Записавая рассказы острожелающих, я брел от компании к компании.

Решетова обступили товарищи спортивной направленности. Шел разговор о серьезном подходе к жизни. Приложив ухо, я стал слушать.

— В бесконтактном карате, — ведал Реша, — слабое место показывают направлением удара. Но не бьют. Это принцип карате в дружбе. Друзьям надо показать слабое место, но не бить. Но, чтобы пробить доску, удар надо мысленно направлять в точку за доской. Тогда доска будет прошиблена как промежуточная стадия. В бизнес-переговорах, чтобы достичь маленькой цели, следует говорить о великом и о далеком, упрятывая искреннее намерение. И обязательно срастется. Люди клюют на большое и перспективное и, почти не торгуясь, выполнят малое и задуманное. Это принцип карате в бизнесе. Поэтому в жизни надо не бить, а только обозначать удар. И не провоцировать на начало боевых действий.

Выслушав кусочек карате, я подошел к кружку, в котором весело общались Макарон, Пересвет, Натан, Пунктус, Нинкин и Татьяна. Татьяна была арбитром и строго судила рассказчиков.

— Ну, а вы, так и будете жить бобылями? — спросил она Пунктуса и Нинкина.

— Почему? — ответил Нинкин. — Мы ходили в центр планирования семьи, у нас тоже может быть кто-нибудь появится, — сообщили он за себя и за Пунктуса, рассматривая и поглаживая по голове Дастина, юлящего на нижней отметке.

— А кто же из вас будет рожать? — с большим интересом спросил Натан.

— Мы еще не решили, — признался Нинкин. — Скорее всего никто, для нас родят в центре.

— Сейчас это уже недорого стоит, вы же знаете.

— Откуда нам знать, — сказала Татьяна, — на нас с такими задачами не выходят. А хотите, я рожу для вас?

— А вот этого не надо! — запричитали симбиозники. — Нам такого кукушонка будет не прокормить!

— Мне говорил мой друг Бурят, что нет четкой границы между мужчиной и женщиной, — сказал Владимир Сергеевич. — Есть тьма переходных форм.

Стараясь не спугнуть задушевного разговора, я пристроился к беседе в качестве наблюдателя с диктофоном.

— Я могу показаться бестактной, — продолжала пытку населения Татьяна, когда уже все изрядно подвыпили, — но мне кажется, что время зашивания суровыми нитками своих ртов давно прошло. И вот что я хочу в этой связи сказать. По моей простой бабской схеме любовное заигрывание и вычисление происходит так: я вижу объект, смотрю, как он выглядит, — в этот момент она повернулась к Макарону, — смотрю его на бронзовую грудь, на ноги, слушаю текст и делаю вывод — мой он или нет, и тогда приступаю к ухаживаниям. Макарону пришлось несколько отстраниться. — И ничего больше того, что я уже увидела, мне увидеть и узнать о жертве не предстоит. Надеяться на нечто большее, чем я вижу, не приходится. А вот как зажигаетесь вы, что влечет вас друг к другу? — обратилась она к окружающим.

— Видишь ли, — откликнулся на серьезный разговор Пунктус, — у нас, как у категории лиц, очень большой разброс возможностей. У кого-то в полном порядке одно и совсем нет другого, кроме как в голове. То есть он — он исключительно мозгом, а все остальное у него, как у нее. Есть такие экземпляры, у которых немножко, как у нее, а все остальное — как у него, включая мозги. И теперь, прикинь, какой смысл Натану, например, иметь дело с простыми людьми? Если у него уже был контакт с человеком, у которого кроме всего прочего есть еще море разных тайн и довесков? Это улет в квадрате. Или еще — она, например, почти не имеет того, что положено, но у нее есть то, чего тебе и в голову не придет, хотя и без яичек. Опять же свои прелести, и так далее. Набор переходных явлений бесконечен. Все это до сих пор не систематизировано. Ты всегда соприкасаешься с тайной, когда идешь на новый контакт.

— Покупаешь кота в мешке? — спросила Татьяна.

— Где-то так, — согласился Пунктус. — Поскольку внешне это почти ничем не определяется. Есть некоторые поверхностные признаки внутренних свойств, такие, как короткая шея с крыловидными складками, словно у шарпея…

— И что это обозначает? — спросила Татьяна и развернулась так резко, что я еле изловчился удержать на весу диктофон.

— Секрет для потребителя, — сказал Пунктус. — Это может обозначать или аномалию скелета, или девиацию локтевых и коленных суставов плюс высокое нёбо.

— Но как это все следует воспринимать практически? — не отставала Татьяна, полагая, что тормошит народец больше для меня, ведущего запись, чем для себя.

— Ничего, кроме того, что у субъекта то ли отрицательный, то ли положительный половой хроматин, — запросто объяснял Пунктус. — Признаки маскулинизации, гипертрофия некоторых частей тела, вирильное оволосение.

— И что это значит? — не отставала Татьяна. — Ты поясняй конкретней!

— Это значит, что у объекта рудиментарная матка, а трубы вообще отсутствуют, — пояснял Пунктус под напором, — а все остальное в полном порядке, и даже слишком.

Владимир Сергеевич слушал Пунктуса открыв рот. Он всю свою военную жизнь был врачом, но таких нюансов и специфики хлебнуть не пришлось.

— И как это может устраивать или не устраивать? — продолжала давить Татьяна.

— Прежде всего, тебя самого, — пояснил Пунктус. — Многие вынуждены идти на операцию по коррекции с учетом психосексуальной ориентации.

— Ну, а после операции что? — не отставала Татьяна.

— Если пить гормоны, то становится нежнее кожа, округляются бедра, легко перехватил разговор Пересвет.

— И человек превращается в оленя? Да? — пытливо спросила Татьяна.

— Картина складывается из ряда развивающихся синдромов, — влез с подсказкой Владимир Сергеевич. — Так ведь?

— Где-то так, — согласился Нинкин.

— Как это, из синдромов? — переспросила Татьяна.

— Поочередно становятся более чувствительными, например, подмышечные впадины и локтевые сгибы, — пояснил Пунктус. — А можно принимать гормоны таким образом, что паховые складки вообще не будут реагировать. Или, например, вырезать и заменить на что-то другое целиком весь оральный синдром. Или всасывательную функцию. На контакт нас тянет поначалу любопытство — что же там имеется в наличии? сколько того? сколько сего? В этом есть тайна. И потом неизбежное разочарование. Потому что выясняется, что опять нет того, что ожидалось. Мы никогда не можем быть до конца вместе, потому что есть надежда, что в жизни попадется человек с еще более обширным набором чудес плюс интеллект. Нас так мало, что многие или даже, точнее сказать, все не успевают до конца жизни найти хотя бы одного человека для себя. В нашей среде много трагедий. Чувства остры, а частота счастливых сочетаний настолько мала, что радуешься, как дурак, первому встречному. Природа оставила нам радость секса и лишила его практического смысла!

— Понятно, вас жалеть надо, — сказала Татьяна.

— Зачем жалеть? Мы свое получаем, — выставил блок Пересвет. — Это природа ничего от нас не получает, а могла бы. При таких всплесках эмоций, которые мы выдаем, такие бы детищи рождались! С таким интеллектом! А все впустую! Вот вы, что можете изобразить меж собой вдвоем в половом смысле? Ну, дуэт, а чаще соло, а мы — целый оркестр! Тут немножечко пройдешься, скрипочка нежно, но с продером, там достанешь, дотянешься — тромбончик, а потом уж в конце хабанера! барабаны! Тут столько печали! Все тонко и безнадежно, потому что природа в этом смысле за нас, а вообще — против.

— Я слышала, что смешение мужского и женского начал есть сатанизм, сказала Татьяна.

— Вполне может быть, — согласился Пересвет. — Потому что эмоции и муки после всего просто нечеловеческие.

— На вопросы о сексуальной паспортизации я привык отвечать: ночью все кошки серые! — сказал Натан.

— В последние годы Россия догоняет Европу по этому параметру. Тусовка без транссексуала — не тусовка, а безобразие, — произнесла Татьяна. — Я в свои кабаки постоянно их зазываю.

— Трансы относятся к полу, как к перхоти, — сказал Пересвет. Некоторые украшают тело такой татуировкой, что их можно читать, как книгу в четырех томах.