В первой половине девяностых, когда теннисом заболели все и вся, Монстр Иванович распорядился на территории Бункера построить открытый и закрытый корты. Была у него мечта: приедет к ним Сам, и он с ним сразится. Почти на равных.
Сражения на кортах стали обязательными для всех подчинённых Морозова. Большинству это пришлось по душе. Не всё ж под землёй–то сидеть!
Покусаева он заставлял играть не столько по службе, сколько по дружбе: уж больно часто тот стал жаловаться на всякие хвори. Монстр Иванович не по указке сверху, а вполне искренне верил, что хотя бы пара партий в неделю будет посильнее любых лекарств.
Ж-жах! Последний мяч с подачи Монстра Ивановича угодил в самый краешек корта, почти по линии.
— Да вы ювелир! — развёл руками Покусаев. Его богатырские усы печально обвисли. Да и дышал генерал не лучшим образом — не привык скакать как молоденький за шустрым жёлтым мячиком.
— Ладно, Фёдор Ильич, на сегодня хватит, — сжалился Морозов.
Генералы в теннисках и спортивных трусах, зачехлив ракетки, отправились в душ. Не простой — генеральский.
Горячие струи воды омывали генеральские тела.
Волосатая спина Покусаева мгновенно покраснела. Он довольно крякал — сегодняшняя пытка оказалась короче, чем обычно.
— Хорошо! — от души воскликнул Покусаев и прибавил горячей.
— Не переусердствуй, — посоветовал Морозов.
Мощные плечи Морозова, казалось, способны были остановить льющийся на них поток воды. Под правой лопаткой Монстра Ивановича багровел глубокий шрам — застарелое напоминание о начале афганской войны. В те времена молодой полковник Морозов командовал боевым спецподразделением КГБ СССР. Много воды утекло с тех пор — и не только из душа.
— Беспокоят меня наши нефтяные ребята, — вздохнул Покусаев, щедро намыливая мохнатый торс.
— А ты не беспокойся, Фёдор Ильич, — усмехнулся Морозов, — а работай в нужном направлении. А то, глядишь и вправду, третья нефтяная начнётся.
— Н-да, на мой взгляд она уже началась…
— Тогда в чём наша генеральская задача в подобной войне? — строго спросил Морозов и сам себе ответил. — Вывести наши основные силы из–под удара, сохранить позиции, а лучше, воспользовавшись ситуацией, всемерно укрепить их. И не упускай из виду Чуканова и Бокова. Сдаётся мне, Витя Боков закусил удила. И мне это не нравится — а хватка у него бультерьерская.
Спустя десять минут чрезвычайно чистые генералы, облачённые в свежеотглаженные мундиры, входили в кабинет Монстра Ивановича на минус шестом этаже Бункера. Майор Пичугин стоя приветствовал начальство, демонстрируя справную выправку и готовность номер ноль.
— Пичугин, дай распечатку по Сидорову и доложи ситуацию, — приказал помощнику Морозов. — Ты как насчет пятидесяти боевых? — поинтересовался он уже у Покусаева. Тот согласно кивнул. Любил он грешным делом морозовский коньяк.
Майор Пичугин выждал за дверью несколько минут, пока шефы разомнутся, и, коротко стукнув, вошёл с бумагами:
— Разрешите доложить, товарищ генерал–полковник! Сидоров по вашей рекомендации был вызван в прокуратуру в качестве свидетеля по делу об убийстве Опекушина — Пекаря. Вёл себя спокойно. Продолжать разработку в этом направлении?
— Нет, пока давить не надо. Но и с крючка совсем пусть не отпускают. Что там с кредитом?
— У них всё получилось, — удивлённо пожал плечами Пичугин.
— Молодцы! — с чувством одобрил Монстр Иванович.
— Моя креатура, — не преминул напомнить Покусаев, довольно поглаживая вновь распушившиеся будёновские усы.
Монстр Иванович ничего не ответил, лишь усмехнулся и закурил первую после тенниса «беломорину».
— Разрешите идти? — Пичугин артистично щёлкнул каблуками.
— Иди. Бумаги оставь, я гляну сам, — сказал Морозов и изумлённо поднял брови: в кабинете весело заверещал звонок мобильного телефона.
Это был явный непорядок — мобильниками в Бункере было пользоваться строжайше запрещено. В целях обеспечения секретности.
— Что такое?! — грозно приподнялся Монстр из кресла.
— П-птичка шалит! — отрапортовал Пичугин, исподтишка показывая кулак предателю Карлуше. Научил, блин, на свою голову!
Ворон, радостно слетев на стол Монстра Ивановича, выдавал трель за трелью из классического репертуара мобильника.
— Заткнись, — просто, но убедительно приказал ему Монстр Иванович.
— Пр–роехали! — огрызнулся ворон. И заткнулся.
***
Зера ужасно тосковала в этой огромной чужой Москве. Ей очень не хватало Нура — верного друга и оруженосца. Он так трогательно весь прошлый учебный год терпел их совместные театральные вылазки! Окультуривался до посинения. А на «Лебедином» чуть не заснул, но мужественно высидел. И зачем только он сделал ей это дурацкое предложение в самолёте! Вечно мужчины норовят всё испортить.
У Зеры так и не получилось подружиться с кем–то с курса. Мешала «звонкая» фамилия. Слишком нефтяная фамилия, которую в их «керосинке» произносили чуть ли не с придыханием. Те ребята и девчонки, с которыми хотелось дружить ей, её сторонились, считая «ботаником» и папенькиной дочкой. Те же, кто набивался в друзья и поклонники, видели в ней не человека, а нефтяного отпрыска. Чепуха какая–то получалась!
Именно поэтому Зера и решила первой сделать шаг и помириться с Нуром. Через дальних родственников она договорилась, что те перешлют ей из Уфы набор кураиста — национальные дудки. Да не просто перешлют, через папиных гонцов, а именно передадут Нуру, чтобы он уже передал курай ей. Это был сложный путь, но ничего больше Зере в голову просто не приходило.
Они встретились у «Маяковской», под колоннами зала Чайковского. Нур был мрачный, как туча.
— Ты что, что–то съел? — не удержалась Зера.
— Как это? — не понял он.
— Ну, кислый такой, — пояснила она.
— Да нет, просто настроение не очень, — признался он. — Слушай, Зер, а зачем тебе курай? Играть будешь, что ли? А что? — прикольно. В каком–нибудь панк–рок ансамбле и на курае…
Зера решила признаться:
— Знаешь, курай — это повод. Я просто помириться хотела.
— А мы разве ссорились? — ледяные в начале встречи глаза Нура начали оттаивать.
— Не ссорились, но ты же обиделся?
— Зер, знаешь анекдот, — оживился Нур. — Ведут фашисты пленного командира партизанского отряда. А за столом сидит предатель, который отряд немцам сдал. Сидит и борщец наяривает. Командир, проходя мимо презрительно плюёт ему в тарелку. А тот, — Нур смешно приподнял брови, — говорит: Смотри–ка, обиделся!
Зера смеялась так радостно, что на них стали оборачиваться прохожие.
— Ну что, мир? — спросила она, отсмеявшись.
— Мир, — согласился он.
— Понимаешь, — пожаловалась она, — у меня здесь кроме тебя друзей совсем нет.
— Тогда мир и дружба? — Нур протянул руку и она радостно пожала её. — Слушай, пойдём сегодня в ресторан? Я тебя с нашими познакомлю…
— Притворюсь сестрой? — снова засмеялась она.
— Так ты и есть мне сестра… Четвероюродная, — не без труда сосчитал Нур. — Ну что, идёт?
— А повод–то какой?
— Да так — пустяки. Банк ограбили.
Зера в ответ кивнула и посмотрела на Нура снисходительно — как на бестолкового, хотя и старшего брата.
— Давай, Зера, курай пока обратно, — Нур забрал у неё продолговатый деревянный футляр с инкрустациями по углам. А друзья мои, надеюсь, тебе понравятся!
На самом деле в «Золотой Дракон» они почти не опоздали. Хотя Лёвка уже успел заказать на всех — чуть ли не всё меню:
— Что не съедим, с собой заберём! — деловито отмахивался он от всех шуточек по этому поводу.
— Зера. Сафина. Моя сестра, — представил Нур свою спутницу. — Учится в «керосинке». Хочет дружить с хорошими людьми. Именно таких я ей и обещал. Так что уж будьте добры — соответствуйте. Особенно это к тебе относится, Лев Викторович. Особенно! — подчеркнул Нур.
Представляя Зеру друзьям, Нур подумал: хорошо, что сегодня здесь нет Нюши. Всё–таки это был бы перебор — одновременно видеть двух женщин, отказавшихся принять его руку и сердце. Причём в течение одного месяца.