– Сбой в организме какой-то, наверное, – видимо проследив за его взглядом, все так же улыбается Хиддлстон, – может, поэтому я бесплоден.

– Ты думаешь, это как-то связано? – Крис демонстративно облизывает пальцы, глядя на англичанина.

– Не знаю, – снисходительно усмехается Том, – мне плевать, на самом деле.

– Ты тихо кончаешь, – зачем-то говорит Хемсворт, – я еще в прошлый раз заметил.

– Это ты слишком громко, – музыкант запускает пальцы в волосы Криса. Перебирает пряди, словно причесывая.

– Ты себя не слышал, когда я тебя трахал, – обижается Крис.

– Окажешься внизу – поймешь, – смеется Том, – это не только приятно, знаешь ли. Так что когда становится хоть чуть-чуть легче, это как твой оргазм.

И Крис, смеясь, целует искусанные губы англичанина. Подается вверх, осторожно выскальзывая из расслабленного тела. Встает, поднимает Тома на руки и, игнорируя все протесты – несет в ванную.

– Из меня твоя сперма вытекает, – вдруг говорит Хиддлстон, пока Крис поднимается по лестнице, – представляю, что мы сотворили с диваном...

– Ты знаешь, что сказал пошлость? – как только можно серьезней спрашивает Крис, раздвигая одной рукой створки.

– Прости, – сразу смущается Том, – я просто сказал... В голову пришло.

– Повелся, – Крис залезает в ванную и только тогда ставит англичанина на ноги. – Воспитанный Том повелся.

– Я не виноват, что мои манеры лучше твоих, – хмыкает Том, вставая под душ.

– Сейчас поедим и поедем в больницу, – информирует Крис, переводя тему.

– Я же сказал, – Хиддлстон отворачивается, скользит пальцами по бедрам, смывая белые подтеки, – мне не хочется снова туда.

И едва не оскальзывается, хватаясь за стену.

Крис испугано обхватывает его за талию, прижимает к себе, утыкаясь носом во влажные волосы. И шепчет:

– Пожалуйста, Том! Я очень прошу! Для меня. Мы всего лишь узнаем о твоем состоянии более подробно. И сразу вернемся. Я обещаю.

– Хорошо, – вдруг хрипло говорит Хиддлстон, – но обещай, что, что бы ни случилось – вернешь меня домой.

– Если все будет хорошо, – соглашается Крис и принимается смывать все следы. Осторожно проводит пальцами по засосам на шее англичанина, мягко целует каждый, смывает с живота оставшиеся капли, переходит к промежности...

Том жмурится и отнимает руку Криса:

– У меня сейчас опять встанет. А мне... Я устал. Внутричерепное, наверное, зашкаливает.

– Я без всякого подтекста, – врет Хемсворт, целуя музыканта в висок, – извини.

А в груди – комок. Кто знает... Может, это был их последний раз? Что если...

– Ты прости, – грустно улыбается Хиддлстон, – я понимаю. Но мне и правда тяжело... Я не доставлю тебе никого удовольствия.

– Что ты несешь, Том? – Хемсворт выключает воду и помогает англичанину выбраться из ванной, – ты всегда... – и сам запинается, – я тоже несу чушь. Пошли одеваться, есть и поедем.

Том только неопределенно дергает плечом и оборачивает вокруг бедер полотенце.

Видеть Тома в джинсах и майке непривычно. Крис будто смотрит на мальчишку. Мальчишку-наркомана. Худого, с синяками под глазами...

– Плохо выгляжу? – Том с трудом поднимает голову.

– Не очень, – ляпает Хемсворт и поджимает губы, виновато глядя на Тома. Но тот только смеется:

– Я и сам знаю. В зеркале видел. Поехали?

– А есть? – Крис кивает на вскипевший чайник, печенье и прочие сладости, что принес из магазина Тома, – ты, вообще, неправильно питаешься.

– Мне нет смысла думать о правильном питании, – Том, опираясь о стену, подходит к столу и берет с тарелки шоколадное печенье, – наоборот нужно наесться за всю жизнь.

– Хочешь, возьмем все это с собой в больницу? – Крис тоже отправляет печенье в рот.

– Возьмем, – соглашается англичанин и достает пакет.

А в машине Крис забывает обо всем. Остается только Том, спрятавший голову в колени и его хриплое дыхание.

Дорога превращается в ад. Том не стонет, не жалуется... Но эта тишина гораздо хуже. Лучше бы Том кричал, истерил... Да все, что угодно!

И Хемсворт врубает радио. Выворачивает регулятор громкости, в надежде, что это заставит Тома сказать хоть что-то... Но тот только судорожно всхлипывает, вцепляясь побелевшими пальцами в виски, и шепчет:

– Крис...

Хемсворт вдавливает кнопку выключения и обнимает Хиддлстона за плечи. Неловко, потому что нужно вести машину, но... Что он еще может?

А Том сжимает его руку и так и не отпускает до самой больницы.

***

В палате, куда поместили Тома, тихо и пусто. Очень тихо и очень пусто. Крис сказал бы – жутко. Это помещение, кажется, предназначено для тех, кто должен умереть. Ничего лишнего: кровать, больше похожая на орудие пыток, аппаратура, капельница... И посреди всего этого – бледное лицо Тома, практически сливающееся с наволочкой. И вопиюще выбивающимся пятном черные растрепанные волосы.

И Крису кажется, что привезя Тома сюда он приблизил неизбежное. Потому что... Может, и правда стоило остаться дома? Какая разница где...

Тем более... Он ведь обманул. Не сдержал слова. Пусть и во... благо?

Хемсворт с шумом втягивает воздух, пытаясь не выпустить наружу слезы, буквально жгущие глаза.

Подходит ближе, осторожно касается безвольно лежащей холодной ладони музыканта. Гладит зачем-то тонкие пальцы. Он знает – Том не почувствует этого – в его крови слишком много снотворного. Но... Может, самое время поверить в сверхъестественное? Если их с Томом связь и правда существует...

Крис присаживается на край кровати, скидывает ботинки и ложится рядом. Осторожно устраивает Тома у себя на плече, прижимает ближе. И касается губами чуть приоткрытых губ англичанина. От него пахнет больницей, чем-то холодно-болезненным, как пахнут резиновые перчатки врачей и... тем самым шоколадным печеньем.

Черт...

Горло пережимает спазмом. Хемсворт ожесточенно трет глаза, надеясь загнать слезы обратно. И вдруг... Том слабо сжимает его ладонь. Не открывая глаз, не приходя в себя... Просто обхватывает пальцами и снова замирает.