Тинсуорти обследовал возвышенность, выходящую к Рио-Гран- де, когда его напарник заметил стоящий на пригорке светло- зеленый с белым вездеход пограничной патрульной службы. Поскольку в этом районе находились только они, Тинсуорти сразу понял, что это — машина Джея. Свернув с дороги, он направился прямо к неподвижному вездеходу, а напарник тем временем безуспешно пытался вызвать Стивенсона по радио.

Не доезжая метров сто, Кен внезапно сбавил скорость. На­парник посмотрел на Тинсуорти, потом — на машину Стивенсо­на, потом — опять на Кена. Тот, положив обе руки на руль, пристально вглядывался в стоящую впереди машину. Напарник, не понимая, почему они остановились, пытался понять, что так заинтересовало Тинсуорти.

—     

В чем дело? — не выдержал он.

—    

Что-то тут не так. — Подъехав ближе и остановив машину метрах в пятидесяти от вездехода, Кен снял ладони с руля и правой рукой расстегнул ремень кобуры. Левой рукой открыв дверцу, он стал вылезать, не спуская глаз со стоящей на пригор­ке машины. — Оставайся на месте и прикрывай меня.

Взгляд новичка испуганно заметался:

—     

Прикрывать? От чего?

У Тинсуорти не было времени на объяснения. Да и как можно передать новичку свои ощущения? Как объяснить ему, что про­бежавший по спине холодок подсказывает: что-то тут чертовски не так. Вместо этого он, по-прежнему не сводя глаз с пригорка, повторил приказ:

—    

Делай то, что я тебе сказал. Прикрывай меня и будь готов вызвать подмогу.

Не дожидаясь ответа, Кен стал шаг за шагом взбираться на пригорок.

Несмотря на жару, ему казалось, что кто-то положил ему лед на спину. Держа правую руку на кобуре, он медленно продвигал­ся к цели. Повернувшись лицом к вездеходу, он шарил взглядом то вправо, то влево, стараясь засечь малейшее движение. Под­нявшись до половины пригорка, он заметил, что на месте води­теля кто-то есть: уронив непокрытую голову на руль, человек не шевелился; можно было подумать, что он спит. Остановившись, Тинсуорти долго смотрел на него, потом обернулся и увидел позади свою машину с напарником. Новичок стоял под прикры­тием дверцы, опустив стекло и выставив дуло пулемета из окна. Покрепче сжав пистолет, Кен пошел дальше.

Не дойдя метров десять, он остановился, заметив на дверце машины неровную линию пулевых отверстий. Вытащив писто­лет и держа его обеими руками дулом вверх, он подошел еще ближе. Гудение мух он услышал раньше, чем увидел, как они облепили голову сидящего за рулем. Подойдя к машине, он бы­стро заглянул внутрь, потом огляделся вокруг. Не заметив ниче­го подозрительного, Тинсуорти приблизился вплотную и осмот­рел тело, навалившееся на руль. Это был Майкельсен. Кен про­тиснулся в кабину и, по-прежнему держа пистолет наготове, пощупал его шею, стараясь найти пульс. Хотя запах засохшей крови и испражнений, которые неизбежно выделяются, когда мышцы кишечника слабеют, подсказали ему, что Майкельсен мертв, он все же пытался отыскать пульс. Попутно он недоуме­вал, почему не видно крови, хотя запах ее отчетливо чувствует­ся. Тинсуорти понял это, когда перестал искать пульс и обошел машину.

Дверь с этой стороны была открыта. Рация была включена, и он потянулся, чтобы взять ручной микрофон. И тут увидел, что ноги Майкельсена в ковбойских сапогах буквально облиты кро­вью.

Набрав побольше воздуха в легкие, Тинсуорти взял мик­рофон и, вызвав главный пост, попросил прислать подкрепле­ние и санитарную машину. Диспетчер, которого эта просьба за­стала врасплох, не сразу соединил его с начальником. Тот оза­боченно спросил, что случилось.

—     

Ничего хорошего, шеф. Похоже, их прошили автоматной очередью, когда они остановились на пригорке и наблюдали за рекой. Стивенсона я еще не нашел. Дверь с его стороны откры­та, следов крови не видно. Попробую его отыскать.

—     

Запрещаю. Во всяком случае, до тех пор, пока не прибудет подкрепление. Оставайся рядом с напарником. Сейчас вышлем к вам вертолет.

—     

Не могу, шеф. Может быть, Джею нужна моя помощь.

—    

Кен, я сказал тебе: оставайся на месте. Ты меня слышишь?

Тинсуорти не ответил. Положив микрофон на сиденье, он

пошел разыскивать друга. А найдя его после поисков, которые, как ему показалось, длились целую вечность, пожалел, что не подчинился приказу командира.

Тело Джея Стивенсона Кен Тинсуорти нашел в овраге, у бе­рега реки. Сначала он услышал грызню дерущихся диких собак. Пойдя на шум, он увидел двух псов, которые глодали тело Джея, время от времени огрызаясь друг на друга. Не раздумывая, Кен опустил пистолет и выстрелил дважды, убив одну из собак и спугнув другую. При этом напарник, потерявший его из вида, напугался до полусмерти и доложил по радио, что их обстреляли.

Спустившись в овраг, Тинсуорти остановился, глядя на труп. Ему не нужно было читать надпись на табличку с именем, чтобы понять: лежащее перед ним тело принадлежит его лучшему дру­гу. Это зрелище — руки и ноги связаны, голова разможжена выстрелом в упор — оказалось непосильным даже для Кена. Упав на колени, он поднял глаза к ясному синему небу и зарыдал, оплакивая друга. Сначала, сотрясаясь от рыданий, он вопрошал у Господа, почему тот допустил такую ужасную несправедливость. Потом поклялся отомстить за смерть друга, громко выкрикивая сквозь слезы:

—     

Пожалей, Господи, того проклятого ублюдка, который убил Джея! Пожалей его, Господи!

Боевое оружие представляет ценность только в том случае, если им умеют пользоваться.

Ардан дю Пик

Наблюдая, как второй лейтенант

Козак в последний раз про­веряет взвод перед началом боевых действий, сержант первого класса Ривера предавался невеселым размышлениям. "Что тво­рится со вторыми лейтенантами пехоты? — недоумевал он. — Это их такими Форт-Беннинг делает, не иначе".

Больше года прослужив сержантом в одном и том же взводе, он находился под началом вот уже третьего командира — све­женького, только что из Форт-Беннинга. И каждый, приступая к службе, просто из кожи вон лез — был готов перевернуть мир и рвался лично возглавить штыковую атаку.

"Вот и этот новый лейтенант, женщина — прости, Господи! — такая же чумовая, как и первых два, и такая же нетерпимая. Может, дослужатся до капитанов, тогда поймут: сержанты тоже не такие уж дурни. Интересно, в полевой артиллерии и танко­вых войсках тоже подобное творится? — думал Ривера. — Ско­рее всего. В конце концов, лейтенант — он и есть лейтенант, что с него возьмешь? Может, первый сержант и прав. Он всегда советует своим взводным не бросать слов на ветер, когда име­ешь дело с офицером-новичком. Лучше завести его подальше в лес, взять хорошую дубину и отлупить до бесчувствия. А потом уже начинать учить уму-разуму. Это, говорил первый сержант, единственный способ, которым можно убить двух зайцев сразу: хотя бы частично выбить дурь, которой лейтенант набрался в Форт-Беннинге, и иметь уверенность, что он будет к тебе при­слушиваться".

Сегодняшняя операция была отличным тому примером. Взвод получил задание выставить охранение перед боевой позицией роты. Причем командир объяснил все предельно просто: взвод должен выдвинуться вперед и оттуда наблюдать за основными подступами к зоне боевых действий. Уиттворту требовалось одно — заблаговременно получить предупреждение о наступле­нии противника, чтобы иметь несколько минут в запасе и согла­совать стрельбу прямой наводкой, которую откроет рота, с ар­тиллерийским огнем.

Однако лейтенанту

Козак показалось, что будет гораздо луч­ше, если, вдобавок к этому, они организуют еще и противотан­ковую засаду. Ривера заметил, что цель охранения — обеспе­чить безопасность роты, вовремя предупредив ее, вот и все. Но лейтенант продолжала настаивать на своем: то же самое они обеспечат, устроив засаду.