Трое, поезд Солзбери — Лондон, 14 июля 2010 года, 9:40

Стыдно сказать, но я просто вырубился. Мы сели в поезд, по-прежнему молча — говорить не хотелось, было беспричинно хорошо на душе. И Ники — мы заметили, что она успокоилась. Видимо, поняла, что именно случилось и почему не работает точка возврата. Стало спокойно ей, стало спокойно и нам.

Выпил чай, слушая, как Софи и Ники говорят об истории Стоунхенджа — и как провалился.

Когда очнулся, поезд стоял. Ники и Софи сидели за столом и о чём-то увлечённо беседовали. Я приподнялся — лежу на диване, кто меня туда положил?

— Авария, — София первой заметила, что я уже не сплю. — Авария на путях. Сказали, часа через полтора поедем дальше.

Интересно, а смогла бы Ники «починить» пути побыстрее? Или вообще не допустить, чтобы их сломало?

— Мама с папой привыкли, что я вечно опаздываю, — пояснила Ники, не оборачиваясь. — Пусть у них будет обычный повод поругаться со мной.

И они обе рассмеялись.

Я встал, всем телом ощущая, что спал в одежде. Когда вернулся к девушкам, там уже снова был чай. Вот теперь захотелось и есть, по-настоящему.

— Расскажи Брюсу, — попросила Ники, — а я пока закажу завтрак.

София отодвинулась, чтобы мне было где сесть за столом. И вынула из вороха исписанных листков один, с распечаткой карты Земли. Там были обведены кружочки.

— Это то, где нам нужно побывать? — поинтересовался я. — Это другие места, где есть проходы?

Софи кивнула, довольная.

— Она рассказала тебе о них?

София энергично помотала головой.

— Я сама. Ну, почти сама, правда!

Я улыбнулся — чувствовалось, как Софи гордится собой.

— Молодчина, Софи… можно?

Она протянула мне лист. Однако! Я заметил точку в Антарктиде, несколько — в Африке и Южной Америке. В основном все точки были в Евразии, в Европе и Средиземноморье — больше всего. Я вчитался в названия — Форт-Нокс, Северные Штаты, гора Олимп, Лысая гора в Киеве, безымянная точка в двадцати километрах от берега к югу от вулкана Эребус, пещеры в скале Улуру, Австралия; ещё одна безымянная точка к северу от озера Байкал… Крит, Трансильвания, гора Голгофа…скажу прямо, я слышал далеко не обо всех этих местах.

— Двадцать восемь точек.

— Нам нужно посетить всех их до полнолуния, — Софи постучала карандашом по столу.

— За одиннадцать дней??

Она кивнула.

— За десять, Брюс. Сколько успеем, столько посетим. Но лучше побывать везде.

— Почему такая спешка?

— Я не знаю пока, может, Ники объяснит. Я пока составляю план полётов, чтобы успеть. Придётся пожить в самолётах, — она рассмеялась. — Я и не думала, что буду так путешествовать!

Вернулась Ники, а следом за ней — проводник. Или официант? Мы принялись завтракать, причём мне жутко хотелось начихать на приличия и проглотить всё, не разжёвывая.

— Проголодался? — Ники посмотрела мне в глаза. — Я тоже. Софи, а ты?

— Слона бы съела, — призналась Софи.

— Это я могу тебе устроить, — тут же отозвалась Ники. — Ой… прости. — София чуть не подавилась — нельзя смеяться, когда ешь.

— Что там было, Ники? Что такого случилось?

— Вам всем было страшно, верно? — она обвела нас взглядом. — Мне тоже. Это значит, что проходы действуют. Это значит, что это развивающаяся реальность, прото-реальность.

— Я не понимаю, — призналась София.

— У вас должны были быть ощущения, видения, что-то вроде снов. Там всегда есть яркий свет и ощущение опасности. Верно?

Я рассказал про свой коридор. София — про то, что ей казалось, что она всплывает с большой глубины горячего океана, и что-то гонится за ней. Ники упомянула лабиринт, по которому она ходила — и чудовище шло по её следам.

— Подожди, не говори, — неожиданно выпалила София. Дотянулась до своего компьютера, минут пять сосредоточенно бегала мальцами по клавишам. — Рождение, Ники? Это рождение?

Ники вновь хлопнула в ладоши.

— Правильно, Софи, умница! Вы родились там, в одной из смежных реальностей. Каждый из нас, — она обвела нас взглядом.

— Я ничего не понимаю, — я ощущал себя непроходимым тупицей. Опасность, свет, при чём тут рождение?

— Тени живут здесь и сейчас, и нигде больше, — Ники оставалась спокойной, она видела, что я вот-вот взорвусь. — Люди живут повсюду, Брюс. Вас… нас не было в некоторых из реальностей. Это тест, Брюс. Самый простой тест, просто подойти к скоплению проходов. Если тебя не было где-то — ты там появляешься. Софи правильно сказала, это рождение.

— Что за реальности, откуда проходы, почему их двадцать восемь?

Ники посмотрела на Софи, та кивнула и потянула меня за рукав.

— Смотри, — она нарисовала гиперболоид вращения. — Так выглядят нити во времени. Чем дальше в будущее и прошлое, тем свободнее нити, тем меньше они напряжены. Мы вот здесь, — она постучала кончиком карандаша по самому узкому месту. — Понятно?

Это мне было понятно — уже понятно. Чем дальше во времени, тем слабеют изменения, которые мы вносим своими действиями.

— Часть нитей остаются почти нетронутыми, — София дорисовала несколько жгутов, которые отходили от узкого места в сторону. — Это то, где наших изменений почти нет. Чем больше область возмущений, чем чаще мы вносим изменения, тем больше таких обособленных пучков.

— Область возмущений?

— Это то, где мы меняем что-нибудь, даже если просто фиксируем, — указала Ники. Софи кивнула и продолжила сама. — Если изменения проводятся достаточно часто, такие жгуты постепенно объединяются. То есть могут объединяться. Как только плотность фоновой вероятности в жгутах становится выше некоторого порога, жгуты сливаются в обособленную реальность, с высоким потенциальным барьером на границе с нашей. Туда нельзя попасть фиксацией или через точки возврата.

— Плотность фоновой вероятности, — повторил я. — Потенциальный барьер. — Уже не хотелось сердиться, хотелось только, чтобы они замолчали.

— Прости, — София вцепилась в мою руку. — Я объясню! Просто мне нужны термины, мне приходится их придумывать прямо на ходу.

— А можно без терминов?

— Можно, — Ники взяла карандаш, принялась рисовать что-то вроде сотов. — Я тоже не очень понимаю в теории. Когда нитей становится много, они стремятся объединиться, Брюс. Никто пока не знает механизма или причины, есть только наблюдения — они объединяются. И часть нитей объединяется так, что наших изменений там нет совсем. И как только таких нитей становится много, возникает новая реальность. Та самая, в которую не попасть, как говорила Софи.

— А эти проходы?

— Есть… я не знаю, как сказать?

— Резонанс? — предположила Софи. — Созвучие?

— Да, верно, спасибо! Точно, резонанс. Наших изменений там нет, но есть много общего, Брюс. Много родственных событий, понимаешь? Ключевые события могут оставаться теми же, даже если реальность обособилась. Понимаешь? Великие открытия, войны, всё, что угодно, что затрагивает очень много теней сразу. Тогда туда всё-таки можно попасть, вот в таких особых местах. Там…

Ниже потенциальный барьер? — предположил я. Физику я всё-таки изучал.

— Верно, — подтвердила Софи. — И чем ближе ты к проходу, тем сильнее проецируешь себя в другую реальность. И если там тебя ещё не было, и ты не тень…

— …то я там рождаюсь. Понятно. Буквально? Мне там сейчас несколько часов от роду?

— Нет, — улыбнулась Ники. — Тебе столько, сколько и здесь. Скорее всего, ты там уже был.

— Был? В каком виде я там был?

— В виде тени. У неё… в него похожая на твою биография, может даже, твои и его родители выглядят так же. Но сейчас там появилась частица тебя, — она прикоснулась к моему лбу. — И когда ты пройдёшь через проход, ты «подселишься» в своё новое тело.

— Так, как ты подселилась к ней?

Ники кивнула.

— Как ты сама выглядишь? — тихо, почти робко спросила Софи. Доминик молча сняла с шеи свой медальон, открыла его. Два портрета. Один — сама Ники, здешняя Ники — на фото ей лет двадцать, не больше. И второе — девушка со смуглой кожей, тёмными, почти чёрными волосами — несомненно, с примесью азиатской крови. Взгляд у обеих был одним и тем же.