Командир 2-го батальона 13-го пехотного полка был вынуж­ден капитулировать. Извинившись за то, что распустил язык, он обещал всеми силами поддержать эту важную кампанию.

Неожиданный удар Длинного Эла, в основном, привел к же­лаемому результату. Нормой поведения стали готовность к со­трудничеству и неукоснительное повиновение. И все же в рядах дивизии оставались скрытые признаки недовольства и разногла­сий. Даже в части самого Диксона высказывались сомнения в том, насколько разумно направлять женщин в строевые подраз­деления. В последнюю пятницу, к удивлению подполковника, к нему явился капитан из его части, которому была поручена ко­ординация всей программы в дивизии, и попросил дать ему дру­гое задание на том основании, что он не может поддерживать эту программу. Уважая капитана за честность, Диксон, тем не менее, не мог допустить, чтобы офицер, отказывающийся под­держать программу равных возможностей, остался безнаказан­ным: он знал, что военнослужащим нельзя позволить выбирать себе задание по желанию.

По мнению Скотта Диксона, выпускника Военного института в Виргинии, имевшего за плечами двадцать один год службы и две войны, такое поведение для офицера было просто недопус­тимо. Всего за несколько часов капитана уволили из армии, а Диксон подготовил неблагожелательный отзыв, который в мирное время мог закрыть для него все пути к военной карьере. Вина капи­тана усугублялась тем, что он дождался самого последнего момен­та, чтобы объявить о своем решении, и то, что он сделал это именно в пятницу, окончательно загубив и без того обреченный уик-энд, дало возможность Диксону чуть ли не с радостью нало­жить на рапорт капитана уничтожающую резолюцию. Еще два месяца назад Скотт запланировал устроить долгий уик-энд, при­совокупив к выходным праздники по случаю Дня Независимо­сти, и вместе со своими двумя сыновьями и Джен Филдс, кото­рая была его любовницей в течение последних трех лет, от­правиться на остров Саут Падре.

Военный переворот в Мексике задержал возвращение Джен. Представившийся ей случай стать главным корреспондентом

WNN в Мехико оказался для нее слишком большим искушением, что­бы упустить его. И Диксон, хоть и был раздосадован, жаловаться не мог. В конце концов, она отказалась от более выгодного пред­ложения агентства, чтобы стать, как она сама себя называла, его походной подружкой. Потеря руководителя проекта АСОЖ до­вершила провал затеи с уик-эндом. Вместо того чтобы наслаж­даться с сыновьями морем и солнцем на острове Саут Падре, Диксон сидел в своем кабинете в Форт-Худе и вместе с офице­ром по личному составу подыскивал подходящую кандидатуру на должность нового "козла отпущения" для АСОЖ. Просмот­рев не одну дюжину личных дел, оба сошлись на кандидатуре новичка, только что прибывшею в дивизию, молодого капитана по имени Гарольд Керро.

Ожидая вызова к начальнику оперативною отдела дивизии, капитан Гарольд Керро пил предложенный ему кофе и наблю­дал за снующими вокруг него людьми. Он был выбит из колеи, узнав, что приказ о назначении в штаб бригады изменен — это больше отстраняло его от настоящей солдатской жизни. "На уровне бригады, — размышлял Гарольд, — у меня все же оста­валась возможность хотя бы изредка нюхнуть кроме навоза и порох. В штабе дивизии придется нюхать исключительно на­воз".

Пребывая в таком настроении, Керро в это утро не мог уви­деть в штабном персонале ничёго привлекательного. Все вокруг — и офицеры, и рядовые, — казалось, еле-еле двигались. В боль­шинстве линейных подразделений, где ему приходилось служить, всегда царили бодрость и подтянутость, что выражалось даже в манере разговора. Здесь же все явно слонялись без дела, по­груженные в свой собственный маленький мирок: пили кофе, шуршали бумагами и раздражались каждый раз, когда телефон­ный звонок грубо прерывал их размеренное времяпрепровожде­ние, требуя ответа. "Да, — думал капитан, — понадобится вре­мя, чтобы к этому привыкнуть".

Он продолжал размышлять о своей судьбе, когда, лучезарно улыбаясь, к нему подошел сержант и протянул руку для привет­ствия:

—    

Капитан Керро, я — сержант Айкен. Добро пожаловать.

Застигнутый врасплох, Гарольд встал, подал сержанту руку и,

слегка покривив душой, произнес:

—    

Рад попасть к вам.

Пока они обменивались рукопожатием, Айкен на миг взгля­нул капитану в глаза и понимающе улыбнулся:

—    

Уверен, что рады, сэр. Уверен, что рады.

Его улыбка и ответ не укрылись от внимания Керро, так же как и озабоченное выражение лица капитана не укрылось от Айкена.

—    

Подполковник Диксон готов принять вас, сэр.

Не ожидая ответа, Айкен повернулся, чтобы ввести Керро в кабинет. Поспешно поставив на пол чашку с недопитым кофе, капитан устремился за сержантом.

Когда он нагнал Айкена, тот уже стоял у дверей. Не говоря ни слова, сержант пригласил Керро войти, пробормотав ему вслед: "

Vaya

con

Dios"[1]. И хотя Гарольд ничего не ответил на его напутствие, про себя он удивился: почему, черт побери, сержант это сказал?

Кабинет был сравнительно невелик. Напротив двери стоял простой и удобный письменный стол. Вплотную к нему, перпен­дикулярно, стоял длинный стол и пять стульев. Слева от Керро находились мягкое кресло и приставной столйк, на котором ле­жали папки с архивом 16-й бронетанковой дивизии. Дальше, вдоль стены, располагался деревянный книжный шкаф, забитый военными справочниками, книгами по военной истории и ско­росшивателями всех цветов и размеров. На этой же стене висели две мелкомасштабные карты Восточной Европы и района Пер­сидского залива. Третья карта, висевшая на стене позади стола, представляла собой увеличенную схему Форт-Худа, на которой были отмечены все полигоны и тренировочные площадки. За столом, в большом рабочем кресле, задрав ноги на подоконник и попивая кофе, сидел, наблюдая за репетицией парада, сам под­полковник.

Гарольд остановился перед длинным столом, встал по стойке "смирно", отдал честь и отрапортовал:

—      

Сэр, капитан Гарольд Керро прибыл для прохождения службы.

Диксон слышал, как капитан вошел в кабинет, слышал он и язвительное замечание сержанта. Рокочущий голос молодого капитана, прозвучавший нарочито хрипло и мужественно, не удивил Скотта. На самом деле он почти ожидал, что капитан закончит доклад традиционным: "Готов

приступиїь".

Не поворачивая головы, подполковник отхлебнул еще кофе и только после этого, взяв чашку в левую руку, довольно небреж­но откликнулся на приветствие.

—    

Садитесь, капитан Керро.

Керро был неприятно поражен ленивой, чуть Ли не развязной позой подполковника. "Неудивительно, — подумал он, — что все его подчиненные бродят, как в полусне. Все идет сверху".

Вздохнув, Керро опустил руку и сел в торце длинного стола. Но Диксон, не обращая на него никакого внимания, продолжал смотреть в окно. За неимением лучшего занятия Керро повер­нулся к окну и тоже стал наблюдать.

Внизу, на плацу, марширующее подразделение как раз закан­чивало последний поворот перед тем, как выйти к трибунам. Командир батальона, в сопровождении четырех штабных началь­ников, уже поравнялся с трибунами, приветствуя принимающего парад офицера. Поскольку это была репетиция, парад принимал майор: он отвечал на приветствия и отмечал недостатки прохо­дящих мимо подразделений. Следом за штабом батальона шли роты; каждую возглавлял капитан и знаменосцы. Керро наблю­дал, как командиры рот отдают приказы. Сначала следовала под­черкнуто суровая предварительная команда: "Внимание!", пре­дупреждающая роту о следующей команде. И в тот же миг зна­меносец как можно выше вскидывал флажок. Это была дань старой традиции: так поступали в те дни, когда командир ис­пользовал флажок, чтобы передавать команды своим подчинен­ным, которые могли не расслышать их сквозь шум боя. После паузы командир отрывисто выкрикивал: "Направо равняйсь!" — то была команда к действию. Одновременно командир повора­чивал голову направо, а его правая рука взлетала вверх, отдавая честь принимающему парад. Флажок с резким звуком опускался вниз, сигнализируя о том, что дана команда к исполнению. В строю роты правая колонна продолжала смотреть прямо перед собой, в то время как в двух колоннах слева от нее все головы рывком поворачивались направо. Взвод сохранял такое положе­ние, пока командир не доходил до отметки, которая показывала, что замыкающая шеренга роты прошла трибуну. Тогда он давал команду "Готов!" и, после паузы, — "Равнение на середину!".