралиона и твою голову -- тут же согласился. А драконы... Они злы на тебя из-за Скаррестинуора. Ведь он такой же, как и ты. Он предал всех, до кого только добрался, его власть зыбка среди своих сородичей после всех тех войн.
- Ты, правда, думала, что это остановит меня? -- процедил сквозь зубы Ашамаэль, овеянный завихрениями из чистой магии. Даже мелкие камни вокруг него поднимались в воздух.
-- О нет. Всего лишь затормозит. Все эти смерти только для того, чтобы выкрасть твою "святую" вертихвостку. Она подыхала, моля о смерти Дартазаэля... -- с издёвкой прошипела Сакфир.
-- А ты будешь молить смерти у меня! Защищайся! -- рявкнул Ашамаэль и кинулся в атаку, от злости окончательно обезумев и отдавшись тёмной ярости. Хотя эльф давно пал во тьму, он не обладал свойственной многим чернокнижникам кровожадностью. Не в такой мере. Сейчас же его душа жаждала крови, и даже было не так важно, чьей. Как и замышляла Сакфир, Ашамаэль стремительно начал сокращать расстояние, при этом уничтожая всё перед собой ревущим чёрным пламенем, которое, казалось, пожирало весь свет. Ведьма с трудом защищалась и уже начинала бояться, что не выдержит напора. Вот падший эльф почти вплотную приблизился к сопернице и занёс посох для смертоносного удара, ибо чёрное древко уже было объято тёмным пламенем. Но тут же Сакфир исчезла в густой серой дымке и оказалась за спиной мага тьмы, вновь задав условия для дальнего боя. Со времени последней встречи главы Длани и падшего эльфа многое изменилось. Сакфир привыкла считать Ашамаэля заносчивым высшим эльфом, который с трудом управляется с той непомерной мощью, которую принесли его же амбиции, но сейчас всё обстояло совсем по-иному. Из дерзкого недоучки Ашамаэль превратился в опасного зверя -- он был на порядок сильнее Сакфир, но не столь коварен и осторожен, как она. Именно на свою изворотливость Сакфир и уповала, осознав, что просчиталась, позволивши узнать своему врагу о смерти Маэлин. Последовал удар в спину -- огненный шар опалил поясницу падшего эльфа. С яростным воплем Ашамаэль развернулся и зло отмахнулся от второго огненного шара. Теперь сошлись лёд и огонь, и воздух вновь затрещал от разницы температур, ибо оба сражающихся вначале избрали стихию, а потом уже пали во Тьму. И чернело пламя, а лёд отливал мглой самой Бездны. Казалось, сражающиеся вообще позабыли обо всём, ибо храм начинал постепенно рушиться, а от тела Маэлин не осталось даже костей -- магическая буря уничтожила всё. Сакфир в схватке изворачивалась как могла и почти не понесла урона, в то время как тело Ашамаэля покрывали ожоги. Но ярость падшего эльфа была столь безгранична, что он не ощущал ни усталости, ни страха. А вот Сакфир -- напротив.
И, наконец, схватка подошла к концу -- Сакфир дала слабину и Ашамаэль точным заклинанием повалил её на пол, тем самым прервав сражение. Как только колдунья попыталась встать, чуть ниже горла опустилась нога чернокнижника, придавив её к земле. Сакфир испуганно захрипела, а глаза её в ужасе расширились, когда в лицо уставилось ледяное навершие чёрного посоха. Лик мага был подобен каменному изваянию. Глаза, словно два горнила, разливали свечение вокруг, а окровавленные губы скривила болезненная ухмылка. Словно луна белые волосы чародея тоже не избежали странных эффектов и теперь пугающе мерцали в полумраке, хотя и были местами обожжены. Кожа чародея покрылась страшными ожогами и трещинами, лишь лицо сохранило более-менее узнаваемый вид, ибо почти не было затронуто вражеской магией. Одежда Ашамаэля была обуглена и изорвана, болезненно впившись в кожу, от чего казалось, что тёмные руны на длиннополой тунике с удвоенной силой питают тело падшего эльфа. И под ногой бессердечного чернокнижника лежала поверженная Сакфир. Лишь одно движение длани отделяло её от гибели, но в душе чернокнижника происходило что-то странное. Он решил отпустить Сакфир, когда должен был убить, тем самым унизив её ещё больше. Но, тем не менее, нога эльфа ещё сильнее надавила на грудь, вызвав болезненный хрип.
-- Ты повержена и лежишь в пыли, Сакфир. Великая глава Длани побеждена ренегатом! Так знай же, что не в силе Дартазаэля дело, а дело в твоей слабости и трусости. Ты слаба и ничтожна! О, и я не позволю тебе забыть об этом в Бездне, нет... Пусть твой жалкий владыка-Дартазаэль знает, что ты проиграла! Я оставляю тебе жизнь. Живи же в страхе, как мерзкая тварь, и ожидай второй нашей встречи. Клянусь тебе, в следующий раз пощады не будет.
Униженная колдунья, высвобожденная из плена, тяжело дыша отползла прочь, зло смотря на Ашамаэля. Рука её судорожно потянулась к оброненному жезлу, но точный удар магического льда уничтожил оружие колдуньи, и та, наконец, была вынуждена позорно ретироваться, не произнося ни единого слова. Витражное окно со звоном разбилось, и чёрная тень яростно взметнулась в темнеющее небо, оставив Ашамаэля в разрушающемся храме в гордом одиночестве. Тут-то слабость к чародею и подкралась, и боль вонзилась в разум миллионом отравленных острых игл. Опалёнными руками чародей тяжело опёрся на посох, пытаясь не упасть, ибо если он позволит слабости взять верх, то останется здесь навсегда. А смерти Ашамаэль точно не хотел, особенно сейчас, когда волна ярости спала, и глаза вновь открылись, а холодный разум вернул власть над магом.
Шаркая, словно в тумане, Ашамаэль вышел из дверей храма -- ледяная завеса пала перед своим создателем, для этого много сил не требовалось. Но вот чтобы перенестись, сил чернокнижника не хватало. Ожоги его были не смертельны, но тяжелы, приносили много боли и не позволяли сосредоточиться. Падшему эльфу стоило радоваться тому, что он не оставил в живых никого, ибо сейчас был беззащитен, как никогда. И не оставалось более выбора, кроме как выдвигаться пешком.
После того, как Сакфир потерпела поражение, чары спали с храма, и тот, после двух пережитых магических дуэлей, начинал рушиться. Поднялось густое облако пыли, что заволокло всё вокруг старой церкви, окутав хвойный лес неровным туманом. Начинало окончательно темнеть, и алый закат сменился россыпью звёзд. Лес был тих и безмятежен, ибо даже зверья там почти не было -- тёмные заклинания распугивали всех вокруг, лишая местных жителей своего главного дохода -- охоты. Но теперь всё изменится. Как только Ашамаэль покинет этот лес, всё вернётся на круги своя. Какая ирония. Чернокнижник стал освободителем всех окружающих деревень, но суеверные люди даже знать об этом не будут. А сам же освободитель рисковал сейчас сгинуть в тайге, вдалеке от Сиралиона.
В обход спящих деревень по опалой листве шёл он всё дальше и дальше, тяжело опираясь на посох. Казалось, что всё вокруг начинает медленно умирать -- стоило лишь обожжённой стопе коснуться земли, как она начинала замерзать, растения пробирал губительный холод. Но на этом всё. Великой мощи тёмного мага не хватало ни на что. Будь он здоров, он мог бы высосать жизнь из всего этого леса, стереть в прах все здешние деревни. Но с каждым шагом силы покидали колдуна, и лишь железная воля продолжала держать его на ногах. Всю ночь брёл Ашамаэль и до самого утра, став очередной страшилкой для местных крестьян, ибо на утро видели его охотники, и были напуганы тёмной аурой. Но вот настал час, когда силы окончательно покинули мага. Голову сдавило с неимоверной силой, в ушах оглушительно загудело, и взор мага помутился. Падая, чернокнижник успел увидеть силуэт всадника, который нёсся ему навстречу. Латы его явно принадлежали эльфийским кузнецам, и словно солнце блестели на редких лучах, что пробивались сквозь густые хвойные леса. Но более ничего не смог увидеть эльфийский король, ибо без чувств повалился на землю, и последнее, что он услышал, это гулкий стук копыт и голос, принадлежащий эльфу.
