— На мне быстрее подсохнет.

Шалов с интересом посмотрел на бойца: его инициатива командиру взвода понравилась.

— А ведь это ты правильно придумал, — одобрил он действия Булычева и распорядился: — Всем отжать обмундирование. Неизвестно ещё, когда сможем просушиться.

Следуя примеру старшего сержанта, бойцы дружно выжимали гимнастёрки, брюки, пилотки, избавлялись от лишней воды. За этим занятием и застал их командир роты старший лейтенант Кузовлев.

— То, что вы приводите себя в порядок, одобряю. Потому как не могу обещать в скором времени ни сухого помещения, ни отдыха. А то, что вы, старший сержант Шалов, до сих пор не донесли об итогах боя, о своих и вражеских потерях, в этом усматриваю нарушение устава.

— Виноват, товарищ старший лейтенант. Сейчас, значит, исправлюсь. Бой ведь только кончился. Оглядеться не успели...

— Командир должен успевать делать всё, — наставительно, но дружелюбно заметил старший лейтенант. — На первый раз прощаю, но впредь буду взыскивать.

— Мигом всё, значит, опишу. Писать — не воевать, — заверил Шалов.

— Писать уже ничего не надо, — войдя в положение молодого командира взвода, снова доброжелательно сказал Кузовлев. — Доложите устно.

— Потери, считаю, для такого боя небольшие, — начал Шалов. — Двое убитых. Окороков и Писарев. Красноармеец Торохов ранен. Но если бы, значит, не он, то весь взвод положил бы вражеский пулемётчик. Торохов чуть ли не своим телом закрыл огневую точку.

Выслушав взводного, старший лейтенант распорядился:

— Торохова представьте к награде. Вижу, заслужил он. И на родину напишите, что ранен, совершил подвиг в бою. Сообщите родным о погибших. Всех достойно отметим за бой. Как настроение во взводе?

— Да вот бойцы говорят, что выдохся немец. Ротный нахмурился.

— Разговоры эти вредные, — возразил он. — Враг собирает новые силы, перегруппировку делает, чтобы ударить покрепче. Имейте в виду: он висит у нас на флангах. Точнее — у нашей дивизии. Соседи наши встретили упорное сопротивление и преодолеть его до конца не смогли. Отстали от нас, а мы вышли вперёд. — Кузовлев посмотрел из-под густых, нависших бровей на бойцов, внимательно его слушавших, и улыбнулся: — Ничего, ребята. Будет, конечно, фашист контратаковать, и сильно, но мы ж теперь тёртые калачи, выдержим. Отобьёмся и снова пойдём вперёд. Такая у нас задача. Другого пути нет.

Он снял с головы фуражку, вытер её изнутри платочком, почесал в затылке, будто вспоминая что-то, затем заключил:

— Отдыха и обсушки, как уже докладывал, в ближайшее время не обещаю. За ночь роте предстоит сбить передние заслоны противника, улучшить своё положение и вплотную приблизиться ко второй полосе его обороны. Утром при поддержке артиллерии и танков вся наша дивизия пойдёт вперёд. Это приказ командующего фронтом маршала Конева.

Боевые донесения, поступавшие из 38-й и 60-й армий Львовского направления, были неутешительными. Иван Степанович который уже раз пристально вглядывался в карту, надеясь обнаружить соединения, уже завершившие глубокий прорыв обороны противника. А ведь именно на это, на одновременный взлом вражеских укреплённых позиций на обоих участках фронта, со всей определённостью рассчитывал он, планируя операцию. На Рава-Русском направлении положение другое: здесь соединения 3-й гвардейской и 13-й общевойсковых армий продвинулись на глубину пятнадцать-тридцать километров, отбив контратаки противника. В прорыв вошли соединения конно-механизированной группы генерала Богданова, а затем и бригады 1-й гвардейской танковой армии генерала Катукова.

Что же произошло на львовском участке фронта, где планировался главный успех? Командующие 38-й и 60-й армиями, как теперь явствует, недооценили силу глубокоэшелонированной обороны противника. Да, в этом просчёте есть доля их вины. А ещё что? Москаленко не выявил сосредоточения мощных танковых сил немцев. Во всяком случае, их контрудар явился для командующего армией неожиданным. Но когда маршал в резкой форме высказал Москаленко упрёки за этот промах, рассудительный Крайнюков вступился за командарма, считая, что тут, скорее, промашку допустил штаб фронта, его разведуправление, которое своими средствами не засекло своевременного прибытия двух танковых дивизий противника на фронт. Поостыв, Конев признал справедливыми замечания члена Военного совета и дал нагоняй уже своему штабу. Но положение на фронте создалось критическое, и одними укорами да разносами его не исправишь.

Массированными ударами с воздуха авиационными соединениями генерала Красовского удалось остановить контратакующую танковую группировку противника. В результате 38-я армия несколько улучшила своё положение. Но нет продвижения вперёд, а следовательно, и расширения прорыва не получилось. Наиболее успешно действовала одна из стрелковых дивизий 60-й армии. Конев взглянул ещё раз на тот участок карты, где отмечалось продвижение этой дивизии: она тоже с трудом преодолевала сильно укреплённую оборону врага, отбивала яростные контратаки, но всё же сумела существенно опередить своих соседей. Значит, всё дело в искусстве и решительности командира. Правда, дивизии помогала 69-я механизированная бригада полковника Головачёва, выделенная генералом Рыбалко. Гвардейцы развивали успех и закрепляли его. Умело действовало и другое соединение, направленное в помощь пехотинцам, — 56-я танковая бригада тоже из армии Рыбалко. Её командир полковник Слюсаренко, взаимодействуя с мотострелковой бригадой, не польстился на указанное шоссе, а повёл боевые машины через лес. И хотя танкисты изрядно помесили болотную грязь, но зато глубоко обошли противника, навязали ему бой в невыгодных для него условиях, прорвались через заслоны и теперь громили вражеские тылы где-то в районе Золочева.

— Молодцы Головачёв и Слюсаренко! — громко произнёс Конев, отрываясь от карты, и, кажется, впервые за этот день улыбнулся. — И Рыбалко тоже хорош. А? Верно определил, когда надо ввести в бой передовые отряды своей армии. Не побоялся рискнуть танками — и выиграл! Пробил коридорчик...

Конев прошёлся, по блиндажу и вновь остановился у карты.

— Коридорчик, — вслух повторил он. — Но очень уж он маленький. Вместо широкой полосы прорыва, как планировалось, мы пока имеем всего-навсего узенький проход в четыре-пять километров, — рассуждал командующий. — Что же делать? Вводить через эту брешь танковую армию? А что если противник потеснит наши войска, перережет этот аппендикс у самого основания и отрежет танкистов от тылов? Тогда тот же Рыбалко будет радировать, требовать, чтобы выручили его. И снова придётся пробивать дорогу или организовывать снабжение танкистов по воздуху. Обстановка ещё более усложнится, и потери лишние неизбежны. Всё это так. Но ведь две танковые армии пока не задействованы. Москаленко не обеспечил участок прорыва, на котором предполагалось ввести бронетанковые соединения генерала Лелюшенко. Выходит, для обеих армий остаётся один путь — идти через коридорчик, пробитый южнее Колтова, иначе операция может приостановиться на неопределённое время, а то и вовсе задохнуться.

Конев вспомнил вдруг те споры в Ставке, которые вызвал разработанный Военным советом фронта план наступательных действий. План в конце концов утвердили, но Сталин тогда, обращаясь к Коневу, строго сказал: «Выполняйте его. Под вашу ответственность...» Эта реплика тогда насторожила маршала. Он понял её как угрозу. И вот в ходе операции наступил действительно архикритический момент.

Так что же, вводить танковую армию по узкому коридору, простреливаемому с обеих сторон не только артиллерией и миномётами противника, но и пулемётным огнём, или воздержаться? Да, риск велик... Но разве искусство полководца состоит в повторении пройденного? Каждый раз обстановка складывается по-своему. Шаблонные решения противопоказаны на войне. Он решительным движением руки отодвинул от себя карту, встал и, желая проверить правильность своих выводов, пригласил к себе начальника штаба фронта.