— Ты что! — набросился на Владимира Сергеевича Пересвет. — Ты хочешь отпустить ее на экран, чтобы она там и пропала! Тогда лучше отдай ее нам!
— Но разик-то можно, — отмахнулся Макарон.
Перед камерой началось раскулачивание. Комиссары мочили мужиков, громили хутора, отбирали скот и самовары. Завязалась игровая потасовка, которая по сценарию должна была перетечь в тотальный погром с применением ножей и выстрелами. Владимир Сергеевич не отходил от Насти, которая играла почти закадровую роль дочери кулака.
Факт венчания кандидата Макарова с Настей скрыть от средств массовой информации не удалось, и аксакал почти на месяц упал в рейтинге. Развратник! — следовал вывод. — Женился на собственной падчерице, специально для этого заготовленной, то есть заранее удочеренной. Женился вопреки все еще не принятому Закону о снижении возрастной планки замужества.
Не женился, а венчался, пытались перебить тему пиарщики Макарова, но потом плюнули, потому что поняли: информация работает в плюсы. Настя засверкала на обложках глянцевых журналов, она только добавляла популярности Владимиру Сергеевичу. Это стало дополнительной клубникой сорта «Виктория» крупной и сочной, которую снимают с грядки немного недозрелой, чтобы не портилась в дороге.
Рейтинг кандидата Макарова восстановился. А затем рост его столбиков по темам и разделам даже и продолжился. Но как известно, за всяким взлетом следует падение.
Владимира Сергеевича и Настю без конца доставали журналы «Я молодой», «Здоровье», «Фитнес» и другие издания, которые стремились раскрыть и донести до читателя рецепты, коими пользуется стяжающий власть популярный политик в достижении столь высокого визуального результата. Телевизионные каналы сетями своих программ заманивали кандидата Макарова и Настю в самые посещаемые передачи, торговые марки волоком тянули эту крайне благовидную пару в рекламные ролики, где возносились витамины и кормовые добавки.
На рынок спешно выбросили новые коллекции одежды «а la McCaron». Там и не пахло Пиночетом. И не было в этих ажурных фасонах ничего от Саддама Хусейна. Да, это были одеяния из военных и маскировочных тканей, но с элементами гражданских режимов. Когда у человека военное нутро и цивильный облик — самое то для серьезных государственных постов.
Всемирная торговая ассоциация была завалена новым продуктом самого широкого спектра — от детских коллекций до тонких и изысканных бельевых наборов для серьезных дам и чувствительных особ. Особенно хорошо шло нижнее белье для настоящих мужчин — черный сатиновый низ и синий фланелевый верх. Рекорд продаж побили камуфляжные панталоны с двумя прорезами-ширинками для оперативного доступа и подступа — сзади и спереди. Поначалу они были пошиты в нескольких экземплярах специально для Макарона, потому что он с первого раза никогда не натягивал их на себя правильно — передом на перед. Эти обоюдоострые трусы модели «где голь?», будучи выставленными в Париже, заняли первое место. Мастера пошива получили баснословные заказы на эту модель от Министерства обороны Франции и от нескольких учреждений Министерства юстиции по исполнению наказаний. Следом потянулась продвинутая молодежь и пожилые парижане. Нарезая круги вокруг подиума кто пешком, кто в инвалидных колясках, они просто трусились от восторга и обещали отозвать от России часть своих требований по царским облигациям. Пунктус, Нинкин и Пересвет с Натаном, представлявшие модельный ряд, сначала чуть сами не кинулись шить, а потом догадались заключить два десятка контрактов на пользование патентом.
Кителя, шинели, матрешки с лицом кандидата Макарова и личиком Насти уплывали эшелонами, шли влет портреты и скульптуры с изображением ставшей гиперпопулярной политпары. Торговые ряды на Арбате выперло в переулки и на Смоленскую площадь, в районе которой пришлось перекрыть движение по Садовому кольцу. С патрульного вертолета, контролирующего трафик, все это торжище походило на многолапого крокодила с пастью в районе ресторана «Прага».
В связи с нарастающим ажиотажем было принято поспешное решение о принятии России в ВТО.
Старый Арбат, как средоточие и центр мировой торговли, кишел поделками и подделками в стиле под Макарона. Здесь сегодня формировалась мода на ближайшие четыре года.
После съемок настала пора посетить строящуюся ферму красоты, затеянную Пересветом. Шарлотта Марковна, поначалу воспринявшая в штыки предложение стать старшим фермером на социально значимом объекте, со временем согласилась и теперь не могла себя и представить вне новой заботы. Артамонов был прав — своих надо тащить до конца.
Кандидат Макаров, Решетов, Матвеев, Артамонов и ваш покорный слуга, прогуливаясь по окрестностям фермы, напоролись сначала на вокзал без железной дороги, который Владимиру Сергеевичу привиделся когда-то в его первых озарениях, а потом подошли вплотную к психиатрической больнице. Они посетили некоторые палаты, поговорили с главным врачом.
— Не совсем удачное место для агитации, — заметил главный врач. — Наши пациенты абсолютно аполитичны.
— Мы здесь по вопросу оказания негласной шефской помощи, — сказал Владимир Сергеевич. — Строим по соседству ферму милосердия.
— Ах, так это вы! А то мне говорили, какой-то с того света все это затеял. Тогда милости просим, — сказал главный врач. — От помощи не откажемся.
— У вас тут, насколько мне известно, должна находиться одна пациентка, — сказал главврачу Решетов. — Ирина Рязанова. Мы не могли посетить ее.
— А кто вы ей будете? — спросил врач.
— Мы учились вместе, — ответил Решетов.
Врач вызвался сопровождать. Мы переместились из кабинета в корпус, выходящий окнами в поле, и зашли в просторную палату. В центре пространства сидели молодые красивые женщины и распутывали клубки шерстяных ниток. Решетов сразу узнал Ирину. Она совсем не изменилась — была такой же молодой, одинокой и красивой. Время не тронуло ее. Она смотрелась такой же двадцатилетней студенткой-дипломницей. В ее руках не хватало лишь кленового листка. Решетов едва совладал с собою.
— Ну, здравствуй, Иришка! — сказал он и продвинулся к ней, чтобы взяться за руки.
Ирина заметно заволновалась и посмотрела на Решетова, как на клубок ниток, который уже не распутать. Будто в ее памяти уже давно не существовало такого пункта и не было даже зарубок на эту тему. Незнакомые образы вошедших смутили больных.
— Не волнуйтесь, это свои, — успокоил их главный врач.
— Артамонов, — подвел его Ирине Решетов. — Помнишь, он передавал тебе сборник анекдотов. А это Владимир Сергеевич Макаров — он баллотируется в президенты. А это писатель, — на ходу представил он меня, — а это Мат…
Ирина напряглась, и всем показалось, что она что-то вспомнила. Она встала от работы и рассказала несколько анекдотов. Потом к ней со своими короткими историями присоединились подруги. Анекдотам не было конца. Их поток прервало приглашение обитателей больницы на обед — звякнул колокол на храме. Все работницы без откланивания отправились в столовую.
Уходя, Ирина передала Решетову тетрадь со стихами. Он пробежал глазами несколько строф.
Ты приедешь потом в этот город. Негаданно.
Ровно двадцать пройдет не подвластных забвению лет.
Вздрогнешь ты под моими глазами-нагайками.
И едва устоишь на земле.
Нас опять приютит тот же домик, похожий на улей.
Восстановится все — от свечи до отрывков стихов.
Мы доступнее будем на двадцать сгоревших июлей.
Холоднее и дальше — на двадцать снегов.
Вновь свеча догорит, и нас выманит из дому полночь.
Безутешно под мост будет рваться шальная вода.
Нас бедою обдаст та же самая «скорая помощь».
Ты уйдешь до утра…
А сейчас ты уйдешь навсегда.