О том, что маршал Конев искренне и от всей души радовался освобождению польского народа, говорят и многие другие факты. Как только части Красной Армии, форсировав Вислу, штурмом овладели городом Сандомиром, все увидели следы чудовищных злодеяний. Встретив маршала Конева на зависленском плацдарме, бургомистр Сандомира (по-польски — Сандомежа) сообщил ему:

— Гитлеровцы часто учиняли в городе кровавые расправы. Однажды днём около магистрата они собрали группу людей, поставили их на колени и расстреляли. Трупы расстрелянных долго лежали на центральной площади. В одном только этом городе фашисты истребили три тысячи польских граждан. При отступлении они подожгли костёл Святого Якова, основанный ещё в тысяча двести сорок первом году. Жители и красноармейцы спасли этот драгоценный исторический памятник архитектуры.

Бургомистр выражал сердечную благодарность командиру 1180-го стрелкового полка (350-я стрелковая дивизия) подполковнику Скопенко Василию Фёдоровичу, бойцы которого первыми ворвались в город. В приветственном адресе на его имя говорилось: «Вы спасли наш город, спасли наши жизни, мы всегда будем благодарны Вам за это...»

Для истории сохранился трогательный документ, датированный 2 февраля 1945 года. Он гласит:

«Городской народный совет, собравшись сегодня на заседание, склоняет голову перед памятью Героя Советского Союза Василия Фёдоровича Скопенко, освободителя города Сандомежа от немецкой неволи, и, желая выразить ему свою сердечную благодарность и уважение к его памяти, единогласно постановляет:

Нынешнюю улицу Опатовскую города Сандомежа назвать улицей полковника Скопенко, похоронить прах полковника Скопенко в городе Сандомеже: на вечную память установить на его могиле памятник».

Как сына родного, оплакивали поляки и погибшего в районе села Руда командира 23-го артполка капитана Никонова. Он был погребён в центре Лежайска. На могиле отважного воина поляки поклялись вечно чтить память погибшего героя. Это говорили люди, в полной мере испытавшие все ужасы фашистской оккупации.

Маршал Конев был доволен, что с трудом спланированная и осуществлённая им и его штабом Висло-Одерская наступательная операция завершилась весьма успешно. Противник понёс тяжёлые потери ещё при выходе из Силезского промышленного района в оставленный для него коридор. Но главный урон был нанесён ему массированными ударами танковой армии Рыбалко и 60-й общевойсковой армии Курочкина. Таким образом, вся Силезия была очищена от немцев. Она осталась целой и невредимой. Многие предприятия продолжали работать. Особенно этому радовались поляки, для которых это и было завоёвано.

Продолжением Висло-Одерской эпопеи, а точнее её составной частью была и Нижне-Силезская наступательная операция, начавшаяся 8 февраля. В целом же войска фронта наступали непрерывно сорок четыре дня и прошли с боями от пятисот до семисот километров. В среднем за сутки они продвигались до двадцати шести километров. Это были очень высокие темпы. Один из генералов вермахта Фридрих Меллентин, говоря о битве между Вислой и Одером, так характеризовал действия 1-го Украинского с 1-го Белорусского фронтов: «Русское наступление развивалось с невиданной силой и стремительностью. Было ясно, что их верховное главнокомандование полностью овладело техникой организации наступления огромных механизированных армий. Невозможно описать всего, что произошло между Вислой и Одером в первые месяцы 1945 года. Европа не знала ничего подобного со времени гибели Римской империи...»

Успехи советских войск в Висло-Одерской стратегической операции, в которой кроме 1-го Украинского фронта принимали участие войска 1-го и 2-го Белорусских и 4-го Украинского фронтов, получили высокие оценки руководителей ряда стран антигитлеровской коалиции. Так, например, У. Черчилль, которого трудно заподозрить в особой любви к Сталину и в целом к СССР, писал в февральские дни: «Красная Армия празднует свою 27-ю годовщину с триумфом, который вызвал безграничное восхищение её союзников и который решил участь германского милитаризма. Будущие поколения признают свой долг перед Красной Армией так же безоговорочно, как это делаем мы, дожившие до того, чтобы быть свидетелями этих великолепных побед...»

Победа в Силезии и одновременно в Померании и Восточной Пруссии ясно показали союзникам, что Германия обречена, а постоянно крепнувшая мощь Красной Армии, позволит СССР даже в одиночку разгромить фашизм. Вот почему на начавшейся 4 февраля Крымской (Ялтинской) конференции глав правительств Великобритании, США и СССР обсуждались вопросы окончательного разгрома общего врага. Причём предусматривалось занятие Берлина советскими войсками.

Пока Конев размышлял обо всём этом, ему принесли из штаба точные данные потерь противника: они были весьма внушительны. По предварительным подсчётам только в Нижней Силезии за двадцать три дня боевых действий 1-й Украинский фронт нанёс поражение двадцати одной пехотной, пяти танковым дивизиям, двадцати семи отдельным пехотным, десяти артиллерийским и миномётным бригадам, не говоря уже о множестве различных специальных подразделений и отдельных батальонов. Было взято сорок три тысячи пленных и уничтожено больше ста пятидесяти тысяч солдат и офицеров. Среди трофеев насчитывалось более пяти тысяч орудий и миномётов, более трёхсот танков и более двухсот самолётов...

Освобождение Кракова открыло для войск 1-го Украинского фронта путь в Верхнюю Силезию. Продолжая вести тяжёлые бои по прорыву укреплений на старой польско-германской границе, наша ударная группировка подошла к Одеру и почти на двухсоткилометровой полосе вышла к берегам, форсировала и захватила три важных плацдарма в районах Штейнау, Брига, Оппельн. Началась ожесточённая борьба за удержание и расширение этих плацдармов.

В оперативной сводке «От Советского Информбюро» за 4 февраля сообщалось, что на 1-м Украинском фронте взят в плен начальник штаба 42-го немецкого армейского корпуса полковник Драбих Вехтер. Пленный заявил: «Немецкое командование принимало отчаянные меры, чтобы остановить наступление русских войск, но не смогло изменить ход событий. Германия войну проиграла. Гигантское и успешное наступление Красной Армии ускоряет окончание войны и день крушения Германии».

Советским войскам сдался в полном составе 242-й немецкий батальон во главе с командиром — капитаном Карлом Дренделем. Пленный капитан сообщил: «242-й батальон сформирован в начале января и через десять дней был послан на фронт. По дороге к месту назначения мы расположились на ночлег в здании школы. Ночью в селе поднялась тревога, послышались выстрелы. Солдаты заволновались. Я успокоил их и приказал сидеть и ждать, пока обстановка прояснится. Вскоре русские подошли совсем близко. Было уже поздно что-либо предпринимать — весь батальон сложил оружие и сдался в плен».

За действия лётчиков отвечал командующий 2-й воздушной армией генерал С. А. Красовский, авиация которого должна была поддерживать войска 1-го Украинского фронта в Висло-Одерской операции. Проводя воздушную разведку, лётчики видели, какую сложную оборону создал враг в зоне между Вислой и Одером. Поэтому все понимали: победу придётся вырывать у противника — на земле и в воздухе гитлеровцы сражались с отчаянием обречённых.

За три года лётчики, разумеется, многому научились. Вспоминая воздушные сражения, многие офицеры зачастую находили ошибки в своих решениях и с горечью думали: «Сейчас бы я поступил совсем иначе». Однако история, как известно, не повторяется. Поэтому, извлекая уроки из минувших боев, генералы и офицеры теперь гораздо глубже анализировали обстановку, серьёзнее обдумывали различные варианты действий в предстоящих схватках (не только воздушных, но прежде всего — наземных) по разгрому фашистских армий, оборонявшихся западнее Сандомира, на левом берегу Вислы. В полосе 1-го Украинского фронта противник создал сильную оборону. Не зря в берлинской печати Сандомирский плацдарм называли «пистолетом, направленным в затылок Германии». Вылетая на разведку, лётчики видели, что на подступах к городам Ченстохову и Кракову вся земля изрезана линиями траншей. Враг затаился в глубоких железобетонных норах. Ударами авиации нужно было разрушить эти оборонительные сооружения, уничтожить огневые точки. Но как лучше это сделать? Об этом думали все — от рядовых лётчиков до маршала Конева.