— Не классный, — поправила Елена Ивановна, — а гимназический.
— Это розга, — сказал Федя Елкин.
— Неужели настоящая? — пришел в восторг Маленький Гоп — Васька.
— Подходи, попробуй, если сомневаешься, — сказал Славик.
Маленький Гоп подошел и выпятил то место, которое частенько охаживал ремешком его папаня.
Славик хлестнул только вполсилы, но Маленький Гоп уже не сомневался — настоящая. Пробовать больше никто не хотел, доверились авторитетному мнению Гопа.
Елена Ивановна подняла еще с пола бронзовый бюст Вольтера, сдула с него пыль, поставила на стол. Стол был длинным, во всю комнатушку. На нем она увидела прибор со стеклянной чернильницей — чернила давно высохли, на дне дохлые гимназические мухи. Рядом с прибором лежал пакет, опечатанный сургучной печатью. Недолго думая Елена Ивановна сорвала печать.
— прочитала она на первой странице рукописи. Тут же она пробежала глазами вторую, третью и четвертую страницы — и вдруг хлопнула себя по лбу.
— Это как раз то, что нужно! Какая удача!..
В тот же день взглянуть на обнаруженную комнатушку пришел Петр Никанорович. Комнатушка без окон, прибыль небольшая, а вот стол понравился: солидный, весь президиум поместится. Следом явился физик Геннадий Николаевич, заглянул внутрь старинного музыкального ящика, изумился хитроумности механизма и подумал, что если разобрать его, получилось бы немало шестеренок и винтиков, из которых юные техники могли бы сконструировать какую-либо полезную модель. Кроме того, он прихватил висевший на гвоздике старинный немецкий огнетушитель фирмы «Фойершнапс». Учитель истории Антонина Сергеевна приглядела себе Вольтера, вымыла ему с шампунем голову, Водрузила на шкаф, чтобы он смотрел на отвечающих у доски со своей запечатленной на века скорбной ухмылкой. А за стекло шкафа она сунула тот самый «хлыстик» — пусть ученики постоянно помнят, чем школа отличается от гимназии. В конце концов пустую комнатушку осмотрела техничка Агриппина Петровна. О лучшей кладовке, где можно хранить ведра и тряпки, она и не мечтала.
Глава вторая,
которая почти не содержит сведений о секретном задании, полученном юными техниками, зато знакомит со стариком в ботах, человеком, надо сказать, малоприятным и вообще подозрительным.
День был на редкость суматошным. Все друг за другом бегали, все друг друга искали. Особенно директор и его первая помощница по воспитанию.
— Идея замечательная, — говорил Петр Никанорович, столкнувшись с Еленой Ивановной в коридоре и бережно подхватив ее под руку.
— Стара как мир, — краснела от похвалы Елена. Ивановна. — Тем более что идея не моя. Все было изложено в манускрипте. Прямо-таки готовый сценарий.
— Не скажите, практически вы его переписали заново.
Дойдя до стены, они разворачивались на сто восемьдесят градусов, шли в противоположную сторону.
— Пустяки. Немного усилила воспитательный момент. Кой-где прозу в стихи переделала.
— Сценарий существенно выиграл.
— Это благодаря тому, что вы прошлись по нему карандашом.
— Слегка подновил идею, только и всего… Да, кстати, надо срочно дать задание юным техникам. Только секретно, чтобы никто не знал.
— Бегу к Геннадию Николаевичу.
И побежала. А впереди нее на быстрых ножках побежал слух о том, что юные техники получили какое-то секретное задание.
В тот день дежурным был пятый «Б». Не очень-то это приятное занятие — стоять у дверей и сшибать с каждого, кто входит, шапку. Защелкнув дверь на щеколду, Славик Смирнов, Федя Елкин и Гриня Самойлов двинули к кабинету физики. Но даже в красных испанках дежурных им было слабо проникнуть в кабинет. Пробовали заглянуть в щелочку — куда там! Ничего не видно. И тихо, как на контрольной. Дважды, правда, дверь кабинета открывалась. В первый раз несколько юных техников, выйдя из школы, протопали в сторону овощного. Вернулись, волоча мешок, бугрившийся от каких-то круглых предметов. Славик предположил, что юные техники закрылись, чтобы вдоволь потрескать арбузов. Во второй раз те же мальчики, погуляв с четверть часа, вернулись со спутанной проволокой и двумя картонными коробками из-под сигарет «Прима».
Геннадий Николаевич и юные техники ушли из школы едва ли не самые последние. Коля Притыкин из дежурного пятого «Б», задержавшийся потому, что сдавал Агриппине Петровне ведра, свидетельствовал, что ребята вышли из кабинета с головы до ног испачканные краской, а также и то, что некоторое время спустя какой-то лысый человек в рабочей спецовке и в старых допотопных ботах выволок из распахнутых настежь дверей нечто большое, встопорщенное, как бы даже и упирающееся, покрытое для маскировки куском темной материи.
— Вы здесь? — сказал Петр Никанорович Елене Ивановне, проходя в спортивный (он же и актовый) зал. — Я вас ищу.
— Я вас тоже. С ног сбилась. — Елена Ивановна сидела нога на ногу за длинным президиумным столом, проверяла тетради.
— Хотел узнать, как у нас с приглашениями.
— Отправила.
— Кому?
— Всем. — Елена Ивановна закончила проверять тетради, но тут же в ее руках появились спицы, и она проворно начала набирать петли.
— Замечательно, — похвалил директор, — у вас в руках все так и кипит. Только, знаете, м-мм… не стоило тратить столько сил. Всем — далеко не обязательно. Посудите сами, получит приглашение какой-нибудь Гоп Николай Петрович, явится — и испортит всем настроение. Встреча — все-таки праздник. Может, пресса будет. Не хотелось бы, хм, с плохой стороны…
— Не беспокойтесь, почта в последнее время работает из рук вон плохо, многие, видимо, не успеют получить приглашения.
Это еще больше огорчило Петра Никаноровича.
— Обидно будет, если не получат приглашения Серега Елкин или Динка-Пуговка… хотел сказать Диана Владимировна. Н-да, теперь она заведует зубной поликлиникой. — Петр Никанорович присел на стул, подпер кулаком подбородок, задумался. — Можете себе представить, что я тоже выпускник нашей школы. А Сережа и Дина — это ведь мои однокашники. Прекрасное было время! Его грустные коричневые глаза заблестели от подступивших к ним слез.
— Слышала, вы были горнистом в пионерской дружине. Это очень почетно.
— Я и на трубе играл. — Петр Никанорович достал платок, протяжно высморкался, — музыкальную закончил, думал, в музыку пойду, но школа вот перетянула… Они придут и спросят, рассказывай, Петр, какую ты воспитываешь смену. А я скажу, смотрите…
— И ребята покажут.
— Покажут, как бороться с недостатками.
— Вы думаете, они у нас все-таки есть?
— Отдельные. Но мы с ними уверенно боремся и побеждаем.
— Вот вы говорите, а я не верю, — сказала Елена Ивановна. Другое дело — сценический образ. Ему поверят.
— Н-да, силу искусства мы еще как следует не оценили. Кстати, у меня есть кандидатура на главную роль. — Прозвенел звонок. Петр Никанорович спохватился, что у него урок, побежал, в дверях обернулся, сказал: — Кандидатура что надо, отличник, запевала в школьном хоре. Снимаю с урока, пусть учит текст. Времени в обрез.
Вольтер смотрел со шкафа с обычной своей скорбной ухмылкой. Поднятых рук не было. Даже Славик Смирнов не горел желанием выйти к доске. Карандаш Антонины Сергеевны изуверски пополз по фамилиям сверху вниз. Приостановился на Смирнове. Но тут дверь приоткрылась, директор подозвал Антонину Сергеевну, они пошептались, и Славику было предложено тотчас поступить в распоряжение Елены Ивановны.
— Везет же, — сказал Гриня Самойлов, когда Славик, быстрехонько собрав вещи, выбежал из класса. Сказал и тотчас пожалел об этом. Все так подумали, но все промолчали. Его же Антонина Сергеевна вызвала к доске, и он получил оценку, которую на его месте получил бы всякий.
Оставшись одна, Елена Ивановна вспомнила, что у нее масса неотложных дел. Но времени было мало, сил еще меньше, поэтому она воспользовалась телефоном. Прежде всего следовало сделать некоторые распоряжения по дому.