Все путем! (Геннадий Касмынин) Льды на реке ломает март. Апрель как вор в законе, И льдины стаей битых карт Разбросаны в затоне. Геннадий Касмынин В свои права вошла весна, Вокруг светлей и чище. И стаи воробьев, шпана, Спешат на толковище. Грачи, как крестные отцы, Глаза свои таращат, Везде домушники-скворцы Уже чего-то тащат. Барыга-мерин погорел – Мужик его треножит. А голубь, фрайер, ожирел, Взлететь и то не может. Лохматый пес сидит как вор И пайку ест из плошки. Крадется кот как сутенер, На тротуарах – кошки… Ворона, словно человек, Разинула едало. Сорока, падла, будто век Свободы не видала. Всех обогрел весенний свет, Длинны, как сроки, тени… И вот уже сидит поэт И ботает по фене. Кому кого (Борис Пуцыло) Не та, что есть, – Совсем иная Ты плакала легко во мне. Себя однажды вспоминая, Не думай плохо обо мне. Борис Пуцыло Не ты во мне, А ты – иная, Иная, впрочем, не вполне, – Себя однажды вспоминая, Тебе нашла себя во мне. Не я в тебе, А ты, родная, В моей запутанной судьбе, Меня однажды вспоминая, Себе нашла меня в тебе. Ты плакала, Ты мне внимала, Моя твоя рвалась к себе. Твоя моя не понимала, Того, что я себя в тебе. Косноязычно и занудно Тянулись мысли в полусне… И понял я: Конечно, трудно Не думать плохо обо мне. Страсть охоты (Яков Козловский) Страсть охоты, подобная игу, И людей покорила и псов… Занеси меня в Красную книгу, Словно редкого зверя лесов. Яков Козловский Вижу ряд угрожающих знаков, В мире зло громоздится на зло. И все меньше становится яков, Уменьшается племя козлов… Добротой в наше время не греют, Жизнь торопят – скорее, скорей!.. Жаль, что люди все больше звереют, Обезлюдело племя зверей. Век жестокий, отнюдь не толстовский… Скоро вовсе наступит конец. Лишь останется Яков Козловский, Красной книги последний жилец. Примета века (Лариса Васильева) И стала я приметой века: не волновалась, не ждала, от женщины до человека довольно легкий путь прошла. А мой талантливый ребенок был в непорочности зачат… Лариса Васильева Была я женщиной. На блюде мне был предложен бабий век. Мне захотелось выйти в люди, И вот теперь я – человек! Оригинальной быть решила, и это удалось вполне, ведь я не стряпала, не шила, поскольку это не по мне. Была допущена в печать я, не поэтесса, не поэт! И непорочного зачатья познала редкостный секрет. К несчастью, избежать пеленок до сей поры никто не смог. Но мой особенный ребенок зато талантливый как бог. И стала я приметой века, везде и всюду на виду. И вот теперь от человека я к божьей матери иду… В это лето (Иван Лысцов) Падают груши в саду августовском, Глухо стучат о траву… В тихой усадьбе, совсем по-толстовски Я это лето живу. Иван Лысцов Творческим духом я нынче питаюсь, Тихою радостью пьян. В славной усадьбе, где я обретаюсь, Множество ясных полян. В теплых лучах золотится деревня, Нежится речка и дол. Добрая баба, как Софья Андревна, Мне собирает на стол. С рани землицу пашу я не сдуру, Круп вытираю коню. Скоро, видать, про Каренину Нюру Роман большой сочиню… Про мед и деготь (Галина Чистякова) Невозможно не заметить Вам моих блестящих глаз! У меня медовый месяц! И уже не в первый раз. Галина Чистякова Не могу понять, хоть тресни, Где вы, юные года? Замечательную песню Хором пели мы тогда: «Юбку новую порвали И подбили правый глаз! Не ругай меня, мамаша, Это было в первый раз!» А теперь, прошу заметить, Манны с неба я не жду. У меня медовый месяц Десять месяцев в году! Я с избранниками смело То вожусь, то не вожусь. Надоело это дело – Через месяц развожусь. А потом опять как в воду, Не зевай да успевай… Да и что мне ложка меду? Ты цистерну мне давай! Но вину свою за это Мне придется искупать: Могут девушку-поэта В бочке дегтя искупать… |