Разговаривая с капитаном, Диксон почувствовал, что за ним наблюдает высокий мужчина в светло-коричневом костюме. Де­лая вид, что не замечает его взгляда, подполковник некоторое время продолжал слушать Керро, лишь изредка незаметно ко­сясь на человека в штатском.

Капитан увидел, что внимание собеседника что-то отвлекает, и оглянулся, а потом вопросительно посмотрел на Скотта, но тот, по-прежнему игнорируя присутствие высокого незнакомца, с непроницаемым лицом изображал, что внимательно слушает Керро. Наконец капитан понял, что Диксон намеренно не заме­чает этого мужчину. Он играл с ним в какую-то игру, ставя его перед выбором: вмешаться в разговор, тем самым проявив неуч­тивость, или сдаться и уйти восвояси. Поскольку капитан поня­тия не имел, кто этот человек, он, подыгрывая шефу, продолжал разговор. Диксон же, безмятежно потягивая пиво, продолжал свою игру. Постепенно незнакомец начал нервничать, и Керро, ре­шив, что пора кончать, замолчал и повернулся к нему лицом.

Дальше притворяться было невозможно, и Диксон, обернув­шись к мужчине в штатском, наконец соизволил его заметить. С ловкостью умелого актера он сменил непроницаемое выраже­ние лица на удивленное и, как ни в чем не бывало, проговорил:

—     

О, конгрессмен Льюис! Как приятно увидеть вас снова. Вы давно здесь?

Пытаясь не показать, что выходка Диксона его задела, Льюис спокойно ответил:

—     

Нет, подполковник, совсем недавно.

Диксон представил ему Керро:

—    

Вот, познакомьтесь. Мое новое приобретение, капитан Га­рольд Керро. Выпускник Виргинского военного института, ка­питан пехоты воздушно-десантных войск, обладатель медали "За безупречную службу", "Серебряной звезды" и "Пурпурного серд­ца".

Зная, что сам Диксон тоже заканчивал Виргинский военный институт, Льюис решил фгегка отыграться.

—     

Ну, и где же вы заработали свое "Пурпурное сердце", ка­питан? Может, похитили у какой-нибудь курсанточки в инсти­туте?

На миг Гарольд почувствовал себя беспомощным пехотин­цем, попавшим под перекрестный огонь двух противников. Он растерялся, не зная, как лучше ответить, и тут на помощь ему пришел Диксон.

—     

Черта с два, конгрессмен. Капитан Керро принадлежит к старой гвардии. Тогда мужчины были мужчинами, а девушки — подружками.

Льюис понимающе улыбнулся.

—    

Вот оно что! Теперь я вижу, почему вы возложили именно на капитана Керро руководство программой, которая должна оценить возможность использования женщин в качестве строе­вых офицеров.

Ответ конгрессмена обрушился на Диксона, как удар увеси­стой дубины. "Что же, поделом мне, — подумал он, — нужно было хорошенько подумать, прежде чем затевать с ним игры. Он, видать, тоже парень не промах".

Изобразив на лице улыбку, подполковник глотнул пива и спро­сил, чем может быть полезен.

—    

Я надеялся побеседовать с вами с глазу на глаз.

—     

К вашим услугам.

Отпустив Керро, Диксон провел Льюиса в патио.

—    

Так что я могу для вас сделать, конгрессмен?

Эд присел на край стола.

—     

Сегодня На встрече у меня создалось впечатление, что вы не особо довольны и разведданными, поступающими из ВРУ, и военными планами, которые вы нам представили. Более того, вы сделали все, чтобы подчеркнуть все отрицательные моменты плана. Меня, по меньшей мере, удивило, как офицер с вашей репутацией мог склонить командира к столь мрачному и песси­мистичному изложению ситуации.

Прежде чем ответить, Диксон взглянул на свою бутылку, встрях­нул ее и отхлебнул еще глоток. Сначала он хотел ответить уклончиво, но потом передумал. В конце концов, того, кто за милю чует обман, все равно не проведешь, а Льюис принадлежал именно к таким людям.

—     

Длинного Эла невозможно склонить к тому, с чем он не согласен. — Скотт сделал паузу и снова глотнул из бутылки, потом посмотрел Эду в глаза. — Вы правы, я вовсе не в восторге от того, с чем нам приходится работать — я имею в виду данные разведки. И еще я не в восторге от наших стратегических задач. Под стратегическими задачами я подразумеваю политические цели и задачи. А особенно мне не по нутру мысль, что есть люди, которые серьезно верят, будто можно воспользоваться амери­канской армией, чтобы исправить ошибки нашей внешней по­литики.

Захваченный словами Диксона врасплох, Льюис помедлил, прежде чем ответить. Хотя сам он не раз использовал те же доводы и говорил то же самое, только другими словами, обвине­ние подполковника подействовало на него, как пощечина. Член конгресса и видная

фиіура в Вашингтоне, он тоже был косвенно причастен к этому, олицетворяя собой и здравые, и абсурдные призывы, исходившие из этого города.

Диксон постарался скрыть усмешку: он видел, что Эда удивил и смутил его ответ. "Ничего, ты сам на это напросился", — подумал он. И все же не стоит забывать, что Льюис — член конгресса, а он, Диксон, — обычный подполковник, каких мно­го. Льюис — вершитель политики, а Диксон — простой вояка. Поэтому, стремясь ослабить возникшую между ними напряжен­ность, Диксон спросил:

—    

Скажите, конгрессмен, вы никогда не изучали кампанию Литтл Биг Хорн?

Довольный, что подполковник сменил тему, Льюис с готовно­стью поддержал разговор.

—    

Читать — читал, но серьезно никогда не изучал. А что?

—    

В 1875 году у нас в стране были люди, которые считали, что индейцы представляют "помеху" для осуществления их пла­нов. По их мнению, индейцы напрасно занимали земли, богатые полезными ископаемыми. И вот для того чтобы обеспечить про­цветание страны и, между делом, нажиться самим, эти дей­ствовавшие "из лучших побуждений" сторонники кампании при­ложили максимум усилий, чтобы такую помеху устранить. Дабы ускорить ход событий, они сделали ставку на слепую ненависть, которую белая Америка питала к краснокожим дикарям. А в качестве орудия использовали армию Соединенных Штатов.

Льюис поднял руку.

—   

Ладно, подполковник, можете не продолжать. Вы хотите сказать, что сегодняшние потомки прежних грабителей собира­ются развязать войну, и что защита своих границ — не оправда­ние?

—  

Вовсе нет, — невозмутимо ответил Диксон. — У меня нет никаких оснований утверждать, будто кто-то в Соединенных Штатах пытается спровоцировать этот кризис. Я только хочу обратить ваше внимание на то, что есть люди, которые, руковод­ствуясь самыми лучшими намерениями, Используют свое влия­ние, чтобы оказать политическое давление на правительство и вынудить его к опрометчивым действиям, способным привести к самым непредсказуемым и плачевным последствиям.

—        

Если это так, подполковник, то почему из всех военных только вы один так резко выступаете против этой операции?

Скотт снова встряхнул бутылку.

—       

Можно найти сколько угодно причин, чтобы промолчать. Прежде всего, есть принцип: мы — солдаты, и наше дело — не рассуждать, а подчиняться приказам. Национальную политику вершат президент и Конгресс, а не мы, простые служаки. Вам же знакомо старое правило: получил приказ — выполняй.

—    

Вы считаете, что это неверно?

—        

Кто я такой, чтобы решать, что верно, а что — нет? Но мой долг сказать, что возможно, а что — невозможно. Видите

ли, я верю в американскую военную машину. Но при этом не могу смотреть сквозь пальцы на недостойные' действия некото­рых людей в наших вооруженных силах. — По-прежнему держа в руке бутылку, Диксон наставил на Льюиса указательный па­лец. — Поймите, конгрессмен: каждый раз начиная боевые дей­ствия, мы тем самым оправдываем свое существование. Получая очередное задание, мы одной рукой отдаем честь, а другой тя­немся за новыми ассигнованиями: ведь пока у Соединенных Штатов нет врага или ощутимой военной угрозы, армия превра­щается в ненужную и дорогостоящую обузу. А малочисленная армия, не имеющая конкретных боевых задач, означает медлен­ное продвижение по служебной лестнице и сомнительные шан­сы добиться славы и почестей.