– Я в любом случае не стану вам помогать, – зло сообщает Крис.

– Тогда Том умрет завтра на рассвете, – адепт улыбается и встает.

– Что мне нужно сделать? – хмуро спрашивает Хемсворт.

– Как ты быстро меняешь мнение, Крисси, – смеется собеседник. – Вставай, поехали. У нас много дел.

– Я не могу вести машину. Тем более ее нужно сдать в прокат, – Хемсворт залпом допивает остатки виски из стакана.

– Тебе не нужна машина, – адепт протягивает руку. – Дай ключи, ее отгонят в Бухарест. А нас ждет самолет. До Рима два часа.

– Вы припарковали свой самолет прямо здесь? – пьяно смеется Крис.

– За городом у нас есть владения. В них входит частная взлетная полоса. Ты узнал все, что хотел?

Хемсворт не отвечает. Он просто подхватывает со стола бутылку и идет к лестнице.

***

Том приходит в себя в абсолютной непроницаемой тьме. Где-то капает вода, во влажном спертом воздухе витает запах гнили. Ужасно холодно, Том почти не чувствует своего тела. Только глухую боль в связанных за спиной руках.

Во рту сухо. Хиддлстон тяжело сглатывает и дергается, пытаясь сменить положение. Тело едва слушается, но ему все же удается перекатиться на бок и сесть, упершись спиной о стену, так удачно оказавшуюся рядом.

– Здесь есть кто-нибудь? – Том говорит это просто для того, чтобы услышать свой голос. Наивная попытка почувствовать себя материальным объектом.

Зажигалка в кармане!

Хиддлстон поводит плечами и обреченно зажмуривается, хотя делать это в темноте бессмысленно. На нем только тонкая футболка.

А потом вдруг раздается лязг, и Том снова зажмуривается, спасая глаза от бьющего из коридора света.

– Томас, вы очнулись? – голос у пришедшего равнодушный, не несущей в себе никакой эмоциональной окраски.

– Кто вы? – Хиддлстон всматривается в темный силуэт в дверном проеме. – Что вам нужно от меня?

Хотя вопрос поистине глупый. Естественно, он знает. И кто это, и что нужно...

– Брат Максимилиан ждет вас.

И Том болезненно стонет, не сдержавшись, когда его резко вздергивают на ноги. По телу разливается боль.

– Это побочный эффект, – так же спокойно объясняет мужчина, пока Тома волокут по едва освещенному коридору двое здоровых тюремщиков. – Чуть позже появится тошнота и головная боль.

– Вы накачали меня чем-то? – перед глазами все расплывается.

– Мы пришли.

И его вталкивают в ярко освященный кабинет с металлическим стулом посредине. Толкают на сидение, отточенным движением пристегивают запястья к подлокотникам, снабженным специальными фиксаторами.

Конвоиры и их главный останавливаются по бокам. И Том закусывает губу, прекрасно понимая зачем.

– Томас Уильям Хиддлстон?

Том с трудом поднимает голову и, по-дурацки щурясь, пытается разглядеть людей сидящих на возвышении напротив. Лиц не видно, они скрыты масками. Какие-то балахоны...

Удар по лицу резкий, болезненный, заставляющий подавиться дыханием. По подбородку течет кровь.

– Отвечай, когда тебя спрашивают!

Хиддлстон проглатывает кровь и выдавливает из себя:

– Зачем спрашивать, если вы и так знаете мое имя?

И сгибается от очередного удара. На это раз в солнечное сплетение.

– Ты не с того начал, Томас, – вкрадчивый голос звучит угрожающе. – А мы ведь только попросили тебя представиться.

Том не отвечает. Он занят тем, что ощупывает языком разбитую губу.

– Пойдем дальше. – Голос не меняется, из чего Хиддлстон понимает, что говорит один и тот же человек. – Ты знаешь, где ты?

– Полагаю... – голос хрипит, и Том снова тяжело сглатывает. – Полагаю это вы... послали письмо?

– Догадливая тварь, – в голосе насмешка. – Но, как ты понимаешь, раз ты не принял предложение, а пытался сбежать от нас, безопасность твоему любовнику никто не гарантирует. Его мы тоже убьем. Но позже. Хочу, чтобы он взглянул на твой труп.

– Ублюдок! – в глазах темнеет, и Том судорожно дергается, пытаясь вырваться.

– Смотри-ка, и коготочки прорезались, – смеется человек в маске.

И Хиддлстон понимает, что скребет ручки кресла острыми черными когтями. На металле остаются борозды.

А потом все тело пронзает боль. Его бьют долго, со знанием дела. Преимущественно по лицу и в грудь.

Достается и пальцам. Кажется, несколько из них теперь сломаны. Хотя Том не уверен. Он просто зовет одними губами Криса, за что их разбивают так, что Том перестает вообще ощущать что-либо кроме боли в нижней части лица.

– Достаточно.

Все вмиг прекращается. Хиддлстон осторожно проводит языком по зубам, ощупывая. Как ни странно все они целы. Даже выступающие острые клыки. Том здорово царапает об них язык.

– Твои друзья из секты несколько раз возили тебя в свою резиденцию, Томас, – в ушах звенит, Хиддлстон едва слышит обращенные к нему слова. – Где она находится? Не та, о которой сказано в их регистрационных документах, а настоящая. Скажешь – и тебя не станут больше бить.

– Думаете, я знаю? – Том хрипло смеется. – Я всего лишь играю на флейте.

– Ты ведь лжешь, Томас, – издевательски грустно делится брат Максимилиан. – А бог не любит лжецов. Отец лжи – дьявол, которому ты служишь.

Том даже не успевает открыть рот. Удары сыпятся со всех сторон. Кажется, он даже теряет сознание. Правда на голову тут же выливают ведро холодной воды. Кажется, соленой. Потому что все ссадины обжигает такой болью, что Том орет, выгибаясь.

– Куда они возили тебя?

В ответ Хиддлстон только качает головой. Говорить что-то бессмысленно. Тем более это больно. А бить будут в любом случае, ведь он не знает ответа на вопрос.

В конце концов его отстегивают от стула и куда-то волокут. А в спину несется:

– Ты умрешь на рассвете.

А в камере, где его оставили, добавив пару ударов по ребрам, Тома начинает тошнить. Его бесконтрольно выворачивает на каменный пол. И в промежутках между приступами ему кажется, что еще один раз – и он просто выблюет все внутренности.