Большой Гоп, отец Маленького Гопа Васьки, надел теплую, военного цвета фуфайку и вышел на улицу. Весь день он околачивался во дворе, будто делать ему решительно нечего. Между тем дело у него имелось. Не знал только, как к нему подступиться. В его распоряжении были только слухи, причем весьма разноречивые.

Погода стояла неважнецкая, во дворе гуляли только воспитанник подготовительной группы детского сада № 504 Сева Груздев да собака Муська, если можно брать ее во внимание.

Большой Гоп подошел к Подготовительному Севе и сказал:

— А у меня гильза.

— Что ли, от мелкашки? — нисколько не удивился Сева.

— Скажешь тоже! От винтовки.

Большой Гоп достал из кармана блестящую гильзу, повертел ее в руках, подбросил, ловко поймал, подставил к губам и свистнул, потом раскрыл ладонь — гильзы не было. Исчезла. Это был фокус, причем проделанный очень ловко, так как в следующую минуту Большой Гоп открыл рот, и Сева увидел, что гильза именно там, во рту, и что припаяна она к языку. Большой Гоп повернул кончиком языка туда и сюда — гильза послушно проделала несколько гимнастических упражнений. Наигравшись вдоволь, он отломил гильзу от языка и положил ее в карман.

— Дядь, давай меняться, — предложил Подготовительный Сева.

— На что? — нехотя поинтересовался Большой Гоп.

Сева начал доставать из кармана ценные, на его взгляд, вещицы: немного погнутый нержавый гвоздь, желтую, совсем почти необсосанную витаминку, а также подвязанный на нитку молочный зуб, который только вчера при помощи этой самой нитки был выдернут.

— Ты за кого меня принимаешь? — обиделся Большой Гоп. И пошел было прочь.

— Дядь, у меня еще лазарь есть, — остановил его Сева.

— Лазер, что ли? — засмеялся Большой Гоп, взяв в руки обыкновенную пластмассовую трубку. — Эх ты, молейкула! Нет, не могу. Гильза все-таки боевая… И вообще, скажу прямо, отдать я ее могу только смелому человеку. — И он пошагал.

— Я и есть такой, — крикнул ему вслед Сева. — Смелый!

— А чем докажешь? — приостановился Большой Гоп.

— Да хоть чем!

— Ну, хорошо, я тебя испытаю… Пойдем, здесь недалеко.

Большой Гоп подвел Севу к зданию школы, как раз к тому месту, где под лестницей была дырка в подвал, и сказал:

— Маленьким я был очень смелым. Я, например, мог залезть в эту дырку, пройти по подвалу в полнейшей темноте и вылезти из другой дырки, которая находится под другой лестницей.

Подготовительный Сева заглянул в дырку: темно, пахнет кошками, уууу — гудят трубы. Страхххно… Но делать нечего — надо лезть, иначе дядька подумает, что он трус. Неудобно. Дядька наверняка «военский», раз на нем фуфайка «военского» цвета, а в кармане гильза от настоящего боевого патрона.

Сева исчез в дырке, а Большой Гоп остался ждать. Севы не было довольно долго. Большой Гоп успел искурить две папиросы «Беломор» и одну сигарету «Прима», которые стрельнул у прохожих. Он уже подумал, что парнишка заблудился в подвале и надо давать деру, пока никто ничего не заподозрил. Другой бы, конечно, на месте Большого Гопа ринулся на помощь. Но то другой, не Большой Гоп. Сева вылез наконец из дырки и не глядя на «военского» дядьку, рванул к своему подъезду.

— Эй, парнишка! — побежал за ним Большой Гоп, попыхивая «Любительской». — Гильзу-то на!

Сева обернулся.

— Ну ее! Я там такое видел!..

— Какое?

— Такое!.. — И хлопнул подъездной дверью.

Сева в самом деле видел что-то такое, чем-то таким был ошарашен. Он даже забыл отряхнуться на лестничной площадке, а надо сказать, его мама не пришла в восторг от того, что он с головы до ног был испачкан ржавчиной, которую собрал со старых, большей частью дореволюционных, гимназических труб. Привыкшая ко всяким неожиданностям, Севина мама угостила сына для начала увесистым подзатыльником, потом повела на балкон, отхлопала на ветру одежду, не потрудясь вынуть из этой одежды самого Севу. Далее они перешли к водным процедурам, на что ушел целый кусок банного мыла. Эта ужасно въедливая дореволюционная, гимназическая еще, ржавчина отмывалась с большим трудом. Что касается волос и лица, то говорить наверняка, что они отмылись, было бы безосновательным. Стирай и полоскай эти волосы целый день — все равно они цвета не изменят. Не изменят также цвета и маленькие пятнышки у переносицы.

Странное поведение Севы нисколько не удивило Большого Гопа. Что-то там, в подвале, действительно есть. Но что? Большой Гоп кружил по двору, надеясь, что парнишка выйдет еще погулять и все объяснит. Подходил к одной и другой дырке, жег спички, вглядываясь в темноту, но ровным счетом ничего разглядеть не мог. Давным-давно, пятнадцать лет тому назад, когда он был школьником, ему приходилось лазить в подвал, не просто так, конечно, а за рубль. И не одному, а со своим другом Тюленем.

Ночью Большому Гопу не спалось. Он ворочался с боку на бок и вздыхал. Жена его, мама Маленького Гопа Васьки, спросила с надеждой:

— Наверно, решил за ум взяться? — вздыхаешь так. Давно пора, а то от людей стыдно. Завтра я разбужу тебя пораньше — пойдешь устраиваться на работу.

Большой Гоп и не думал браться за ум. В голову ему приходило совсем другое. Он, например, вспомнил, что большие пацаны, которые ему давали рубль, тогда еще, пятнадцать лет назад, имели, по слухам, в подвале тайник, где хранили выигранные в карты и отобранные у честных граждан деньги. Эти слухи противоречили другим слухам, по которым в школе была обнаружена гимназическая кладовка, а в ней золотая голова навроде Тутанхамоновой. «Скорее всего, в подвале клад, — думал Большой Гоп, — или склад!» В другую голову такое бы не пришло, но то в другую — не Большого Гопа.

в которой папа Феди Елкина обнаруживает некоторую рассеянность.

Утром папа Феди Елкина заглянул в почтовый ящик и обнаружил в нем красивый конверт. В конверте — красивую открытку. На открытке красивыми буквами было выведено:

Приглашение очень взволновало папу Феди Елкина, Он сел в троллейбус и всю дорогу думал о своих школьных товарищах, представлял, какие они стали, чем живут, где работают. Ведь многих он уже не встречал десять или пятнадцать лет. Лишь когда он увидел в окно трубы своего завода, вспомнил, что садиться в троллейбус не надо было вовсе, что сегодня у него отгул, а вышел он из дома для того, чтобы отдать в ремонт свой старый башмак и купить сметаны.

Отругав себя за рассеянность, Федин папа зашел в магазин. Дожидаясь своей очереди, он с удовольствием нащупывал в кармане упругие корочки приглашения.

— Мне килограмм сметаны, — сказал он и положил на весы, задумчиво достав из сумки, вместо банки свой старый башмак.

Очередь шарахнулась от него, как от сумасшедшего. Только продавец нисколько не испугалась. Это была не какая-нибудь молоденькая практикантка, а опытный, повидавший всякие виды работник прилавка.

— Я, конечно, извиняюсь, — вежливо сказала она. — Мне все равно, куда накладывать, но, кажется, ваш башмак просит каши, а не сметаны.

в которой Большой Гоп вынужден подняться на пожарную каланчу. Эта глава содержит также страницу биографии великого пожирателя гороха — Тюленя.

— Эх, сынку, — вздохнул Большой Гоп, поглаживая весь в шишках и ссадинах затылок Маленького. — Скорей бы уж ты подрос! Вот станешь большим, буду брать тебя с собой на дело.

Бедный Большой Гоп. Как его мучила бессонница! За неделю он смог уснуть только два раза. В первый раз ему приснился клад, во второй — склад. Целыми днями он околачивался во дворе, надеясь встретить Подготовительного Севу, но, наказанный мамой, тот не выказывал на улицу носа. Отчаявшись, Большой Гоп решил посвятить в дело своих друзей.