— Я с начальством не знаюсь, — внезапно произнес худрук Таганки Юрий Петрович Любимов.
И повернулся к Катаеву спиной…
Если так все и было, то можно подивиться логике «скрытого» диссидентства: отрицать власть, отмечая ее юбилей. Да и с различным начальством, включая главу КГБ Андропова, Юрию Петровичу приходилось именно знаться, притом постоянно — он даже пользовался телефонами правительственной связи.
Что до комплиментов генсеку и похвал СССР, вспомним: в 1973 году не кто иной, как Александр Солженицын в «Письме вождям Советского Союза», призывая к мирной эволюции советской системы в сторону «национальных идей», называл Брежнева «простым русским человеком со здравым смыслом». Многие пассажи Александра Исаевича по патриотическому пафосу даже перехлестывали рамки тогдашней «Правды»: «Внешняя политика царской России никогда не имела успехов сколько-нибудь сравнимых… От всех этих слабостей с начала и до конца освобождена советская дипломатия. Она умеет требовать, добиваться и брать, как никогда не умел царизм. По своим реальным достижениям она могла бы считаться даже блистательной: за 50 лет, при всего одной большой войне, выигранной не с лучшими позициями, чем у других, — возвыситься от разоренной гражданской смутою страны до сверхдержавы, перед которой трепещет мир. Некоторые моменты особенно поражают сгромождением успехов. Например, конец Второй мировой войны, когда Сталин, без затруднений всегда переигрывавший Рузвельта, переиграл и Черчилля… Нисколько не меньше сталинских успехов надо признать успехи советской дипломатии последних лет… На такой вершине ошеломляющих успехов неохотнее всего воспринимаются чьи-то мнения или сомнения. Сейчас, конечно, самый неудачный момент приступать к вам с советом или увещанием». В этом же манифесте Солженицын признавал реалистичным для России единовластие и опасным поспешное насаждение западной демократии.
Вот и Катаев там и тут, к примеру, в «Алмазном венце» сообщал, что гордится «торжеством своего государства», и называл его «сверхдержавой».
Но если судить поверхностно: один (пострадавший от власти) — отважный бунтарь, другой (с властью ужившийся) — опасливый приспешник…
Возвращаясь к Василию Аксенову — по одной версии, это он ранней весной 1978 года, сидя в соседнем зубоврачебном кресле, предложил тридцатилетнему писателю Виктору Ерофееву выпустить сборник ранее не публиковавшихся художественных текстов. По версии Ерофеева, эту идею Аксенову подарил он.
В 1970-х годах государство начало реорганизовывать цензурную систему. Пирамиду, в которой Главлит подчинялся ЦК, сменяла децентрализация, контроль переходил к «творческим союзам» (впрочем, усилилась роль КГБ). Характерно, что после скандала в 1974-м с разогнанной уличной выставкой неофициального искусства авангардистам выделили зал художников-графиков в Московском горкоме на Малой Грузинской улице.
Альманах «Метрополь» стал вызовом для власти, еще не способной отказаться от запретов, — хотя дело «Метрополя» показывает, как переменились ее реакции со времен дела Синявского — Даниэля. Начальник 5-го управления КГБ Филипп Бобков позднее и вовсе утверждал: «Мы просили не разжигать страсти и издать этот сборник, такой вопрос, считали мы, лучше решить по-писательски». Он валил все на главу Московской писательской организации Феликса Кузнецова, который в разговоре со мной настаивает: именно в московском управлении КГБ ему показали экземпляр альманаха и попросили что-то предпринять в связи с его готовящейся презентацией.
Кстати, незадолго до скандала, рассказывает Кузнецов, в Нью-Йорке, куда он в очередной раз прилетел во время «обмена культурными делегациями», к нему в гостиничный номер пришел с бутылкой виски «близкий к Госдепу» американец и предложил: «“Не хотели бы вы как знаток современной русской литературы составить антологию произведений, которые лежат в столах писателей, и издать ее в США?” — “Я ответил: вы предлагаете мне нарушить закон”».
Итак, в 1979 году в Москве тиражом 12 экземпляров вышел альманах «неподцензурной литературы».
«Метрополь» печатала летом 1978 года машинистка из «Юности», а одновременно шел процесс вступления в Союз писателей СССР составителей сборника Виктора Ерофеева и Евгения Попова.
Писатель Николай Климонтович, друживший с «метропольцами», приводил «симпатичный устный рассказ» Аксенова: когда в ЦК Катаева и иже с ним обнадежили с «Лестницей», тот пригласил их в ресторан «Метрополь». «И не здесь ли исток названия через полтора десятка лет позже организованного альманаха, — писал Климонтович. — Оба молодых писателя (Евтушенко и Аксенов) были сражены заказом: мэтр потребовал свежих калачей, красной и черной икры и ледяного шампанского-брют. Василий Павлович, усвоив этот урок настоящего барского шика, на деле — вполне купеческого, собирался нечто подобное устроить и на “метропольской” вечеринке». Была и другая версия названия. «Метрополь, столичный шалаш над лучшим в мире метрополитеном», — сообщалось в аннотации. Но то, что альманах стал отголоском несбывшегося катаевского журнала, подтверждает и Попов… Об этом рядом со словами о «Лестнице» писал и сам Аксенов: «“Метрополь” во многом осуществил то, что смутно мерещилось наивным юнцам молодой “Юности”».
Альманах тайно переправили в Америку, в издательство «Арди» и во Францию в «Галлимар». Он содержал как тексты «легальных» авторов (Беллы Ахмадулиной, Владимира Высоцкого, Андрея Битова и др.), так и «непроходных» (например, Юрия Кублановского и Юрия Карабчиевского). Некоторые тексты уже были напечатаны (стихи Вознесенского и рассказ Искандера), а некоторые заведомо быть напечатаны не могли. Рассказ Виктора Ерофеева назывался «Приспущенный оргазм столетия»: «Женщина, не соблюдающая менструального поста, хуже фашиста. Слово МЕНСТРУАЦИЯ — одно из самых красивых слов русского языка. В нем слышится ветер и видится даль (Даль?)». Здесь же была знаменитая «Лесбийская» уже подавшего на отъезд по «израильской визе» Юза Алешковского.
Трифонов уклонился от участия. Евтушенко не пригласили, вызвав его обиду, — есть мнение, что Аксенов решил, что он «потянет одеяло на себя», памятуя интригу вокруг катаевской «Лестницы». Катаева тоже не позвали… Не та «весовая категория». Герой Соцтруда.
«Отношение его к альманаху было сочувственное», — сказал мне Евгений Попов и вспомнил: «В 23 года, в 1969-м, я послал ему рассказы и получил ответ, написанный авторучкой. Он рассказы хвалил, но говорил, что я слишком груб, и рекомендовал мне писать более изящно и не бросать основную профессию (геолога)»[156].
Альманах направили в ВААП[157], Госкомиздат, издательство «Советский писатель», предложив выпустить его без цензурных правок. Презентацию (вернисаж) назначили на 21 января в кафе «Ритм». Туда позвали работавших в столице иностранных журналистов. В этой связи 20 января авторов альманаха пригласили на расширенное заседание Секретариата Московской организации Союза писателей. Как следует из стенограммы на вопрос: «Текст альманаха за границей?» — Аксенов и все составители дружно воскликнули: «Нет!» Руководство СП требовало от «метропольцев» отменить вернисаж и не передавать альманах на Запад.
Уже 25 января в эфире «Голоса Америки» издатель Карл Проффер (основатель «Ardis Publishing») заявил, что «Метрополь» скоро выйдет на английском и французском. «КГБ справедливо утверждал, что вся игра заранее была построена на обмане», — отмечал Николай Климонтович.
16 мая 1979 года из Союза писателей исключили «организаторов» — Евгения Попова и Виктора Ерофеева (было принято решение не выдавать им членских билетов).
В это время Аксенов, Попов и Ерофеев ехали в Крым. Последний вспоминал: «Аксенов ночью, уже за Харьковом, в своей зеленой “Волге” сказал мне, что он печатает роман “Ожог” на Западе. О как! Я встрепенулся. По тайной договоренности с КГБ Аксенов (с ним доверительно поговорил то ли полковник, то ли генерал) не должен был печатать за границей этот весьма скверный (но тогда ценилась антирежимность) и непонятно как попавший в КГБ роман (автор дал его почитать только близким друзьям, я тоже попал в happy few). Иначе с ним обещали расправиться и выгнать из страны. Я попросил объяснений. Но, несмотря на то, что за месяцы “Метрополя” я несколько вырос диссидентским званием в узком мире свободной русской литературы, Аксенов отделался неопределенным мычанием».
