Она переместилась под покрывалами, и Шон почувствовал, как она уступила, когда он прижался поближе и провел рукой по ее напряженной спине.
– Сделай это. Положи руку между ног, – убеждал он, его голос с бархатистой нежностью касался ее шеи. – Я даже не могу тебя видеть. Ты же под покрывалом. Все скрыто. Просто сделай это. Доставь себе удовольствие.
Ей потребовалось много времени, чтобы достичь оргазма. Шону нравилось держать ее, настраиваться с ней на одну волну, чувствовать напряжение, когда она пыталась кончить, но было пыткой ощущать сексуальную энергию, вибрирующую в ее красивом теле, и держаться в стороне. Терпеливо ждать.
Наконец Лив достигла оргазма. От удовольствия она содрогнулась и задрожала, и тело Шона пронзило невероятное блаженство, заставив ловить ртом воздух.
Каждый раз он наступал на одни и те же грабли, только усугубляя ситуацию. Каждый раз, когда Шон ее трахал, он словно в бреду тонул все глубже и глубже в водовороте, который сам и создал.
Он погладил ее волосы, разделяя их, пока губами и кончиком языка не коснулся влажной кожи, ощущая вкус соли и сладости.
Притворяясь, будто он ловкий, уверенный в себе соблазнитель, у которого все под контролем, а вовсе не отчаявшийся мужчина, который развалится на части, если она ему откажет, Шон спросил:
– Лив, ты меня сейчас хочешь?
Он не смог скрыть потребности в своем голосе, хоть и стыдился этого. Вся его глупая болтовня в любом случае сводилась к просьбе.
Она кивнула. Шон чуть не разрыдался от облегчения.
– Скажи, что ты хочешь меня, – сказал он. – Скажи вслух. Я должен услышать.
Лив повернулась и посмотрела на него. Ее глаза наполнились слезами.
– Я тебя хочу, – просто сказала она.
Шон схватил покрывала и отдернул их в вниз, обнажая ее тело. Футболка задралась над ее великолепной задницей. Он стащил футболку через голову Лив, от чего волосы упали ей на лицо, и отбросил в сторону.
– Перевернись.
Она покачала головой и снова прижалась лицом к покрывалам. Шон уставился на ее сочный зад, его дыхание участилось. Великолепно. В этой позе будет еще лучше.
Он возился с презервативом, который засунул под подушку, раскатывая его по себе дрожащими пальцами. Встав позади Лив, он начал поглаживать ее атласные, гладкие ягодицы, нежно двигая рукой между ее бедрами. Лив раздвинула для него ноги и со вздохом приподняла попку, когда Шон дразнящее приоткрыл ее пухлые, блестящие, розовые губы. От смелых ласк ее тело трепетало, пока он повсюду наносил горячую смазку, чтобы облегчить доступ.
Они оба застонали, когда Шон яростно вторгся в ее тугие и роскошные глубины. Он напрягся и начал действовать красиво и медленно, но ритм все равно ускорился. Лив сама поощряла его, приподнимая зад, молча требуя, чтобы он входил глубже и сильнее.
И он делал, как она хотела, потому что не мог иначе.
– С этим ничто не сравниться, – шептал он. – Во всем мире нет никого, как ты, принцесса.
Лив рассмеялась, но звук был прерван задыхающимися всхлипами с каждым тяжелым ударом.
– Да ладно. В этой позе я могла бы быть для тебя кем угодно. Ты мог бы быть гунном Аттилой [46], а я – Софи Лорен.
Эта шутка застала его врасплох и привела в ярость. Шон коснулся рукой шеи Лив и отклонил ее голову назад.
– Не имеет значения, в какой ты позе. Я точно знаю, кого трахаю. Я знаю вкус твоего пота, вкус твоей смазки, запах твоих волос, каждый изгиб твоей задницы, талии и каждой косточки позвоночника. Каждую красивую родинку. Эту… – он поцеловал ее в лопатку, – и эту, и эти три. Я знаю эти ямочки на твоей заднице…
– Хорошо, ты меня убедил. Прекрати тянуть меня за голову.
Ее голос дрожал и задыхался, но она не казалась расстроенной. Шон расслабился, но не намного, чувствуя, что грубость взволновала ее. Он сделал круговое движение членом.
– Ты тоже меня знаешь, – сказал Шон. – Ты бы не спутала меня ни с одним из своих прежних мужчин. Правда?
Лив попыталась говорить, не получилось. Поэтому просто покачала головой.
– Тебе нравится эта поза, да? Я понял это по тому, как сжимается твоя киска, когда я потираю это местечко головкой члена.
– Шон… – Лив сжала простыню в кулаках.
– Она затягивает меня, будто просит остаться. Просит меня помассировать все эти сладкие, горячие местечки, пока ты… Да!
Она билась в конвульсиях. Шон оседлал ее, закрыв глаза и смакуя каждую секунду пульсирующей волны, затем заставил посмотреть ему в лицо.
– Теперь ты не похожа на фарфоровую куклу, – проговорил он. – Влажная, мягкая и сладкая. Этот ярко-розовый цвет сводит меня с ума.
– Ты уже спятил. – Голос Лив захлебнулся в стоне, когда он снова начал двигаться. Шон уткнулся в ее волосы, вдыхая голодными глотками этот горячий, влажный запах жимолости. Слизывая нежный вкус соли между ее лопаток.
Шон всегда мог проникнуть в сознание девушки, чувствовал, что ей нужно, чтобы возбудиться. Он без труда это проделывал с тринадцати лет. Но эффект никогда не удваивался, втягивая в ощущения и его самого. Лаская клитор Лив, он будто прикасался к себе. Каждое движение его члена было как сладкий удар кнутом взаимного удовольствия.
Шон подводил ее к оргазму, но был тут же, рядом с ней, дрожа на краю пропасти. Лив схватила его за руки, умоляя о большем каждым движением своего тела.
– Перевернись, – сказал Шон.
Она напряглась и обернулась:
– Зачем?
– Хочу поцеловать тебя. Хочу смотреть тебе в глаза.
Лив колебалась, но он вышел из ее горячих сжимающих ножен и перевернул ее на спину. Затем снова залез сверху и глубоко и сильно скользнул в ее скользкие глубины, сорвав вздох с ее губ.
– Еще раз, – сказал он. – Еще раз, и я кончу вместе с тобой.
Он убрал руки Лив от ее лица и широко их развел. Он не ограничивал ее в движениях, но Лив чувственно потянулась вместо того, чтобы сопротивляться. Это еще шире открыло ее для него, словно предлагая на блюдечке ее груди и шею. Грудь к груди, сердце к сердцу. Ломая плотины, извергая гейзеры.
Наслаждение прогремело, расколовшись об их сплетенные тела.
От Шона почти ничего не осталось после того, как он расправился с презервативом, а затем заполз обратно под влажные смятые простыни.
Он ревностно, крепко-крепко обнял Лив. Он был так же измотан, как и она, а может, и больше, но все, что мог сделать, – это уставиться на черный веер ресниц на румяной щеке. Его поражало, насколько она прекрасна, и он искренне боялся, что все это великолепие могло пойти наперекосяк из-за него.
Он мог совершить какую-нибудь идиотскую ошибку, дать Tи-Рексу прорваться сквозь его охрану и потерять ее. И даже если бы он убил Tи-Рекса, Шон понятия не имел, кто держал этого ублюдка на поводке. Существуют кучи наемных бандитов.
Он даже не знал, с чего начинать разгребать все это дерьмо. Пятнадцать лет назад он ничего не добился. Сейчас же у него было еще меньше идей.
Однако, даже если он разгадает эту тайну, не было совершенно никаких гарантий, что ему позволят остаться с принцессой. Он был вполне способен наломать дров даже без помощи маньяка-убийцы.
Шон портил все с тех пор, как себя помнил. Он сводил старого Эймона с ума непрерывной болтовней, необузданной энергией и безмозглой импульсивностью. Но даже самые суровые наказания, которые придумывал отец, никогда его не успокаивали, не затыкали и не учили здравому смыслу. Он всегда заканчивал тем, что еще становился еще активнее и настойчивее.
Шон знал, что Дэви и Кон любят его, но они всегда начеку, опасаясь, что он выкинет какой-нибудь сумасшедший фортель. Причинит боль себе или кому-то еще. Единственным человеком, с кем он мог расслабиться и успокоиться, и кто никогда не злился и не сердился на него, был Кев. И Лив, в тот короткий, но сказочный промежуток времени. А потом они оба исчезли.
Всю жизнь Шона переводили из одной тюрьмы в другую. Дегенеративная болезнь отца была первой, затем ад государственной школы. Курсовые были для него вроде шутки. А вот уживаться на одной площадке с власть имущими, держась в стороне от проблем, было тяжело. Но как бы он ни старался, в конечном счете, всегда все портил. Как и в колледже: потерял стипендию из-за какого-то потного послеполуденного перепихона с женой декана.
