— Так, вот, — старик поежился и посмотрел в сторону разбитого оконного стекла. — Даю вам и вашей Карине на сборы полчаса, и будьте любезны… Приходите к нам. Пропустим по рюмочке, поболтаем…

Я помотал головой, пытаясь отказаться от неожиданного приглашения:

— Ну, что вы. Это же такое личное торжество… Причем же здесь мы?

Однако профессор был непреклонен:

— Ничего не хочу слышать, — он подергал меня за рукав. — Вы наши лучшие друзья, а значит, мы без вас и за стол сесть не сможем!..

В итоге, сдавшись под напором лившейся через край профессорской энергии, я клятвенно пообещал ему явиться не позднее семи и вернулся в квартиру.

— Карина, — я присел на диван рядом с женой, — собирайся. У соседей, оказывается, сегодня нешуточный юбилей. Нас пригласили. Отказываться неудобно…

— Да? — она взглянула на меня поверх очков. — А что они празднуют?

— Сорок лет в браке.

— Вот, молодцы какие! Надо обязательно пойти, — отставив в сторону корзинку с рукоделием, она встала и подошла к гардеробу. — Что бы мне такое надеть? Может быть, красную кофту? Как ты думаешь?

Я посмотрел на ее отражение в распахнутой зеркальной дверце:

— Да, так вот и иди в домашнем платье. Они же это, как говорится, без галстуков, по-простому… — я потер какое-то темное пятно у себя на брюках. — Забежим к ним на полчасика, и вернемся. Ты и так хорошо выглядишь. Сними фартук, да пойдем.

Карина растерянно застыла с алой тряпицей в руках. Мне показалось, что ей очень захотелось принарядиться.

— Ладно, не настаиваю, — я пожал плечами. — Если это для тебя что-то значит, то одевайся, как хочешь. Только побыстрее, а то старики совсем заждутся…

Спустя десять минут мы уже восседали за столом в соседской квартире. Жена профессора — пышная хозяйственная женщина с мясистыми руками — наготовила кучу всякой снеди и пыталась заставить нас съесть в несколько раз больше возможного. За тостами и разговорами часы пролетали незаметно. Карина сидела раскрасневшаяся и, улыбаясь, рассказывала о том, какие трудные тесты достались Артуру на экзамене. Профессор в ответ восхищенно цокал языком и сетовал на современную систему образования.

Я заскучал и, поняв, что этот вечер рискует затянуться надолго, решил выпить немного больше, чем обычно себе позволял. Салаты и закуски убывали, игристое закончилось. Мы с профессором перешли на водку, а женщины отсели поболтать в дальний угол комнаты.

— Эх, подумать только, четыре десятка! — воскликнул старик, подливая мне в рюмку. — Кто бы мне сказал об этом лет эдак тридцать назад… Я бы счел его безумцем!

— Это от чего же? — я сонно водил пальцем по застарелому масляному пятну на кружевной скатерти.

Профессор озорно захихикал:

— В те времена я был не такой праведник как сейчас.

— Неужели?

— Представьте себе, — он перешел на свистящий шепот. — Будучи уверенным в том, что кавалер, познавший меньше двух дюжин прекрасных дам не достоин носить звание рыцаря, я отчаянно и безответственно изменял своей несчастной жене.

Мне показалось, что он не лукавит, однако, зная профессора, как фанатичного и углубленного в науку математика, я слегка засомневался в правдивости его слов:

— Честно говоря, мне трудно представить вас с какой-то другой женщиной. Да и вообще, кажется, вас всегда больше интересовали формулы. Как там, кстати, ваша последняя статья? Уже готовится к печати? — я попытался было перевести разговор на другую тему, но мой друг, глотнувший лишнего, говорить о науке был явно не настроен.

— Какое же это счастье, держать в объятьях женщину, которая тебя самозабвенно любит, — рассуждал он, похрустывая соленым огурцом. — Заглядывать в ее полуприкрытые от наслаждения глаза…

Поняв, что старика основательно понесло, я решил вывести его на свежий воздух:

— Может быть, постоим на балконе? Капельку подышим?

— Да? Ну что ж, неплохая идея, — он закивал и, громко отодвинув стул, пошатываясь направился к приоткрытой двери. — Пойдемте, там есть куда присесть.

Мы опустились на прохладные и слегка сырые табуретки, и только здесь в дождливой темноте вечера я почувствовал, что пьян не меньше профессора. И что на меня нашло? Я же так редко позволяю себе спиртное… Мне пришлось обмахиваться какой-то попавшейся под руку газетой — в голове гудело, а перед глазами заплясали сияющие круги.

Старик приподнял ворот полотняного пиджака:

— Кажется, мы с вами перебрали, — его смех перешел в недолгий сухой кашель.

— Да, уж. Дорогой друг, — я посмотрел на его расплывшееся в улыбке морщинистое лицо. — За вашими-то игривыми разговорами…

— А что? — он стукнул меня ладонью по плечу. — Будто вы не знаете, что такое настоящая страсть? А? Молчун вы эдакий! Поделитесь со старым пройдохой. Сколько раз нежные голоски шептали вам слова любви? — профессор хмыкнул и потер руки. — Может быть, и сейчас вашего звонка ждет молодая красивая женщина? Вам пошел на пользу роман… Знаете, с красивой тридцатилетней матерью-одиночкой…

Я понял, что его не остановить и, демонстративно взглянул на часы:

— О, к сожалению, нам уже пора. Что-то мы у вас засиделись. Мне завтра рано на работу. Жене встречать родственников… Так что пора и честь знать, — я бросил газету и распахнув балконную дверь зашел в комнату. — Карина, собирайся! Спасибо за угощение… Еще раз поздравляем…

После долгих проводов, поцелуев и рукопожатий нам наконец удалось вернуться домой. Когда мы улеглись в кровать, было уже за полночь. Артур давно спал, и в квартире было слышно только гулкое тиканье больших напольных часов.

— Герард? — шепот жены нарушил тишину.

— Что?

— Хочешь спать?

— Да, в общем-то нет, — я повернулся и попытался разглядеть ее лицо в темноте. — А что?

— Да, так… — она тихонько рассмеялась и провела рукой по моему плечу.

Сегодня какой-то любвеобильный вечер. Скачала профессор со своими воспоминаниями, теперь Карина, на ночь глядя… Мне было неудобно отказывать, и я стал не торопясь переползать на ее половину кровати…

Через некоторое время я снова вернулся на свое место.

— Спокойной ночи, Герард.

— И тебе доброй ночи, голубушка.

Я лежал с открытыми глазами и мучился от бессонницы. Зря я столько выпил. Теперь буду валяться часов до четырех. Проклятый юбилей. И старика совсем развезло, и Карина что-то развеселилась… Я посмотрел в сторону спящей жены. Как он там говорил? Держать в объятьях женщину, которая тебя самозабвенно любит… Заглядывать в ее полуприкрытые глаза… Я кисло ухмыльнулся — а ведь по правде сказать, мне и не доводилось испытать всего того, о чем болтал этот старикан. Страсть, красивые женщины… Я повернулся на бок и подоткнул кулаком подушку. Так вот живешь, живешь, и даже не задумываешься, сколько всего пролетело мимо. Дочка вышла замуж, сын скоро заканчивает школу… И все это как-то без особенных волнений. Нет, ну конечно были и у меня забавные фрагментики, но разве такое кто принимает всерьез.

Я снова лег на спину и закинул руки за голову. Перед мои мысленным взором с быстротой молнии пролетели картинки поезда, в котором лет шесть назад я ехал в командировку. Тогда судьба забросила меня в одно купе со странной тихо плачущей женщиной, которая страдала от своего некрасивого лица. Помню, мне стало жаль ее, и, когда она неправильно поняла мое предложение сесть рядом друг с другом, я не решился сказать ей нет. Потом была еще эта самовлюбленная докторесса из нашего филиала. Какие я посылал ей письма! Казалось, ведь, что я был сильно влюблен. Даже пару раз приезжал к ней в город. Правда она лишь однажды снизошла до меня, да, впрочем, чего-то особенного между нами почти и не случилось…

Чем же я мог похвастаться еще? Я стал припоминать. Нет, те молодежные марафоны, которыми мы страдали во время институтской практики в больнице, я в расчет не беру — то было без любви, просто в силу возраста. Какое-то мельтешение тел, обнимания на кушетках…

Так промелькнула юность. Потом я встретил Карину. Мы поженились. Странно… Оказывается, она ни разу не объяснялась мне в любви. Надо же… Если бы профессор не завел сегодня этот дикий разговор, я бы и не задумался о таких вещах. Выходит дело, что я так ничего и не видел? Мне стало тоскливо. Я встал и, набросив на себя Каринин халат, вышел на кухню.