— Да, это, пожалуй, возможно.

— Связь у вас хорошая, я не ошибаюсь? Со всеми есть связь?

— Да, связь есть со всеми. Радио работает безотказно.

— Так передайте тогда сейчас же приказ этим двум корпусам «Стоп», а тому корпусу — «Вперёд, на Ратибор!».

Рыбалко, не теряя времени, пошёл отдавать по радио этот приказ. Конев же направился в штаб 21-й общевойсковой армии к генералу Гусеву.

Вот так, словно талантливый шахматист, который на память знает расстановку фигур на игровой доске намного ходов вперёд, действовал и маршал Конев в процессе любой боевой операции, каждый раз избегая шаблона. В этом подчинённые видели его силу и превосходство. «Конева не обманешь»,— часто говорили они. «Его не проведёшь». «Он всё видит и знает...»

Так был спасён Краков и Силезский бассейн от гибели.

Вот что писал один из видных немецких военных деятелей Курт Типпельскирх о 12 января 1945 года:

«Удар был столь сильным, что опрокинул не только дивизии первого эшелона, но и довольно крупные подвижные резервы, подтянутые по категорическому приказу Гитлера совсем близко к фронту. Последние понесли потери уже от артиллерийской подготовки русских, а в дальнейшем в результате общего отступления их вообще не удалось использовать согласно плану. Глубокие вклинения в немецкий фронт были столь многочисленны, что ликвидировать их или хотя бы ограничить оказалось невозможным. Фронт 4-й танковой армии был разорван на части, и уже не оставалось никакой возможности сдержать наступление русских войск. Последние немедленно ввели в пробитые бреши свои танковые соединения, которые главными силами начали продвигаться к реке Нида, предприняв в то же время северным крылом охватывающий манёвр на Кельце...»

Освобождение таких городов, как Кельце, Родомско, Ченстохова, Катовицы, Краков, и других польских сильно укреплённых железнодорожных узлов войсками 1-го Украинского фронта составляло первый этап январского наступления сорок пятого года, развернувшегося от Балтики до южных отрогов Карпат. Главный удар наносился войсками 1-го Белорусского фронта на Варшавско-Берлинском направлении. В целом же задачу разгрома фашистских оккупантов в Польше Ставка Верховного Главнокомандования возлагала на 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты при содействии 2-го Белорусского фронта с севера и 4-го Украинского с юга.

По первоначальному плану эту крупнейшую наступательную операцию Ставка планировала начать 20 января, но в связи с провалом Арденской операции[10] союзников на западе в декабре сорок четвёртого года по просьбе английского премьер-министра У. Черчилля Сталин решил ускорить действия советских войск.

Ночью 12 января маршал Конев прибыл на НП Сандомирского плацдарма. Помимо естественного желания видеть своими глазами начало наступления он, как это часто бывало в таких случаях, хотел лично руководить боем. Естественно, следуя примеру маршала, все другие командармы, командиры корпусов и дивизий перенесли свои ПНП ближе к переднему краю.

Тут же встал вопрос о разведке боем и методе проведения артподготовки, которые применялись во всех крупных наступательных операциях. Словом, такая тактика превращалась в своего рода шаблон, против которого враг нашёл своеобразное противоядие. Дело в том, размышлял Конев, что разведку боем проводили обычно за сутки до наступления, а потом собирали и обобщали полученные данные, соответственно им занимали исходное положение и на следующий день начинали наступление. Маршал решил поступить иначе: не дать противнику вновь организовать оборону после нашей разведки боем. Нанести по неприятелю короткий, но сильный артиллерийский удар и сразу вслед за этим бросить в разведку боем передовые батальоны. Если обнаружится, что противник не оттянул войска и остался на месте, тут же обрушиться всей мощью артиллерии на неприятельские позиции. И наоборот, если гитлеровцы отвели части, то мы, не тратя снарядов попусту, сразу перенесём огонь в глубину, туда, где остановился противник, отведённый с первой или второй позиций.

Расчёт Конева оказался верным.

В пять утра после короткого мощного артиллерийского удара передовые батальоны перешли в атаку и быстро овладели первой траншеей обороны противника. Уже по самым первым донесениям стало ясно, что враг никуда не отошёл, что он находится на прежнем месте, в зоне воздействия всех запланированных огневых ударов. Артиллерийский налёт при всей краткости был настолько сильным, что создал у неприятеля впечатление начала артиллерийской подготовки. Приняв действия передовых батальонов за общее наступление наших войск, фашисты попытались всеми огневыми средствами остановить их.

Командующий на это и рассчитывал. Передовые батальоны, заняв первую траншею, залегли между первой и второй. Именно в этот момент началась настоящая артиллерийская подготовка. Она продолжалась сорок семь минут. И была такой мощной, что, судя по целому ряду трофейных документов, противнику почудилось, будто длилась она не менее пяти часов.

«Начав артиллерийскую подготовку, — вспоминал Иван Степанович, — мы, вопреки обыкновению, не оттянули назад передовые батальоны, занявшие первую вражескую траншею. Каждая батарея была привязана на местности по координатам от общей геодезической сетки, так что мы действовали с расчётом, как говорят, стараясь попасть комару в глаз. На картах у всех артиллерийских наблюдателей и командиров батарей имелось точное начертание первой траншеи, уже захваченной нами, и положение второй траншеи, где ещё находились немецко-фашистские войска».

От артиллеристов требовалось только одно — точная работа. И они не разу не ошиблись. Во всяком случае, на сей раз на всём фронте наступления никто не подал тревожного сигнала: «Прекратите, вы ведёте огонь по своим».

Наоборот, эффект от такого нововведения был очень выигрышным: он сберёг много солдат и нанёс колоссальный ущерб противной стороне. Взятый в плен командир полка 304-й пехотной дивизии заявил: «Я был поражён тем, как точно русские знали расположение штабов, командных и наблюдательных пунктов. Мой полк был полностью парализован...»

Ещё с той поры, когда маршал приступил к составлению плана летнего наступления сорок четвёртого года на Львов, он всё чаще задумывался над дальнейшим ходом боевых действий по освобождению Польши, которая, по существу, стала первой крупной жертвой Гитлера во Второй мировой войне. К освобождению её городов он относился так же бережно, как и к своим, всегда стремился по возможности не окружать врага в самих городах, особенно многонаселённых, в которых находилось много исторических, материальных и духовных ценностей, а выталкивать его через специально оставленные с этой целью коридоры в открытое поле и там уничтожать. Этот тактический приём Конева, ещё раз ярко продемонстрированный при освобождении Кракова, был по достоинству оценён не только самими поляками, но и видными западными государственными и военными деятелями.

Так верховный главнокомандующий экспедиционными силами союзников в Европе Д. Эйзенхауэр, оценивая действия маршала в январской кампании 1945 года, заявил, что «русское командование особенно искусно использовало имеющиеся силы при наступлении в Польше...».

Ещё более определённо оценил действия советских войск У. Черчилль. В письме к Сталину он отмечал: «Мы восхищены вашими славными победами над общим врагом и мощными силами, которые Вы выставили против него. Примите нашу самую горячую благодарность и поздравление по случаю исторических подвигов».

Но особую признательность Красной Армии выражали жители самой Польши. Новое польское правительство в те дни телеграфировало советскому Верховному Главнокомандованию: «Польский народ никогда не забудет, что он получил свободу и возможность восстановления своей независимой государственной жизни благодаря блестящим победам советского оружия и благодаря обильно пролитой крови героических советских бойцов...»

На митинге в освобождённых Катовицах И. С. Конев говорил: «Мы, воины 1-го Украинского фронта, можем гордиться, что стали участниками исторических событий, возрождения Польши, новой народной Польши...»