Разглядывая американского стрелка, Альфредо заметил, что дуло пулемета смотрит в противоположную сторону. Тем не менее, он догадывался, о чем тот думает. Хотя глаза американца скрывал солнцезащитный козырек, Гуахардо чувствовал его свер­лящий взгляд: стрелок явно прикидывал расстояние и угол от­клонения, нужный для того, чтобы сбить его машину. Полков­ник знал, что такие мысли вполне естественны — только пло­хой солдат стал бы в такой ситуации думать о другом. Впрочем, плохой солдат никогда не смог бы попасть в экипаж штабного вертолета.

Мысль о том, как близко от него люди, которые убьют его по первому приказу и без малейших колебаний, подействовала от­резвляюще. "Как все просто, — думал Альфредо. — Стоит стрел­ку повернуть дуло пулемета, прицелиться и нажать на спуск — начнется война. Как все легко и просто. И все же американец не сделает этого, во всяком случае, пока не сделает. Политики и дипломаты еще не доиграли". И пока последние ходы не сдела­ны, задача Гуахардо и неизвестного офицера в американском вертолете — соблюдать крайнюю осторожность. Сейчас любая ошибка может иметь последствия, которые будут стоить обеим сторонам больше, чем они могут себе представить.

Усилившаяся вибрация вернула Альфредо к действительности. Бросив взглад на американский вертолет, он заметил, что тот слег­ка выдвинулся вперед. Так вот чем объяснялась вибрация — его пшют старается не отстать. Полковник увидел, что лейтенант Бла­сио следит за каждым движением американского вертолета, в точ­ности повторяя все его маневры. Он понимал, что американец на­меренно увеличивает скорость, и Рафаэлю, несмотря на все его старания, за ним не угнаться. Американец специально дразнит его, как бы приглашая следовать за собой, пока хватит сил. А потом, резко увеличив скорость, он оставит Бласио далеко позади. Желая уберечь пшюта от незаслуженного унижения, Гуахардо велел ему приготовиться к выполнению резкого левого поворота: мол, он хо­чет показать американцам задницу.

Рафаэль с радостью отреагировал на приказ, поскольку тоже знал, что скоро отстанет. А так он хоть сможет показать амери­канцам, что, как пилот, он кое-чего стоит. Через несколько се­кунд он сообщил Гуахардо о готовности и велел всем держаться крепче.

— Отлично. Итак, на счет "три". Раз... два... три!

Как только он произнес слово "три", лейтенант рванул рычаг "шаг-газ", стараясь выжать из вертолета максимум скорости, и резко бросил ручку управления влево. Мгновение — и амери­канский вертолет исчез из вида, а с ним и земля внизу: выполняя крутой поворот, машина Гуахардо почти легла на бок. Будто чья-то мощная рука вжала полковника в кресло — сказывалось увеличение скорости и высоты. Когда они снова перешли на режим горизонтального полета, американца и в помине не было.

Довольный тем, что самолюбие пилота не пострадало, Аль­фредо приказал ему развернуться и прежним курсом следовать на Нуэво-Ларедо: ему не терпелось поскорее попасть в штаб гарнизона и потолковать с офицерами моторизованных частей, перед тем как они отправятся в ночной дозор. Он хотел донести до них всю серьезность момента. Сегодня девиз: "Здравый смысл и осмотрительность". Во время патрулирования границы каж­дый должен глядеть в оба и брать все на заметку, но при этом ни в коем случае не провоцировать американцев. Если в случае военного конфликта Мексика хочет снискать поддержку миро­вого общественного мнения, ей необходимо стать потерпевшей стороной.

Стоя в стороне, лейтенант Августин Марти следил, как верто­лет полковника поднимается в облаке пыли, вздымаемой винта­ми и реактивными двигателями. Даже после того, как вертолет, набрав высоту, устремился к следующему пункту назначения, Марти стоял, глядя ему вслед, будто ожидал, что полковник Гу­ахардо передумает и вернется. У полковника дел — по горло, а времени мало. Такой большой начальник не может объяснить все до мелочей каждому лейтенанту. Да он и не должен все объяснять — иначе зачем тогда лейтенанты? "Нет, — думал Марти, — нужно самому разобраться в том, что сказал полков­ник, и действовать соответствующим образом".

Возвращаясь к своему взводу, Августин ломал голову: что имен­но хочет полковник от него и его людей. Все понимали, что обстановка на границе сложилась самая что ни на есть серьез­ная. Стоит только послушать новости — и мексиканские, и те, что передавали на испанском языке радио- и телестанции Со­единенных Штатов, — чтобы усвоить: в отношениях между дву­мя странами много напряженности и недоверия. Даже самый тупой крестьянин в его взводе ощущал общую атмосферу трево­ги. Все это было ясно и понятно.

"Почему же тогда полковник, член Совета тринадцати, ото­рвавшись от своих важных дел, счел нужным лично прилететь в такую даль и говорить с людьми? — спрашивал себя Марти, медленно бредя по пыльной дороге. — Может, он сомневается, что армия сделает все, как надо? Илей в том, что он нам сказал, есть какой-то скрытый смысл? Наверное, все дело в этом. На­верное, полковник хочет, чтобы мы делали свое дело, но нена­роком не переусердствовали. А может, он имел в виду, чтобы мы выполняли свой долг, пока это не приводит к столкновению с американцами? А что прикажете делать, если американцы и вправ­ду каким-то образом нарушат границу и вторгнутся на террито­рию Мексики?". Лейтенант понимал, что нужно стараться не провоцировать американцев. Тут все было просто. Но значит ли это, что нужно уклоняться от конфликта любой ценой? А что делать, если американцы станут его провоцировать? И что мож­но считать провокацией?

Не доходя до места расположения взвода, Марти остановился и еще раз оглянулся в том направлении, где скрылся вертолет Гуахардо. Ну почему он сам не задал полковнику эти вопросы? Ведь была же такая возможность. Почему стоял, как чурбан, и тупо кивал, будто все понял, хотя на самом деле не понял ни черта? Неужели все дело в самолюбии, и он скорее пожертвует собой и своими солдатами, чем задаст вопросы, ответы на кото­рые так важно знать, какими бы элементарными эти вопросы ни казались? Неужели причина только в этом?

Тряхнув головой, лейтенант взглянул на свой взвод. Сержан­ты уже собирали людей, ожидая его возвращения и последних указаний. "Что ж, — подумал Марти, — полковник улетел. Те­перь все зависит от меня". Наскоро помолившись Деве Гваде- лупской и попросив ее хранить его и взвод, он уверенным шагом пошел дальше, стараясь ничем не выдать своих сомнений, гото­вый выполнить свой долг так, как подсказывает сердце. В конце концов, что ему еще остается? Ведь больше обратиться за сове­том не к кому. "Наверное, так бывало всегда, — устало думал Марти. — Всегда честь и безопасность страны зависела от ре­шений и действий младших офицеров и простых солдат".

Теперь Нэнси

Козак знала наверняка: она сделала большую ошибку, придя в офицерский клуб. Правда, от того, куда идти, мало что зависело — ощущение одиночества, неуверенности и беспомощности сопровождало ее повсюду. Вот она и подумала, что, может быть, здесь, в офицерском клубе, ей удастся отде­латься от этого чувства или хотя бы на время отвлечься.

Нэнси никак не могла привыкнуть к своей маленькой одно­комнатной квартирке. Это было место, где она спала, хранила вещи, принимала душ и переодевалась. Но оно еще не стало ее домом — местом, где можно скрыться от всего мира, рассла­биться и отдохнуть. Вместо того чтобы чувствовать себя уютно в маленькой

ннше, в надежном укрытии, Нэнси иногда казалось, что она попала в западню, что стены сжимаются, только усугуб­ляя ее одиночество. Так и не став убежищем, квартира превра­тилась в очередное место, откуда хотелось убежать.