По старому стилю — 30 марта. «Черный март», когда-то забравший любимую маму.

В 1944-м он записал:

Это был праздничный День космонавтики — 25-я годовщина полета Гагарина.

Через две недели случился взрыв в Чернобыле.

«Вся жизнь и творчество В. П. Катаева были отданы беззаветному служению советскому народу, делу коммунизма», — говорилось в некрологе, подписанном Горбачевым, Лигачевым, Ельциным и другими партийными боссами (перечисление произведений обрывалось романом «За власть Советов»).

Есть что-то символичное в том, что Егор Кузьмич Лигачев и Александр Николаевич Яковлев («главный реакционер» и «архитектор перестройки») стояли рядом в карауле у гроба.

На прощание с Катаевым в ЦДЛ людей пришло мало.

Это был клуб, где крутилась вся его жизнь — собрания, разносы, веселье, страх.

«Все это называлось панихида, а за нею следовали еще более удручающие слова — “вынос тела”, — писал он за год до конца. — Вынос уже не человека, а только его уже никому не нужного мертвого тела».

Вся проза Катаева соперничала со смертью. Художественная страстная сила героя этой книги такова, что и тело в гробу, и само погребение видишь его глазами… И поэтому — книга как будто и не должна кончаться, обрывается некстати. Без сомнения, имей он возможность, изобразил бы и себя в гробу, и яму, и камень надгробия…

Поэт Михаил Шаповалов, случайно проходивший мимо, вспоминал: «Гроб вынесли на плечах из малого зала ЦДЛ, где проходило прощание с умершим. За ним шли человек двенадцать провожающих, легко узнавался сын писателя Павел. На ступеньках при спуске в вестибюль несущие замешкались, и мне открылось известково-серое лицо “старого римлянина” и погребальные цветы…»

«Я видел, как после панихиды, когда вынесли гроб из двери Дома литераторов, — вспоминал Александр Нилин, — Эстер Давыдовна затопала на пороге изящно обутыми ножками (будь Катаев жив, он бы обязательно написал, что ножки были обуты изящно), приговаривая: “Не хочу, не хочу, не хочу…”».

Похоронили на Новодевичьем.

«У меня ощущение, что я нахожусь в вагоне роскошного поезда…» — сказал Катаев (очень по-катаевски), вернувшись в Лаврушинский из Переделкина. Внучка вдруг вспомнила эти слова при прощании на кладбище: сквозь наступившую тишину прошел поезд…

В 2009-м рядом с ним положили вдову, дожившую до девяноста пяти.

Писательница Ольга Новикова, в то время юная сотрудница «Худлита», готовившая с Валентином Петровичем собрание сочинений, рассказывает: Эстер позвала ее на семейный обед после его смерти. И подарила массивную золотую цепочку — ей, и тонкую — ее маленькой дочери. Последний привет от Катаева. Уже в больнице он распорядился сделать этот подарок…

«Вечная весна в одиночной камере».

Припев Егора Летова подходит как эпитафия Валентину Катаеву, одиночке, сквозь XX век пронесшему постоянную память о камере смертников и называвшему свою жизнь «погоней за вечной весной»…

В 1960-м в Париже гадалка-турчанка (сказавшая и про осколочную рану бедра, и про будущую операцию, и про награждение «Золотой Звездой») воскликнула:

— Что же вы меня не предупредили? Это же необыкновенный человек. Это — Царь!

«Царь, разумеется, по их терминологии», — добавляла Эстер, снижая пафос.

Влюбленное повелевание жизнью…

Наследник великой литературы. В Катаеве всегда было сочетание властности и легкомыслия, как у человека, по его признанию, с самого начала понимавшего, что он особенный.

Он щедро называл свои произведения чужими полюбившимися строчками. А я назвал и эту книгу, и все восемь частей — его строчками.

Он написал, что «прожил свою жизнь в счастливом дыму».

Оглянувшись на петли длинной дороги, спросим себя: в счастливом ли?

Кадильный сладкий дым горестного отпевания матери, чад военных пожаров, зеленовато-желтый туман газовой атаки, дымчатые тифозные видения, бронепоезда и пароходы в угольном дыму, пороховой дым расстрелов, растаявшее облако несбывшейся любви, дым кирпичной трубы Магнитки и вересковой сталинской трубки, операционный мираж, пестрый дым литпроцесса с пламенными выпадами критика Дымшица…

Ничто с детства и до ухода не могло заслонить его необычайно зоркий и, конечно, вопреки трагизму — радостно-детский взгляд.

У Катаева была глубокая душа. И таинственная.

Свою тайну он унес с собой.

Обычно люди стараются не вспоминать травмирующие события. Он хотел осознать, осмыслить и прочувствовать все до конца. Не боялся прикасаться к ранам, не заживавшим никогда. Он с разных сторон и на все большей глубине вновь и вновь возвращался к главным, болевым точкам жизни.

Обостренно одинокий, закрытый, скрывавший важную часть себя даже от близких, он заглушал страдания бравадой, буффонадой, попойками, показной беспечностью. Но и настоящей литературой.

Поэтому все же дым счастливый.

Жизнь воспринималась им как произведение, а значит, и принималась.

Катаев — весь вызов. Он весь — слишком. Художник-маг, которому завидуют и сейчас и чей дар не могут оспорить. Баснословно успешный, но не через карьерные интриги, а благодаря дару.

В силу этого редкого дара он был сам по себе, свободный от групп, стаек, общественного мнения.

Спасатель судеб. Устроитель литературы, которая без него была бы другой. Бескорыстно открывавший и опекавший таланты.

Русский человек. Потомок славных родов. Герой войны. До конца дней сохранивший офицерский государственнический инстинкт.

Оболганный. Да, так. Слева и справа бормочут нелепые небылицы и однообразные байки, пытаясь представить бóльшим грешником, чем остальные…

Он был грешен, но в отличие от очень многих не разыгрывал святошу.

Отрицание Катаева — унылая стайность, которая передается во времени.

Наслаждение Катаевым — вечная весна.

1923 — «Сэр Генри и черт».

1924 — «Остров Эрендорф».

1924 — «Повелитель железа».

1926 — «Растратчики».

1927 — «Квадратура круга».

1928 — «Отец».

1932 — «Время, вперед!».

1936 — «Белеет парус одинокий».

1937 — «Я, сын трудового народа».

1940 — «Домик».

1944 — «Жена».

1945 — «Сын полка».

1949 — «За власть Советов».

1951 — «За власть Советов» (новая редакция).

1956 — «Хуторок в степи».

1960 — «Зимний ветер».

1964 — «Маленькая железная дверь в стене».

1965 — «Святой колодец».

1967 — «Трава забвенья».

1969 — «Кубик».

1972 — «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона».

1974 — «Фиалка».

1975 — «Кладбище в Скулянах».

1978 — «Алмазный мой венец».

1980 — «Уже написан Вертер».

1982 — «Юношеский роман».

1986 — «Сухой лиман».

В печати выходили очерки и юморески Валентина Катаева под псевдонимами: В. Къ., Вал. К., Валентин Петрович, Старик Саббакин, Оливер Твист, Митрофан Горчица и др.

Дружок!

Молодец, что решила ехать. Жду тебя. Я уже забыл какая ты точно. Говорят, ты подстриглась… Приезжай. Увидимся. Думаю, что здесь тебе будет хорошо… Жду.

Целую лапки с нежностью.

Поцелуй Тамару. Кланяйся маме и Сереже.

Юра.