Впервые за сутки Оля приближалась ко мне, причем стремительно.

- Мы едем на Самуи! Послезавтра! - заверещала она.

- Как на Самуи? Вы разве не написали, что хотите здесь остаться?

- Написали! А сейчас пришел Артур, просмотрел конверты и позвал нас с Жанкой в приват. Он на нас тааак орал, ты себе просто не представляешь! Жанна расплакалась, стала жаловаться, что не сможет выполнять нормы и что боится уехать отсюда с долгами, так он пообещал что-то изменить в ее контракте, они и сейчас еще общаются! Я в шоке, мне вообще не верится, что все так обошлось, без 'Фентези' и без 'Парадайза'!

- Ну да. Без него...

- Так а с тобой что?

- А я думала, ты имеешь в виду всех нас... Я написала, что хочу уехать, но с Артуром пока не виделась, так что ничего еще не знаю.

Я была вне себя от радости. Неужели мне так повезло? Неужели нас сразу вывезут из Паттайи и не придется ни дня работать на Уолкин? Надо же, как Артур переживал за своих девочек, кто бы мог подумать? Мог бы просто продать их паспорта и привезти себе кучу новых девок, так нет же - забеспокоился. Что ж, честь ему и хвала.

Меня на беседу никто не пригласил, и этому я была безумно рада - я предпочитала молча уехать, без общения с боссом.

Но наступил следующий день и Камила объявила список тех, кто поедет на Самуи. Он состоял из пяти имен, включая Жанну, Олю, Алену и еще каких-то двух девочек из 'Фентези', и не включал моего.

Я была разрушена. Если раньше грело хотя бы то, что рядом были подруги, то теперь я должна была остаться совсем одна. Казалось, для того, чтобы еще сильнее расковырять рану, нам объявили, что три человека все же остаются работать в публичном доме. Боязно и интересно было узнать, кого еще сломил 'Фентези' и на кого наплевал Артур. Ими оказались Лана, Олеся и Лиля. Узнав, я даже усмехнулась - ну да, кто же еще, кроме тех, с кем я была более или менее близка.

Последний день прошел в бесконечных разговорах, убеждениях, что все мы непременно будем общаться в сети и созваниваться по телефону, что меня скоро тоже отправят к ним и все будет как прежде. Ничего не будет как прежде. Нас всех разбросало, словно от взрыва. Причем так быстро. Еще два дня назад мы думали, что продлим контракт и будем спокойно отрабатывать отведенное нам время в Таиланде, а сегодня кто-то должен был начать паковать чемоданы, кто-то переносить вещи из одной гримерки в другую, а кто-то - переезжать в другие апартаменты и начинать новую 'карьеру'...

Теперь они будут раздвигать ноги, чтобы жирное волосатое пузо елозило по животу, использовать лубриканты и слизывать трихомонады... как же больно было думать об этом...как больно...

Вернувшись в 'Фэнтези', я словно попала в тыл врага без единого патрона. Я ненавидела это место лютой ненавистью. Я ненавидела новеньких девочек, которые мне ничего плохого не сделали; ненавидела стареньких, которые вели себя как шлюхи; ненавидела залы с диванами, к которым липла попа; ненавидела грязную захламленную гримерку с маленькими шкафчиками, которые ничего не вмещали; ненавидела лица, мелькающие за стеклянной стеной офиса; ненавидела посетителей... Да, только одно слово описывало мое отношение к этому месту - 'ненависть'.

Сцена тоже была теперь местом пыток. Старый исцарапанный кольцами пилон на корявой, покоцаной каблуками сцене обещал незабываемые пируэты. Самый первый мой выход сопровождался таким количеством казусов, какого у меня не было за месяц выступлений. С первых секунд я слетала с подножки, пытаясь раскружиться, потом, сделав замах, так треснула ногой неосторожного посетителя, что тот втрое ускорился, пробираясь в узком проходе к своему месту. Потом я снова стукнула человека, но уже рукой, на которой болтались увесистые браслеты, и под конец случилась ну совсем уж катастрофа. Решив хотя бы в финале выступления сделать что-то стоящее, я закинула ноги на шест, замкнув их вверху, и собиралась раскрутить себя, занеся тело за пилон, в общем, сложно описать движение, опишу лишь суть произошедшего: вися вверх ногами, держась только лодыжками, я почувствовала, что моя кожа, словно подтаявшее масло, заскользило по трубе. По инерции я перехватилась руками, занеся их за голову и спасая ее от удара, но динамика трюка была такова, что я уже кружилась, и безопасно спуститься было просто невозможно. Я приняла удар на локоть, которым мне пришлось тормозить еще целый оборот, а потом неуклюже сползла, закусив от боли губу и тем самым завершив танец. Вокруг, казалось, никто не обратил внимания на все это безобразие, и только девочка, из тех многочисленных новеньких, которых я видела впервые, подойдя сменить меня, прошептала:

- Если ты упала лицом в грязь, сделай вид, что это маска.

Она подмигнула мне и начала свой танец, а я побрела в гримерку обрабатывать рану. Истоптанная фраза, брошенная коллегой, помогла - мне не было стыдно или неловко, мне было только больно, не более того. Мне было плевать, на все происходящее вокруг.

Все, что заработала на чаевых в прошлом месяце, я отправила родителям, зная, что им сейчас туго приходится на новом месте. Наступали суровые времена - ставку, которую обещали выплатить по окончании короткого контракта, задерживали, и все это попахивало просто очередным разводом. Я не расстраивалась, нет, мне просто все это было омерзительным. Я знала, что буду здесь не бесконечно, и что у меня все наладится. Нужно было только потерпеть.

Оттанцевав очередной раз, я нехотя двинулась собирать чаевые. Многие девочки продавали свои танцы как раз на этом этапе, чуть ли не засовывая голую грудь в рот клиенту. Я же прогуливалась между столиков, в ожидании своей очереди плясать на таблетке, вместо того, чтобы потащить кого-нибудь в приват. Когда я крутилась у платформы, готовясь сменить девочку раньше времени, меня дернули за руку. Я обернулась и увидела компанию афроамериканцев, которые громко смеялись и с ног до головы обсматривали каждую проходящую мимо девочку. Один из них обратился ко мне, задыхаясь от смеха:

- Привет. Мой друг хочет, чтобы ты ему станцевала. Сколько это стоит?

Я посмотрела на них и бросила, чтобы они отстали:

- Шесть тысяч.

- Ого, детка! Ты там сосать будешь, что ли? Просто потанцуй! - они снова разразились хохотом.

- На пососать у вас всех вместе не хватит денег, - я брезгливо отвернулась.

- Стой, извини, - все тот же парень снова схватил меня за руку. - Серьезно, я хочу, чтоб ты ему станцевала. Другие предлагают за три тысячи.

- Ну так соглашайся! Отличная сделка, - огрызнулась я.

Я продолжила свою рутину и через несколько минут уже забыла об этом никчемном разговоре, каких мне предстояло услышать еще немало.

После витрины я вернулась в раздевалку, чтобы переодеться в наряд для зала. По привычке я проверила телефон - там висело сообщение. 'Ян, прости, что снова обращаюсь. Маму нашли - она утопилась. Мне не за что ее похоронить. Отец все время пьет. Если можешь - помоги, пожалуйста'. Слезы хлынули из моих глаз, будто прорвалась дамба. Настя была самым добрым, честным, порядочным, безотказным, трудолюбивым человеком из всех, кого я знала. Мы сидели с ней за одной партой с самого первого класса, получали вместе первые двойки и пятерки, ходили на первые дискотеки и плакали на выпускном. Ее мама готовила нам бутерброды на продленку, учила делать цветы из бумаги и ругала, что допоздна гуляем... Со времен школы прошло десять лет, и общались мы крайне редко, но она по-прежнему была для меня другом, сестрой и отдушиной в трудные минуты. Несколько дней назад Вера Александровна пропала. Это случилось накануне дня моего рождения, и Настя впервые за много лет забыла поздравить меня. Она написала, что мать с самого утра вела себя очень странно и не вернулась из аптеки, просила, чтобы я прислала кого-нибудь из друзей на машине поездить поискать ее по знакомым. Тогда ее так и не нашли, а теперь это жуткое сообщение... Я не подозревала, что у них все было так плохо. Подруга моя всегда говорила, что все хорошо. Все так делают. Когда рушатся отношения с родными, когда нет денег на еду, когда муж пьет, когда у ребенка - синдром Дауна, когда друзья считают тебя неудачником. Мы все надеваем маски благополучия, никто не несет свою боль как знамя, зная, что в этом параде будет шагать одиноко, а другие лишь будут выглядывать через щели в своих заборах. Но стоит беде прийти - и все выползают из своих нор посочувствовать, поплакать. А где же мы, такие человечные, когда этот самый флаг развевается над головами близких? Где мы, когда нужно доложить пять копеек, чтобы незнакомцу хватило на проезд? Где мы, когда нужно присмотреть за стариком? Где мы, когда нужно сказать: 'прости', 'помоги', 'люблю'? Нет, нам проще зажечь свечку после трагедии и прикинуться набожными...