Харченко разделил забойщиков на две группы. Одна из них пойдет с Марком Савельевичем по нижнему штреку, от уступа к уступу, вверх. Другая — с Иваном Влаховым по верхнему, вентиляционному штреку. Кто быстрее дойдет, тот и принесет спасение Шурепе и Малине.
— Но помните, друзья, — сказал Харченко, — в лаве неспокойно, все еще в движении. В завале наши товарищи, не мне вам говорить, что это значит. Но будьте осмотрительны. Новые жертвы — это не помощь, а новые беды.
Харченко должен был призвать всех к осторожности, этого требовало его положение главного инженера. Но сам-то он знал, что на каждом шагу их ждет там смертельная опасность. Знали об этом и Дудка, и Влахов, и все забойщики. Но так уж принято — просить беречь себя там, где эта просьба кажется смешной и невыполнимой.
Приехали горноспасатели — во время подземных пожаров или взрывов их роль велика. Но в данном случае все должны делать люди, хорошо знающие именно эту лаву, свойства именно этой породы, и, конечно, опытные забойщики. Левченко предложил горноспасателям установить связь с Марком Савельевичем и Влаховым. И вскоре по телефону из шахты был передан план Марка Савельевича.
Он пробрался по нижнему штреку к первому уступу и убедился, что дальше идти нельзя. Нет возможности очищать и завал — все здесь разрушено, и пробиваться в зыбкой, только-только обвалившейся и еще не устоявшейся породе тоже, конечно, нельзя. Что же делать?
Есть только один-путь — Марк Савельевич подчеркивал, что с этим согласны и все забойщики: прорезать новые уступы, новые ступени, пробивать новый проход в лаве, параллельно старому, заваленному. Из каждого нового уступа осторожно пробиваться к углу старого, и если Шурепа и Малина живы, то их найдут в одном из этих углов, «закутков».
Левченко и Харченко быстро подсчитали: высота уступа — шесть метров, проход к старому «закутку» — еще два метра, не меньше. Надо, стало быть, пройти примерно восемьдесят метров в лаве крутого падения, в своеобразной и очень трудной отвесной угольной стене. Да еще в условиях такой катастрофы, которая прошла здесь всего два часа назад.
— Нет, это безумие, — передали Марку Савельевичу по телефону.
— Это единственный выход, — настаивал Дудка.
— Самая высокая норма проходки — в обычных условиях — один метр в смену. Восемьдесят смен — это двадцать дней. Бессмысленно: если Шурепа и Малина еще живы, — они умрут.
— В том-то и дело, что мы собираемся пройти этот путь не за восемьдесят смен, а за шестьдесят часов, — внятно произнес Марк Савельевич и еще раз повторил: — За шестьдесят, ну, самое большое — за семьдесят часов.
Он понимал, какое впечатление это произведет на главного инженера, на начальника шахты и управляющего трестом, с которым он вел разговор. Он собирался подробно изложить свой план, но в это время Харченко крикнул:
— Я сейчас спущусь к вам.
Но до спуска главный инженер связался с Влаховым, который вел очистку вентиляционного штрека, — может быть, оттуда быстрее придет спасение? Влахов сообщил, что двигаются они крайне медленно — путь их измеряется сантиметрами. К тому же очищенный участок вновь был засыпан — пришлось все начинать сначала.
— Пойду к Марку Савельевичу, — сказал главный инженер и начал медленно спускаться вниз.
Он застал Дудку, Онуфриенко и Рудомана в узком проходе, который забойщики уже успели продолбить в толще угля и породы. Это была нора, крохотная пещерка, едва вмещавшая забойщика с его отбойным молотком.
— Ну, что у вас? — тихо спросил Харченко.
— Вот мы попробовали и думаем, что получится, — ответил Марк Савельевич.
Главный инженер посмотрел на Дудку, потом на всех забойщиков — таким людям можно верить. Это же не безрассудные юнцы, а опытные мастера своего дела.
— Что же вы предлагаете?
— Если мы будем пробивать узкий проход, вроде этой норы, и работать пятнадцать минут, а сорок пять минут отдыхать, то можно проходить метр в час или шесть метров в смену.
— Почему только пятнадцать минут?
— Если рубить с бо́льшим напряжением, ни секунды не отдыхать, не курить, бить и бить, то больше пятнадцати минут человек выдержать не может, — сказал Марк Савельевич.
— Так, разумно. Потом?
— Мы проверили — за пятнадцать минут Рудоман прошел четверть метра. Теперь пусть сорок пять минут отдыхает. Его сменит Степан или Григорий Онуфриенко, а за ним — по очереди, скажем, Малыш, Селихов…
— Ширина прохода?
— Один метр, — ответил издали Рудоман.
— А высота?
— Один метр шестьдесят сантиметров.
— А вы уверены, что сможете выдержать такое напряжение?
— Три дня — сможем, — ответил Рудоман.
— Может быть, спустить новых забойщиков — там многие просятся сюда, даже с других участков.
— Нет, — ответил Марк Савельевич, — я бы и этих отправил отдыхать. Здесь останется только четверо… Через шесть часов пусть придет новая смена, чтобы в каждом часе работать только пятнадцать минут. Но надо отбирать таких забойщиков, которые способны за те пятнадцать минут делать больше, чем за час в обычных условиях…
И началась невиданная даже в этих местах подземная эпопея. Каждые пятнадцать минут менялись забойщики, каждые шесть часов менялись бригады, каждый час измерялся путь, пройденный к лаве.
Только один человек не покидал свой пост — Марк Савельевич Дудка. Он не уходил отдыхать, делил со своими друзьями забойщиками все тяготы и опасности. Мало того — в наиболее трудные минуты он сам брался за пневматический молоток. Не потому, что забойщики уставали — об усталости тогда не было и речи.
Повторяем: новый узкий проход в лаве крутого падения четвертого участка представлял собой не прямую линию, а зигзаг — шесть метров вверх и два метра к углу старого уступа, к старому «закутку», где могли сидеть Шурепа и Малина. И эти-то два метра были самыми трудными и опасными. Ведь группа Марка Савельевича вторгалась в зону обвала, прикасалась к тем громадным массам породы, которые всё смели на своем пути и теперь, казалось, только задержались. Только тронь — и все поплывет, порушится, все начнется с новой силой. Что станет с теми, кто пробивался по новой подземной тропе? Они, конечно, крепят каждый пройденный сантиметр, действуют по всем правилам горного дела. Но разве стихия признаёт какие-то правила? Разве пласты породы станут считаться с замыслами людей?
И вот к самому «закутку» обычно пробивались Марк Савельевич и Степан Онуфриенко. Бывают моменты, когда командиру надо быть только впереди.
Этот чапаевский девиз Дудка помнил всю жизнь. И в старый «закуток», где по пятам людей ползла и пряталась сама неумолимая смерть, последние сантиметры к уступу проходил Марк Савельевич или Степан Онуфриенко. Они едва умещались вдвоем в узком проходе, в выдолбленной норе, но шли рядом.
Каждые полчаса по телефону сверху задавали один и тот же вопрос:
— Сколько прошли?
— Полметра, — отвечал Дудка.
График выдерживался с железной настойчивостью. Так были пройдены — первый уступ, второй… И когда вступили в зону третьего уступа, то ли Рудоман, то ли Малыш услышал какой-то стук. Не сигнал ли это? Пробились еще на полметра и снова прислушались. Какой-то далекий, едва слышимый удар, будто сама земля звала отважных людей, подбадривала в их подвижническом пути. «Стучит, как далекий дятел», — сказал Онуфриенко.
— Но под землей нет никаких дятлов, — усмехается теперь Дудка, — я понял, что это человек. На душе стало легко — стало быть, кто-то из них жив. Поверьте, последние три метра в третий уступ мы проходили не три часа, а два. Ну, может быть, с минутами.
Так через семнадцать часов был найден и спасен Анатолий Григорьевич Шурепа.
От него забойщики узнали обо всем, что произошло в лаве в момент обвала.
— Где может быть Малина? — спрашивали Шурепу и под землей и на поверхности — в своеобразном спасательном штабе, где были и Шалимов, и Левченко, и Харченко.
— Думаю, что в восьмом или девятом уступе, — я ему кричал: «Беги наверх!» — но он не ответил. Или я не расслышал. Треск и шум был порядочный…