Наступление на город планировалось на утро 20 июля. Но в этот день овладеть Львовом танковым армиям, к сожалению, не удалось. Некоторые военные историки в то время объясняли это прибытием в район Львова немецких подкреплений со Станиславского направления, а также плохим состоянием дорог и трудностями в снабжении армий, особенно 3-й гвардейской танковой. Действительно, прошедшие накануне сильные дожди испортили дороги. Верно и то, что тылы 3-й гвардейской танковой армии отстали. Но главное заключалось в том, считал Конев, что командование этой армии допустило ошибку в оценке местности, не учло должным образом подступы к городу. Стремясь скорее взять его, генерал Рыбалко двинул свои войска прямо на Львов и упёрся в торфяное болото, что северо-восточнее города. Это было самое трудное место для действий танковых войск. А между тем в приказе от 20 июля указывалось: обходить Львов глубже с запада. Вот почему командующего фронтом, а вместе с ним и Сталина очень беспокоили действия 3-й гвардейской танковой армии, которая вместо глубокого обхода Львова ввязалась в затяжные бои за проходы на подступах. Её стремительному броску Конев придавал особое значение. Но, к сожалению, Рыбалко, опытный командир, всегда отличавшийся продуманностью своих оперативных решений, на сей раз втянулся в тяжелейшие бои на очень неудобной местности подо Львовом, и выгодная обстановка для манёвра армии в обход с северо-запада и запада была потеряна.
5
Страшная почти четырёхлетняя война подходила к концу. Генштабом уже разрабатывались планы январского (1945 года) наступления, которое намечалось развернуть от Балтики до южных отрогов Карпат. Это Конев не только знал, но и принимал участие в разработке этих грандиозных, предпоследних, как он полагал, усилий советского Верховного Главнокомандования по окончательному уничтожению гитлеровской военной машины. Он также знал, что в основу готовящегося январского наступления положена задача полного разгрома немецко-фашистских оккупантов в Польше. Эта почётная, но и весьма ответственная миссия возлагалась в основном на два фронта: 1-й Белорусский (командующий Г. К. Жуков), который должен наносить удар с Вислинского Магнушевского плацдарма в направлении на Познань, и 1-й Украинский, наносящий удар с Сандомирского плацдарма — в общем направлении на Бреслау (Вроцлав). Важнейшей целью двух мощных и одновременных ударов являлись: быстрый прорыв обороны врага на всю глубину, рассечение его группировки на изолированные части с последующим их уничтожением. Задача огромного масштаба, но вполне выполнимая, считал Конев: он уверен в решительности своих войск и подчинённых ему командиров и военачальников. Отослав в Генштаб планы этой новой наступательной операции, Конев в ожидании вызова в Ставку, в какой уже раз задумывался над истоками Второй мировой войны, которая в сентябре 1939 года взяла своё начало именно здесь — на польской территории. Больше всего он, конечно, размышлял о том периоде, когда Гитлер решился напасть на Советский Союз. На что он рассчитывал? Среди многих других факторов маршал выделял вероломство, ложь и обман, к которым прибегали не только Гитлер, Риббентроп, Геббельс и иже с ними, но и всё военное командование, привыкшее к лёгким победам на Западе. Путём заключения ряда договоров с советским правительством немецко-фашистское руководство постепенно, шаг за шагом добивалось от советского правительства целого ряда уступок и выгод. То и дело нарушая условия взаимных договорённостей, немецкое руководство как бы приучало нашу сторону к этим явным и постоянным нарушениям и тем самым притупляло политическую бдительность правительства, партии и товарища Сталина, а через них — народа и армии.
Коневу, как и другим командующим, было известно, что нарком Военно-Морского Флота адмирал Кузнецов посетил Сталина в день опубликования сообщения ТАСС, то есть 14 июня 1941 года, и сообщил ему о выводе всех немецких кораблей из советских портов. Он просил разрешения сделать то же самое — вывести все советские корабли из немецких портов. Однако такого разрешения не было дано. Более того, Сталин пожурил Кузнецова за то, что тот отдал приказ по Балтфлоту обстреливать немецкие самолёты, нарушающие наше воздушное пространство. Как бы в ответ на этот жест дружелюбия немецкий самолёт-разведчик буквально на второй день «заблудился» и совершил посадку на одной из военно-морских баз в Прибалтике. Из Москвы сразу же пришёл приказ: к лётчику отнестись как к другу, накормить отменным обедом, устроить ему отдых, подготовить самолёт к полёту и отправить обратно. После этого немецкая сторона и вовсе перестала выполнять условия советско-германских договоров о «ненападении» и «дружбе». Наши железнодорожные составы с рудой и другими важными военно-стратегическими товарами сплошным потоком шли в сторону Германии, а с обратной стороны — совсем прекратились взаимные поставки. И чем больше думал Иван Степанович об этих фактах, приведших к ослаблению политической, а потом и военной бдительности, тем чаще не находил должных ответов. Особенно становился он в тупик, когда приближался к трагическим дням и часам, предшествующим непосредственному нападению гитлеровских дивизий на наши пограничные войска.
Конев знал: советская разведка располагала столь обширной и достоверной информацией о форсированной подготовке Гитлера к войне, что ни о какой стратегической внезапности не могло быть и речи. В распоряжении Главного разведуправления ГШ находились данные об основных стратегических направлениях ударов немецко-фашистских войск и точных сроках нападения. Но, оказывается, все эти ценные информационные сведения — телеграммы, шифровки, письменные и устные сообщения, с риском для жизни добытые нашими разведчиками, — подшивались к «делу» и оседали в архивах Берия. Более того, из распоряжений, сделанных Сталиным буквально за день-два до нападения Гитлера на СССР, было видно, что главными советчиками его в те трагические дни были не Генштаб и Наркомат обороны, а Берия и Мехлис.
Будучи командующим войсками Северо-Кавказского округа, Конев знал, что ещё с середины 1940 года, когда в высших военных кругах стало известно о разработке немецким генштабом агрессивного плана войны под условным названием «Барбаросса»[8], направленного против СССР, Берия и его сподручные доказывали Сталину, что это дезинформация английской разведки, имеющая цель столкнуть СССР в военном конфликте с Германией. Англичане, мол, мастера в деле изготовления всевозможных фальшивок. Но, несмотря на «успокоительные» речи Берия, целый ряд наших агентурных разведчиков, работавших в разных странах, с тревогой сообщали о готовящемся нападении фашистской Германии. Помимо этого, были донесения от нашего военного атташе в Берлине генерала Туликова, в самый канун войны назначенного начальником штаба Киевского Особого военного округа, с которым Конев потом встречался и беседовал. Шли официальные сообщения от наших опытнейших послов — от Коллонтай из Стокгольма, от Майского из Лондона, а также от некоторых сотрудников германского посольства в Москве, в том числе от самого посла Шуленбурга. Даже Черчилль предупреждал об этом же. Почему же Сталин никому не верил? Почему он считал, что все эти очень разные люди, особенно наши разведчики, с риском для жизни добывавшие сверхсекретные данные, желали поссорить нас с Германией? Почему? Странная логика. Но когда однажды начальник Особого отдела (СМЕРШа) доверительно показал Ивану Степановичу докладную записку Берия Сталину, Коневу многое стало ясно. Он держал этот обжигающий руки документ и не верил своим глазам. В нём значилось:
«21 июня 1941 года... Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня «дезой» о якобы готовящемся Гитлером нападении на СССР. Он сообщил, что это «нападение» начнётся завтра...
То же радировал и генерал-майор В. И. Тупиков, военный атташе в Берлине. Этот тупой генерал утверждает, что три группы армий вермахта будут наступать на Москву, Ленинград и Киев, ссылаясь на свою берлинскую агентуру. Он нагло требует, чтобы мы снабдили этих врунов рацией... Начальник Разведупра, где ещё недавно действовала банда Берзина, генерал-майор Ф. И. Голиков, жалуется на Деканозова и на своего подполковника Новобранца, который тоже врёт, будто Гитлер сосредоточил 150 дивизий против нас на западной границе... Но я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо помним Ваше мудрое предначертание: в 1941 году Гитлер на нас не нападёт!..»
