— А вы что — против магистрали? — спросила телезрителя Огурцова-старшая и растерялась.

— Я не то чтобы против, просто не пойму, при чем здесь товарищ Фоминат!? Он что, видел подобные магистрали? Или обобщил опыт их строительства в Европе? Вряд ли. Но он сидит и рассуждаете с таким умным лицом, будто Помпиду! А теперь, внимание, вопрос… — бросил в трубку Артамонов — и затих.

Огурцова долго напрягалась в ожидании вопроса, который Артамонов и не собирался задавать. Она разволновалась от тишины, возникшей и в эфире, и в студии, и стала извиняться перед телезрителями за заминку, смутилась и… неосторожным движением руки открыла ухо. Оператор привычно взял его крупным планом. Население прыснуло.

— Ну вот, а ты говоришь, не сработает, — сказал Артамонов.

Вскоре должников по кредиту вызвал к себе в банк Капитон Иванович.

— Верните кредит, парни, — плотно произнес он, — а то я не разовьюсь!

— Как мы вернем? У нас отняли здание, — сказал Артамонов. — Вы же знаете!

— Как хотите. Это ваши проблемы, — отвел лицо в сторону Капитон Иванович. — И давайте без заморочек. Мое дело предупредить. Мои акционеры просто икру мечут по этому поводу.

После безрезультатной встречи какие-то люди битой от бейсбола измочалили крышу микроавтобуса, который был припаркован у дома Макарона. Ночевавший в машине Бек от страха обгадил весь салон.

— Это серьезное предупреждение, — сказал Макарон, поднимая биту, брошенную налетчиками. — Дело разворачивается не на шутку. Деньги придется отдавать. Причем очень срочно.

— Где их взять так быстро? — спросил Прорехов. — Вот в чем вопрос.

— Я думаю, что как раз деньги им не очень-то и нужны, — сказал Артамонов. — Главное для них — лишить нас имущества, чтобы мы не могли действовать.

На следующий день из отдела по борьбе с организованной преступностью позвонил некий доброжелатель и, назвавшись реальным именем, сообщил:

— Мы вас хорошо знаем, друзья, и поэтому хотели бы сообщить о подслушанном нами разговоре. Мы не в курсе, в чем там у вас проблема, но вами занялась какая-то заезжая бригада при конкретной поддержке местных братков.

— Спасибо за предупреждение, — сказал Макарон. — Но все это очень странно. Раз вы знаете, что произойдет, почему ничего не предпринимаете?

Человек на том конце замолчал. Он не ожидал такого вопроса. В его задачу входило забросить информацию. Он добавил, что некая юридическая контора, обслуживающая долги по кредитам, будет работать над темой, опираясь на смотрящих за территорией.

В этот вечер дежурным по номеру должен был быть Макарон. Но в его присутствии всегда зависали компьютеры и все полосы приходилось переверстывать. Энергетика Макарона была настолько сильной, что в любом поле, куда бы он ни попадал, сразу возникали помехи. Именно перед ним захлопывались турникеты в метро и регистраторы билетов в аэропорту. Поэтому он всегда просил Ясурову подменять его в дежурствах — этих бдениях по выпуску.

Поздно вечером к Ясуровой в компьютерную комнату ворвались двое и запоздало спросили:

— А где Варшавский?

— В Америке, говорят, — сказала Ясурова без всякой задней мысли.

— В Америке? — удивились прихожане. — Тогда где Артамонов? Или Прорехов? Или Макарон? Где они?

— Макарон потащил всех в филармонию. Что ему передать? — спросила Ясурова.

— Ничего, — сказали хлопцы. — Скажите, что приходила служба безопасности банка «СКиТ».

Лишенцы в это время аплодировали «Хануме», которая шла в драматическом театре. После трех вызовов на бис Прорехов проснулся, привстал и как дурак захлопал еще.

— Очень низкий акустический импеданс, — сказал он.

Труппа, и без того выходившая с неохотой, собралась уже было по домам, но в пику выходке Прорехова решила сыграть по новой все второе отделение.

— Ну вот, дохлопались на свою голову, — сказал Макарон, чувствуя что финальный буфет уплывает, как минимум, еще на полчаса.

Прорехов с Улькой, подойдя после представления к дому, где они сожительствовали гражданским браком — Улька стирала, гладила, варила, а Прорехов сосредоточенно корчил из себя мужа — так вот, подойдя к дому, молодые обнаружили у своего подъезда чужую машину.

— Странно, — сказала Улька. — Я вижу ее не в первый раз. Подъедет, постоит и снова уезжает. Из нее никто никогда не выходит.

— Пасут кого-то, — сказал Прорехов.

— Стекла затемненные, — присмотрелась к темноте Улька, — и сколько там человек, непонятно. Вот видишь, опять — нас засекли и отваливают.

— Придурки какие-нибудь, — промямлил Прорехов, все еще находясь под впечатлением буфета.

Не успели они с Улькой войти в квартиру, как следом ворвались двое.

— Как будем отдавать долги? — спросили они, удерживая дверь от захлопывания.

— Из-под нас вышибли залог, — произнес Прорехов заученную фразу. — И вообще, дома я рабочими делами не занимаюсь. А по финансам у нас Артамонов. Подтягивайтесь завтра в присутствие, там и разберемся.

— В офис к вам мы заходили, вы от нас бегаете, — сказал старший наряда. — Когда будут бабки?

— У нас их нет, вы же знаете, — сказал Прорехов. — По крайней мере, сразу всех.

— Тогда будете отдавать равными лобными долями в течение года! сделала конкретное заявление урла.

— Минуточку, — сказал Прорехов и нагнулся развязать шнурки. — Я же отдал Мошнаку его дурацкое вино! Что ему еще надо?

Удар битой по голове отвлек Прорехова от дальнейших ухаживаний за обувью. Кровь не брызнула сразу по стенам, но лужа на полу образовалась порядочная. Прорехов упал, обхватив голову руками. Улька заорала на весь подъезд. Бойцы не обратили на вопли никакого внимания. По тому, как они бросили в угол комнаты бейсбольную биту, было понятно, что они не боятся последствий и действуют в рамках абсолютной безнаказанности. Они не попытались даже орудие преступления с собой унести, так сказать, вещественное доказательство.

— Даем три дня, — бросили они на прощанье. — Если не вернете банку деньги, прибьем ваши черепа к дверям «унитаза»! Но уже после того, как передадите банку все свое новое печатное оборудование!

Улька бросилась к телефону вызывать «скорую» и своих.

— Макарон, Артамонов, скорее сюда! — трезвонила она. — Прорехова убили!

— Как «убили»? — не соглашались с новостью друзья.

— Сильное сотрясение! — поправлялась Улька. — Наверное. На полу он лежит, короче!

Следом за скорой явился участковый, сославшись на то, что сводка поступила в дежурную часть УВД и в его обязанности входит явиться на место происшествия.

— Но мы никуда не заявляли! — сказала Улька.

— Вот и я о том же, — сказал участковый. Он как раз и пришел посоветовать Прорехову с Улькой не подавать заявления в милицию.

— Это будет означать, что вы не признаете долга, — растолковал он смысл сказанного. — И тогда никто не может ручаться за последствия. Вас поставят на счетчик и будут доставать всю жизнь. Лучше отработать в нормальном капитуляционном режиме.

Примчались Артамонов с Деборой и ребенком, в ожидания въезда в свой новый дом они снимали квартиру неподалеку от Прорехова с Улькой, потом принесся Макарон с собакой — ему от своего желтого терема было дальше.

Бек бросился к луже и принялся жадно лизать облитый кровью линолеум. Даже аксакал не смог оторвать его от этого занятия. Осклабившись, Бек подошел к бите и долго ее нюхал, запоминая понятный только ему узор папиллярных линий, оставленный пальцами налетчиков.

Участковый ушел.

— Что будем делать? — Макарон сделал попытку устроить некое подобие мозгового штурма и забрал для коллекции вторую биту.

— Завтра с утра надо идти к Мошнаку, — сказал Артамонов. Разговаривать нужно только с ним.

— Нет никакого смысла, — воспротивился Макарон. — Этих ублюдков он наверняка направил сюда сам. Они работают в одной упряжке. Такие парни за мертвые дела не берутся, потому что просчитывают все до мелочей. Там, где ничего не взять, они не появляются. Понятно, что наши печатные станки подвисают. А с ними и все остальное.