– О, нет, милая. – Он задирал на ней блузку, пока его пальцы не коснулись теплой тонкой кожи. Затем вытащил ужасный на вид нож.

Кровь застыла у Лив в жилах. Его блестящие губы растянулись в улыбке, демонстрирующей большие зубы.

– Нам надо поговорить, – дружелюбно сказал похититель.

Лив уставилась на него, моргая.

Он засмеялся.

– Надо же. Я совсем забыл об этой незначительной детали. – Он схватил ленту, запечатывавшую ей рот, и дернул.

Воздух ударил в пересохшее горло, вызывая кашель. Лив едва осознала, что тонкий, пронзительный, дрожащий голос принадлежит ей:

– Кто вы?

– Тот, кто задает вопросы. – Он коснулся ее лица кончиком ножа, рисуя узоры на щеках.

Словно загипнотизированная, Лив смотрела на лезвие. Было щекотно. Ее мысли мчались с огромной скоростью. Что она могла знать такого, что могло его заинтересовать? Ради бога, она всего лишь библиотекарь. Пусть и претендовавший на звание продавца книг. Что ей нужно сказать, чтобы продержаться достаточно долго? Чтобы появилась хоть какая-то надежда на спасение?

Да, верно. Она сама организовала собственную смерть, ускользнув прежде, чем кто-то смог бы поднять тревогу.

– Чего вы хотите? Это вы посылали мне электронные письма? И сожгли мой магазин? И установили бомбу?

– Конечно. Кто же еще может так сильно тебя любить? – В его голосе были монотонные напевы. – Не трудись кричать. Тут на мили вокруг никого нет.

– Вы следили за мной? – Лив попыталась сглотнуть. – Сегодня утром?

– Я слежу за тобой уже много недель, – сказал он. – Это было очень легко. Глупая девчонка. Ты сбежала в полном одиночестве. Дурочка Оливия. Я установил датчики давления под всеми сидениями. Я знал, что во второй раз ты воспользуешься этой машиной. Я все продумал, видишь ли. Потому что я сильно тебя люблю.

Его дружелюбный тон имел странный контраст с бессмыслицей, которую он нес.

– Послушай, пупсик. Мы должны поторопиться, если хотим выкроить время для страстного физического знакомства, о котором я мечтал. – Мужчина засмеялся, когда Лив отпрянула от него. – Я люблю, когда они строят из себя недотрог.

– Что вы хотите узнать? – прошептала она.

Он прижал кончик ножа к местечку под ее ухом. Застыв, Лив уставилась на рукоятку ножа.

– Где записи? – спросил он.

Она моргнула в полном недоумении.

– Записи?

Нож надрезал кожу. Капли крови потекли вниз по шее. Горячо, медленно и щекотно.

– Не в твоих интересах разыгрывать из себя идиотку.

– Клянусь, я понятия не имею, о чем вы говорите.

Мужчина издал театральный вздох:

– Говори мне, что тебе сказал Макклауд. Расскажи о его альбоме. Что в нем было, и куда он делся.

– Макклауд? Я не видел Шона пятнадцать лет, и он не…

Бах. От удара у нее зазвенело в ушах.

– Не Шон. Другой. Его брат. Не будь дурой, Оливия. Это меня злит. Сейчас я мил и нежен. Тебе не захочется видеть меня злым. Поверь.

– Я не знаю его братьев! Дэви и Кон старше его. Они уже уехали из города, когда я встретила Шона, так что я даже не…

Бах. Бах! От удара ладонью и резкого удара тыльной стороной руки голова Лив мотнулась из стороны в сторону. Глаза наполнились слезами.

– Не они. – Фальшивое дружелюбие испарилось. – Другой брат.

Лив зажмурилась.

– Вы имеете в виду близнеца… Шона? Кева? – Она запнулась. – Но Кев… Кев мертв.

– Близнец? – Он убрал нож. – Они были близнецами?

– Д-д-да, – ответила она, стуча зубами. – Идентичными.

– Хм. Интересно. Они не выглядели, как близнецы.

От осознания, что она дала ему то, что он хотел, Лив затопило заметное облегчение, но передышка была слишком короткой.

– Кевин Макклауд сказал тебе, где спрятал записи, – продолжил мужчина. – Я видел тебя через прицел винтовки. Я видел, как этот сукин сын отдал тебе свой альбом. Я никогда не забываю лица. Особенно такие симпатичные.

Его слова заставили ее распахнуть разум на триста шестьдесят градусов и сделать страшные выводы.

– О, боже, – прошептала она. – Вы говорите о том, что случилось пятнадцать лет назад? Те парни, которые преследовали Кева и пытались его убить… все это было правдой?

– Ты прекрасно знаешь, что это правда, – зарычал мужчина. – Мы не знали твоего имени, иначе я бы еще тогда о тебе позаботился. И этот упрямый ублюдок Кевин ни черта не говорил, что бы мы с ним ни делали. А мы очень творчески подошли к делу. Ты бы не поверила, какое сумасшедшее дерьмо мы испытывали на этом парне.

Лив попыталась стереть из памяти ужасные образы, вызванные его словами.

– Вы замучили Кева? – прошептала она. – Господи…

Он насмешливо поклонился ей:

– C’est moi [31]. Потом я увидел тебя по телевизору. Помнишь то интервью о твоем книжном магазине? Ты, должно быть, чувствовала себя довольно уверенно, да? Наверное, думала, что я сдался.

– Боже мой, – беспомощно прошептала Лив.

Он сорвал пуговицы с ее блузки кончиком ножа. Они отлетели и рубашка распахнулась.

– Где он спрятал записи?

– Я… я ничего не знаю ни о каких записях…

– Я начну с твоего уха. – Нож прижался ниже мочки ее уха. – Прости, что залью всю тебя кровью прежде, чем мы начали играть, но если ты настаиваешь…

– Нет! Пожалуйста! Он остановил меня у библиотеки, – сказала она дрожащим голосом.

– Что он тебе сказал?

Изо всех сил Лив зажмурилась, стараясь вспомнить.

– Он сказал… он сказал, что кто-то пытается его убить. Но не сказал кто.

– И он дал тебе альбом? Что ты с ним сделала?

Лив колебалась, ее трясло от страха.

– Мне не нужно беспокоиться об отпечатках пальцев или ДНК, – пробормотал мужчина почти безучастно. – Они никогда не найдут твое тело. Тут есть полиэтиленовая пленка, чтобы убрать всю грязь. Оберну в нее то, что от тебя останется, когда я закончу. Засуну тебя в милую глубокую и полную червей яму. Там уже все для тебя готово.

Лив отчаянно надеялась, что не обрекает Шона на смерть, говоря это:

– Он сказал отдать альбом его брату. – Ее голос был едва слышным.

– И ты отдала?

Она кивнула, как только могла с приставленным к горлу ножом.

– Расскажи мне все об этом альбоме, Оливия. Что в нем было?

– Э-э, эскизы, – пискнула она. – Я просто пролистала его. Пейзажи, кажется. Животные. Может быть, птицы.

– Что-то было написано?

– Он написал записку своему брату, – призналась она.

– Что в ней говорилось? – Его голос был пугающе нежен.

Ее глаза были полны слез. Лив ненавидела себя за отсутствие самообладания.

– Я не смогла ее прочесть, – выдавила она. – Это был какой-то странный шифр. Я ничего не знаю ни о каких записях. Видит бог, я хотела бы знать.

– Вот, значит, как.

Последовала долгая, жуткая тишина. Лив закрыла глаза, готовясь к тому, что он сделает с ней что-то ужасное своим ножом.

– Знаешь что? – спросил он таким тоном, будто открыл что-то важное.

Она осторожно приоткрыла глаза.

– Я тебе верю, – удивленно сказал он. – На самом деле. Ты бедная несчастная маленькая сучка. Ты действительно ни хрена об этом не знаешь, правда? Все эти хлопоты, расходы и разоблачение. Все зря.

Ее зубы стучали. Отвратительная усмешка расползлась по его лицу, убивая всякую надежду прежде, чем та смогла появиться в голове.

– К сожалению для тебя, такое положение дел больше не актуально. – Его лицо превратилось в маску сожаления. – Но теперь ты знаешь слишком много. Ничего личного, пупсик. Чтобы ты смирилась, я попробую сделать твои последние минуты очень чувственными. – Он распахнул ее расстегнутую блузку. Оставшиеся пуговицы отлетели, барабаня по окружающей ее пленке. Ткань уступила и превратилась в клочья. Нож перерезал ленту, скрепляющую чашечки ее лифчика.

– Люблю смотреть на обнаженных девушек. Никогда не уставал от этого, – сердечно поведал он и, взявшись за пояс ее брюк, принялся за пуговицы.

Лив закричала. Схватив гвоздь, она сжала его пальцами, пока тот не впился в ладонь. А затем дернула с отчаянной силой.