Между тем наше общество переживает еще первый этап — этап проснувшегося интереса к повседневной жизни людей и их обычному сознанию, в котором усматривается ныне большой пласт знания. Чтобы этот новый для нас опыт был плодотворен, он нуждается в критическом отношении сразу же, а не потом. И это критическое отношение уже обозначено нами в одном из своих острых моментов — правдоподобие или правда?

Оно содержится и в заголовке статьи: истина или правда? Оно содержится и в вопросах: одна ли истина и одна ли правда? И эти вопросы, вызревшие в условиях формирования классической концепции истины, обретают новые черты.

Можно предположить, что требования нового мышления, основанные на признании ценности демократии, не могут не проявиться в области познания, особенно социального, в социальной либерализации познавательной деятельности путем отказа от монополии на истину. А это не может не привести к тому, что, даже доказывая единственность истины («заблуждений много», а «истина одна» — тезис классической теории познания), мы не сможем сказать, у кого же в руках эта истина, и вынуждены будем принять конкуренцию притязающих на истину суждений. В этих условиях более надежным основанием познавательного опыта многим представилась правда.

У такого пересмотра имеются серьезные социальные причины. Они связаны с изменением взгляда на роль масс в познавательной деятельности, с признанием способности масс знать подчас более, чем ученый, о собственном положении и собственных интересах, а также сложностями взаимодействия научного знания и обыденного сознания масс.

Особенностью строительства социализма в нашем обществе было вовлечение в него широких масс, слияние класса с массой, превращение класса в массу. В годы застоя директор Института истории СССР член-корреспондент АН СССР П. В. Волобуев был уволен за поддержку идей о несовпадении облика и сущности класса, за настойчиво проводимую (ленинскую) мысль о том, что 9/10 населения России пошло за большевиками[96]. Это были положения, которые привлекали внимание к «нетрадиционным» чертам русского пути к социализму, попытка освоения идеи В. И. Ленина «о видоизменении Россией в 1917 году «обычного порядка» исторического развития»[97].

Теперь П. В. Волобуев пишет: «По ряду важных вопросов— о классовых и политических союзах, о демократическом потенциале Октябрьской революции, о гегемонии пролетариата и других — нас оттащили назад от Ленина к сталинским схемам. А Сталин, как известно, исходил из идеи Октябрьской революции как «чистой» социальной революции и присущей ей «чистой» системы классовых союзов (только пролетариат и беднейшее крестьянство)… Под тем предлогом… будто бы пересматривается вопрос о движущих силах Октябрьской революции, была признана ошибочной в трудах историков мысль В. И. Ленина о союзе пролетариата со всем крестьянством на политическом этапе этой революции»[98].

Между тем именно эта мысль дает ключ к пониманию процессов в нашей стране, где социальная революция не была «чистой» ни в смысле составляющих ее классов, ни по характеру решаемых ею задач, где к строительству нового общества приступили многомиллионные народные массы, по-своему переваривающие «чистые» лозунги класса и руководства. В. И. Ленин сознавал этот приход массы в новую жизнь и ориентировался на нее, а не только на рабочий класс: «…каждый представитель массы, каждый гражданин должен быть поставлен в такие условия, чтобы он мог участвовать и в обсуждении законов государства, и в выборе своих представителей, и в проведении государственных законов в жизнь… Масса должна иметь право выбирать себе ответственных руководителей. Масса должна иметь право сменять их, масса должна иметь право знать и проверять каждый самый малый шаг их деятельности. Масса должна иметь право выдвигать всех без изъятия рабочих членов массы на распорядительные функции»[99].

При любом подходе к обществу людям очевидно влияние власти, государства в управлении и организации духовного производства. К. Маркс считал, что в обществе господствуют мысли господствующего класса. Если поставить вопрос о том, чьи мысли господствуют в нашем обществе, то при ответе не должны вводить в заблуждение ни влияние государства, ни наличие специализированной духовной деятельности. Превращение массы в субъект социального действия именно ее мысли делают господствующими.

Понятие массы потому именно и необходимо в отличие от понятий социально определенных групп, классов, народа в целом, что позволяет, во-первых, зафиксировать массовую вовлеченность людей в социально-исторический процесс, в культурную жизнь, в овладение знаниями. Во-вторых, это понятие позволяет обратиться к анализу таких человеческих образований, которые внутренне неоднородны, гетерогенны и по одному этому выражают реальную противоречивость и многообразие проявлений общественного сознания при социализме.

Б. А. Грушин, на наш взгляд, очень удачно характеризовал массу как общность статистическую, вероятностную, ситуативную и гетерогенную[100]. Эти характеристики принципиальны для понимания того обстоятельства, что состояние массового сознания не является абсолютно стабильным и по-разному проявляется в разных ситуациях и открывает возможность для анализа массового поведения[101].

Понятие массы, учитывающее особенности этого сообщества людей, как раскрывает созидательные и революционные возможности масс, так и предупреждает против идеализации массы. Как справедливо отмечает советский исследователь Н. А. Ястребова, «социалистическое общество заинтересовано… в объективной оценке тех общественных и культурных опасностей, которые таятся в некоторых свойствах коллективно-множественных, массовых сил»[102]. При социализме приходится сталкиваться, таким образом, с противоречивым процессом формирования сознания масс.

Гетерогенность массы, в отличие от класса, делает возможным в ней существование разных идей, характеризует ее некоторую всеядность, амбивалентность массового сознания. Быстрая смена идей именно поэтому не ставит массу в тупик.

В повести В. Тендрякова «Покушение на миражи», представляющей собой пример художественной концептуализации, укоряющей философов за уход от жгучих тем, предельно ярко и взволнованно поставлен вопрос о социальной справедливости и социальной ответственности в отношении масс. Сюжет довольно замысловат даже в той части, которую мы тут изложим: профессор-физик с группой специалистов решил моделировать отрезок истории после смерти Христа с целью установления вероятности его исторического существования и проверки своих гипотез о роли личности в истории. В машину был введен образ апостола Павла, для того чтобы посмотреть, как пошла бы история христианства без канонизации Христа. Эта история мыслилась, экспериментировалась как вариант существующей, какая-то возможная иная история. Однако машина воскресила Христа.

Это фантастическое обстоятельство не интерпретируется физиками в духе фатализма, предопределенности. Напротив, ими делаются совершенно иные выводы. Они понимают, что идеи овладевают массами, если затрагивают их интересы. Но мировая религия должна была привлечь на свою сторону противоположные классы и потому должна была придать видимое единство противоположным идеям Христа и Павла.

Способность широких масс усвоить идеи тем лучше, чем они противоречивее, необходимость множественности идей, их вариантности для движения масс — вот первый вывод. Справедливость и ответственность в сфере идей требуют большого резерва идейного обеспечения общества, разнообразия мнений. Только когда оно есть, может быть осуществлен выбор.